Приключения Гаррета. том.2 - Кук Глен Чарльз. Страница 9

— Что? — по-настоящему заволновалась Мэгги.

— Как раз перед вашим появлением один мой друг, занимающийся тем же, что и я, предупредил меня о вашем приходе.

Конечно, сказать, что мы с Торнадой коллеги, — это некоторая натяжка. Торнада готова приняться за любую работу, лишь бы без труда и побыстрее наполнить свой кошелек.

— Он думал, что вы пожелаете, чтобы я замочил кого-то, и поэтому решил предупредить меня.

Улавливаете мой тонкий маневр? Даже дохлый логхир нечасто может принять Торнаду за мужчину.

— Замочить? Я?…

Мэгги прекрасно понимала арго. Вначале она слегка утратила душевное равновесие, но, похоже, быстро приходила в себя.

— Он не сомневался в этом.

Однако лично я сомневался в том, что она не сомневалась. Большая, любвеобильная, бестолковая, предприимчивая, нетерпимая и ленивая Торнада. Она уверена в том, что если не сможет кого-то умаслить или уговорить, то добьется своего при помощи доброго старомодного пинка в зад. Она остается всего лишь незатейливой деревенской девицей с простыми деревенскими замашками, и ее следует принимать такой, какая она есть.

Необходимо еще раз поговорить о Мэгги Дженн с Торнадой, если я сумею ее найти. Впрочем, вряд ли это будет трудно. Большая дуреха скоро объявится сама. Возможно, еще до того, как я буду к этому готов. Теперь хихикнул я и поставил себя на свое место, предположив, что она вернется на свое и позволит событиям развиваться предназначенным путем. Но после трудного путешествия на ее сторону стола оказалось, что события не получили дальнейшего развития. Неохотно — как мне показалось — она выскользнула из моих рук.

— Так не может продолжаться, если вы действительно хотите, чтобы я отыскал вашу дочь, — пробормотал я.

— Действительно. Вы правы. Дело есть дело, и мы не должны позволить природе встать на его пути.

Вообще-то я был готов разрешить природе поступать, как ей вздумается. Однако вслух произнес:

— Вернемся к делам… Я вовсе не такой, как вы обо мне думаете. Я работаю по законам логики и на основе фактов. Перед вами, мэм, деловой человек по имени Гаррет. Так не лучше ли будет, если вы начнете сообщать мне факты, вместо того чтобы соблазнять меня призывными взглядами?

— Не надо грубить, Гаррет. Мне так же тяжело, как и вам.

10

Итак, нам все же удалось добраться до апартаментов, принадлежавших Эмеральд — дочери Мэгги.

— Эмеральд? — удивился я. — А что же случилось с Жюстиной?

Эмеральд. Представляете? Куда подевались милые добрые Патриции и Бетти?

— Я назвала ее Жюстиной. Она себя называет Эмеральд. Девочка сама выбрала эту кличку, так что не смотрите на меня так.

— Как это «так»?

— Да так, будто выливаете на меня ушат помоев. Она выбрала себе это имя, когда ей было четырнадцать лет. Все стали ее так называть, и теперь я сама иногда зову дочь Эмеральд.

— Ясно. Эмеральд. Она так решила. Естественно. Теперь ясно, что произошло с Патрициями и Бетти. Они стали обзывать друг дружку Амбер, Бранди и Фанн.

— Со временем она может снова захотеть стать Жюстиной, — продолжил я. — Когда начинается серьезная жизнь, люди возвращаются к своим корням. Не желаете ли вы мне что-либо сообщить, до того как я приступлю к раскопкам в апартаментах?

— Что вы имеете в виду?

— Обнаружу ли нечто такое, за что вы могли бы пожелать заранее принести извинения?

О чудо из чудес! Она меня поняла.

— Не исключено, что обнаружите. Только я никогда туда не захожу и не знаю, что это могло бы быть. — Затем, как-то странно взглянув на меня, Мэгги спросила: — Вы настроены на ссору?

— Нет. — Однако я, может быть и бессознательно, не желал, чтобы она заглядывала мне через плечо. — Вернемся к вопросу об имени. Не могли бы вы рассказать мне о том, что вам известно, прежде чем я начну выявлять незнакомые для вас предметы и факты.

Она снова одарила меня тем же взглядом. Боюсь, мой голос действительно звучал слегка раздраженно. Неужели у меня начало развиваться стойкое отвращение к работе? Или я заранее злился, зная, что Мэгги начнет лгать и искажать факты, пытаясь подогнать все, что ей известно, под свое видение мира? Клиенты всегда так поступают. Даже когда понимают, что правда так или иначе выплывет на поверхность. Люди. Иногда они меня просто приводят в изумление.

— Имя Жюстина я дала дочери в честь моей бабки.

Я все понял по ее тону. Любой ребенок вышел бы из себя, узнав, что получил имя в честь какого-то старого пердуна, которого никогда не видел и на которого ему абсолютно плевать. Моя мамочка выкинула точно такой же фортель со мной и с моим братом. Я никогда не знал, что наши имена для нее значили.

— У вас на это были какие-то особые причины?

— Имя Жюстина постоянно присутствовало в семье. Кроме того, бабушка была бы обижена, если…

Обычная картина. Я не вижу в этом никакого смысла. Ребенка приговаривают к пожизненному страданию только из-за того, что кто-то мог обидеться. Три приветственных восточных клича:

«Дураки! Дураки! Дураки!». Неужели родители не понимают, кто остается обиженным на долгие, долгие годы?

В апартаментах Эмеральд мы вошли через небольшую гостиную. В комнате стоял небольшой письменный стол. На столе находилась масляная лампа, а рядом с ним — кресло. В помещении было еще одно кресло, диван, в который убирались постельные принадлежности, и небольшой открытый шкаф с полками. В комнате царила стерильная чистота, и жилье выглядело даже более спартанским, чем следует из моего описания.

— Она когда-нибудь баловалась наркотиками?

Чуть поколебавшись, Мэгги ответила:

— Нет.

— Почему так неуверенно?

— Пытаюсь решить. Дело в том, что, когда ей было четыре года, ее похитил отец. Затем какие-то друзья убедили его, что ребенку лучше быть с матерью.

— Не мог ли он и сейчас предпринять нечто подобное?

— Скорее всего нет. Он умер восемь лет назад.

— Да. Пожалуй, не мог. Как правило, покойнички не борются за право воспитывать своих детей.

— У нее есть приятель?

— У девушки с Холма?

— Именно у девушки с Холма. Так сколько же их у нее?

— Кого?

— Да приятелей. Послушайте. Верьте или нет, но для девушки с Холма сбиться с пути проще, чем для девицы из города.

Я привел примеры из своей практики, включая рассказ о группе девиц с Холма, которые ради удовольствия и новых впечатлений подвизались в Веселом уголке.

Мэгги Дженн испытала сильное потрясение и, казалось, была не в силах поверить, что ее ребенок может не соответствовать взлелеенному мамочкиным воображением образу. Ей не приходило в голову, что Эмеральд способна разбить сердце мамы. Она явно отказывалась понимать, почему люди совершают мерзкие поступки, если от этого не зависит их жизнь. Проституция как развлечение не входила в круг ее жизненных представлений.

Кстати, только средний класс не верит в проституцию.

— Вы же выросли не на Холме.

— Я признаю это, Гаррет.

Я подозревал, каким способом моя прелестная Мэгги сводила концы с концами в период между разводом с мужем и появлением кронпринца. Все это можно уточнить без больших усилий. Но нужно ли мне это знать? Пока, видимо, нет. Быть может, позже, когда ее прошлое начнет сказываться на ходе моей работы.

— Садитесь в кресло и рассказывайте об Эмеральд, пока я буду трудиться.

С этими словами я приступил к поиску.

11

— Насколько я знаю, — начала Мэгги, — у нее не было постоянного молодого человека. Наш образ жизни не открывает широких возможностей для знакомств. Общество нас не приемлет. Мы сами по себе образуем класс.

И весьма классный класс, надо сказать. Сообщество любовниц вовсе не мало. На этом благословенном Холме считается, что каждый мужчина должен иметь любовницу. Это как бы сертификат его мужской мощи. Если любовниц две — тем лучше.

— Неужели у нее совсем нет друзей?

— Очень мало. Наверное, девочки, с которыми она вместе росла. Может быть, кто-то из соучеников. В ее возрасте очень ревниво относятся к социальному статусу. Сомнительно, чтобы кто-то здесь позволил ей приблизиться к себе.