Приговоренный к призме - Фостер Алан Дин. Страница 17

Четыре дня — это если считать время внутри скафандра. Для человека, идущего пешком без помощи механических мышц, это расстояние значительно больше.

До слабого сигнала маяка ему оставалось меньше, чем один день пути.

До маяка, который двигался внутри органического пространства. Даже если предположить, что Офемерт погибла, ее скафандр все еще функционировал. В таком случае он мог бы спасти скафандр и повысить свои шансы на благополучное возвращение на станцию.

А может быть, она все еще жива? Может быть, она ушла на сбор материалов, вовремя получила предупреждение об опасности, тем самым спаслась и ждала теперь сигнала к возвращению? Он мог бы сообщить ей всю необходимую информацию, и они бы вернулись вместе.

Вот только он знал, что на Призме он не обойдется без скафандра.

Скафандр жизненно необходим для его выживания. Он поддерживал нормальную температуру, снабжал пищей и водой, защищал своего хозяина от различных опасностей, обеспечивал связь, давал советы и даже развлекал. Все, что у него осталось, это легкий дневной костюм, который он прихватил с собой, чтобы носить внутри в пределах станции. Бронированная защита МВМ не шла ни в какое сравнение с костюмом из тонкой, нефункциональной искусственной ткани.

Но если он не решится на это, единственной альтернативой для него это останется лежать изо дня в день внутри мертвого скафандра и надеяться на то, что рано или поздно компания начнет искать своего заблудившегося исследователя. Когда-нибудь они до этого додумаются. Неприятность же заключалась в том, что этот день мог наступить только через многие месяцы.

К тому времени ему будет все равно, найдут они его или нет.

Несмотря на свои страхи, он хорошо выспался и утро следующего дня застало его за обыскиванием внутреннего помещения скафандра. Он обнаружил, что может левой рукой извлечь из хранилищ комплекта большинство концентратов, а также большую часть витаминов. Если он оденет на себя только нижнее белье, то из штанов от дневного костюма можно будет смастерить рюкзак. Тогда он обеспечит себя на несколько дней едой и средством ее для ее переноски.

Эвана Орджелла нельзя было назвать пассивной личностью. Несмотря на то, что судьба уготовила ему безвременную кончину, он отказывался принять это как неизбежность. Некоторые назвали бы такое поведение самонадеянным.

Эван определил бы его как стойкость под ударами судьбы.

Пусть его скафандр погиб безвозвратно, но ведь у него были и собственные ноги. Он очень много ходил пешком на Самстэде и считал, что находится в прекрасной физической форме. Он умел бегать и прятаться.

Человеческие существа уже миллионы лет и бегали, и прятались, вполне обходясь без спецкостюмов для выживания. А чем он, современный человек, хуже своих невежественных предков?

Нет, физически он сможет обойтись и без костюма. Психика, вот это другое дело. Он выходил наружу без специального костюма только два раза в жизни, и оба раза, когда шел с друзьями на берег моря покачаться на волнах. Бросая вызов опасности, они отказались от костюмов, которые предохранили бы их от ударов волны, от солнца и от соли. Это было тяжелым испытанием, но он выдержал.

Он почувствовал, что его бросило в дрожь, едва лишь он начал обдумывать план своих дальнейших действий. Это было интересно. Новый опыт.

Добро пожаловать на Призму! Он заставил себя выждать, чтобы восстановить контроль над своими мышцами, прежде чем открыть замки, которые запечатывали его внутри. Все открылись легко, при первом его прикосновении. Запасной выход в чрезвычайной ситуации, управляемый вручную, оказался немного сложнее, но, в конце концов, и тот поддался его усилиям.

Замок был открыт. Ему оставалось повернуть ручку на сто восемьдесят градусов и отодвинуть дверь. Он так и сделал, и как бы он ни боялся оказаться во внешнем мире без скафандра, еще больше он боялся того, что дверь не откроется.

Он с силой толкнул створку. Перед цыпленком, только что вылупившимся из яйца, он обладал тем преимуществом, что в отличие от него знал, какой его ожидает мир.

Если это, конечно, можно было назвать преимуществом. В тот момент он бы не отказался от блаженного неведения.

Глава 6

Когда он вышел наружу, его особенно поразили две вещи: невыносимая яркость дневного света, отраженная миллионами силикатных форм и какой-то особенный воздух, из-за чего он глубоко вздохнул. Особенный, но совсем неплохой, очень даже свежий воздух. Впервые с тех пор, как покинул

Самстэд, он вдыхал свежий воздух. Он резко отличался от атмосферы скафандра, он был таким же резким, как и свет.

Воздух не составлял для него проблемы. Это позволило ему сосредоточиться на проблеме зрения. Для того, чтобы хоть как-то видеть что-нибудь ему приходилось щурить глаза, и все равно из них лились слезы.

Следовало подумать о каком-то предохранении, если он собирается продвинуться хоть на сотню метров от скафандра.

Нырнув обратно внутрь, он добрался до иллюминатора и принялся искать способ вынуть его. Такого способа он не нашел. Иллюминатор был вставлен под воздействием высокой температуры и для того, чтобы его вынуть потребовалось бы полностью оборудованная мастерская. Поэтому следовало придумать что-то еще.

Пищевые концентраты были упакованы в тяжелые пластиковые пакеты. Он уже разорвал один пакет, чтобы изучить его содержимое, как ему пришло в голову, что у нет нет ни одного инструмента, даже походного ножа. Все было встроено в МВМ и закреплено так же надежно, как и фотохроматический иллюминатор.

Еще одна вылазка наружу и обследование окружающего пространства показали ему, что непосредственная опасность от плотоядных кристаллов ему не угрожает. Проливая слезы, как ребенок, он обошел вокруг скафандра и нашел то, что хотел: кусочек пузыристой травы, которую смял падающий скафандр. Ее изогнутый край казался достаточно острым.

Пластик поддался гораздо легче, чем он рассчитывал. Когда он закончил нарезку, он стал обладателем ленты в пять сантиметров шириной и тридцать длиной. Он наложил эту повязку вокруг головы и завязал узлом на затылке.

Он надеялся на то, что бегать с этой повязкой ему не придется.

Когда он высунул голову на свет и осторожно открыл глаза, то оказалось, что ему уже не так больно смотреть, хотя и не так ясно. Его первый опыт утилизатора оказался скорее удачным, чем наоборот. Он нырнул обратно в скафандр посмотреть, что еще можно использовать. Результат не обнадеживал.

Костюм для отдыха, который он собирался надеть по пути домой, превратился в грубый рюкзак. Штанины он завязал узлом и перетянул посередине поясом. В него много не войдет, но пока что ему особенно и нечего было нести. Больше всего его беспокоило, что он наденет на ноги.

Если его нижнее белье прохудится, он будет в состоянии выдержать жар солнечных лучей, но его легкие ботинки должны будут продержаться до конца, иначе его ноги превратятся в кровавую рану. Он еще раз возблагодарил судьбу за то, что дома много ходил пешком. По крайней мере его подошвы были покрепче, чем у кабинетного ученого.

Он впустую потратил полдня, чтобы извлечь из раздаточных устройств, вделанных в МВМ, оставшуюся еду. Без соответствующих инструментов он был обречен на неудачу, но это не помешало ему на чем свет стоит проклинать конструкторов скафандра.

До того, как он навсегда покинет скафандр, надо было сделать еще одно дело: он взял обмотки и обернул их вокруг носа и рта. Воздух хоть и казался свежим, но в нем было полно мельчайших кремниевых частиц. Он не собирался наживать себе силиконовую болезнь.

Экипированный таким образом, он глубоко вздохнул, благо температура воздуха была сносной, и вышел из скафандра в буквальном смысле голый и одинокий во враждебном чуждом мире.

Он проверил маяк на своем запястье. Маяк немедленно отреагировал, свечение сильное, батареи свежие. Свечение усилится и будет ярче, если он приблизится к другому маяку. Это было сделано для того, чтобы дать возможность оставшимся в живых после катастрофы найти друг друга. С его помощью он найдет маяк Мартины Офемерт. Радиус его действия был невелик, но он уже находится достаточно близко и маяк ему еще послужит.