Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов - Митчисон Наоми. Страница 19

— Ты видел сон? — спросила она.

— Он пахнет тобой! — сказал он и странно посмотрел на нее.

— Это же моя шкура! — сказала она и потянула плащ к себе, потому что в эту минуту думала совсем по-медвежьи.

После этого они спокойно, как и раньше, утром и вечером вставали на колени молиться. Иногда вместе с ними молились другие христиане с корабля. Но с Киотом и Родином было по-другому. А корабль с каждым днем уносил их все дальше на север.

Наконец, они доплыли до места, где река стала совсем узкой. Здесь корабль разгрузился. Купцы с капитаном стали продавать то, что привезли с юга, товары из Византии и еще более дальних стран, вино, оливки, сушеные фрукты, ткани, стеклянную посуду, кувшины и чаши, мелкие предметы из золота и бронзы. Потом корабль снова загрузили шкурами, зерном, шерстью и товарами с далекого севера. Особенно ценился янтарь. Капитан показал ей, как кусок янтаря, если его потереть, притягивает мошку и может даже проглотить, — вон в середине другого куска мертвая мошка.

— Как воля Божья, — сказал Таркан-Дар, но Халла не поняла, что он хотел сказать.

Кораблю пора было поворачивать назад, на юг, в Ольвию, где он разгрузится, портовые крысы переметят товар, потом его снова погрузят и повезут за море, в Мароб и Византию. А те грузы, которые надо доставить на восток, будут переправлены на лодках по мелким рекам и по суше, и надо спешить, потому что подходит осень, скоро зима, когда много снега, медведи спят и никто никуда не ездит.

У Таркан-Дара еще оставались деньги, потому что остальные при расставании отдали ему почти все, что у них было. Это были греческие деньги, золотые, с маленьким уродливым изображением Порфирородного, здесь их взвешивали на весах, внимательно следя с двух сторон, чтобы все было честно. На эти деньги они наняли лошадей и отправились дальше с караваном, останавливаясь в каждой деревне. Таркан-Дар, как умел, говорил с мужчинами об оружии, войнах, охоте, местных обычаях, о Хольмгарде, где были суровые законы, но соблюдалась справедливость и спокойствие и никто не смел нарушать данного слова. Если бы Халла переводила, разговаривать было бы легче, но он ее об этом теперь очень редко просил, и она большую часть пути ехала позади мужчин и разговаривала сама с собой или с кем попадется.

Местные лошади, с которыми обращались, как со скотом, передавали из рук в руки и заставляли тяжело работать, были неразговорчивы, да и рассказывать им было не о чем. Кое-какие новости были у журавлей и цапель, кружащих над равнинами. Иногда им встречались вечно занятые бобры, не склонные к легкомысленным разговорам. Их сокровищем были бревна, и все их мысли были направлены на то, как их добывать.

Один раз Халла встретила маленького василиска, дремлющего в сухой траве. Она осторожно потянула его за хвост, и он проснулся, скосил глаза и уставился на нее, но то ли чары у него были слабые, то ли еще что, на Халлу его взгляд не подействовал. Он пожаловался ей на здешний климат, и она посоветовала ему полететь на юг, где жаркое солнце. Тогда он стал жаловаться на то, что там, где он раньше гулял, теперь полно людей, что мужчины и женщины перестали уважать василисков, и даже в Египетских Пустынях завелись отшельники, которые научились заговаривать им глаза сразу на несколько дней. И василиск потянулся одним крылом так, что на Халлу нахлынули давние воспоминания, и она спросила его, не видать ли на севере драконов.

— Одни саламандры, — грустно ответил василиск. — Никого огнедышащего.

Халла не очень ему поверила, потому что василиски хорошо видят только своих врагов, а на остальное не смотрят, но ей так хотелось узнать хоть какую-нибудь драконью новость!

Если она слишком сильно отставала, мужчины оборачивались и громко звали ее. Когда она сказала Таркан-Дару о василиске, он расстроился и почти рассердился на нее. По-видимому, он не хотел, чтобы она оказалась из тех женщин, которые разговаривают с василисками. После этого она до конца дня смирно просидела в седле.

Каждый день теперь приближал их к Хольмгарду. Каждый вечер они приезжали на новое место, расседлывали лошадей, поили их и привязывали на ночь, разводили костры, готовили ужин. Иногда им удавалось переночевать под навесом, построенном для путников, чаще они спали под открытым небом. Ночью вокруг них выли дикие звери, чуя еду, переговариваясь:

— Нападем? Осмелимся?..

Люди по очереди сторожили лагерь. Однажды ночью Таркан-Дар убил волка. Но больше, чем волков, путешественники боялись других людей, острых стрел и ножей в ночи.

Ночи становились холодней, а дни короче. Путники спешили, поглядывая на небо. Ветер нес ледяной холод, впиваясь в лица и руки, рвал плащи. Местность была совершенно плоской, иногда приходилось идти через болота. Но вожак каравана, который много раз здесь ходил, хорошо знал дорогу. В конце концов он вывел их к большой реке, похожей на ту, по которой они плыли, только эта текла на север. Расставшись с лошадьми, они сели в ладью. Заплатив за дорогу и за еду до Хольмгарда, Таркан-Дар остался без денег, даже продал одну из двух золотых нашивок с пояса.

Здесь недавно прошли дожди, река вздулась, бурая вода, несущая лодку, казалась густой и твердой, как сама лодка. Берега тоже были бурые, не очень высокие, но и не настолько низкие, чтобы что-нибудь увидеть за ними. Ночью плыть было опасно, и они приставали к берегу.

И вот до Хольмгарда осталось всего несколько дней пути.

— Что ты там будешь делать? — спросила Халла.

— Наймусь на службу к князю, — сказал он. — Найдем там священника и поженимся.

— Зачем поженимся? — спросила Халла, глядя на волны, катящиеся к северу.

— Потому что нехорошо все время путешествовать неженатыми, — сказал Таркан-Дар.

— Может быть, я с тобой не буду все время путешествовать, — сказала Халла.

— Конечно, мы не будем путешествовать все время. Мне заплатят за службу. Мы купим дом в Хольмгарде. Маленький теплый домик. Как только у меня будут деньги, я куплю тебе все, что нужно для хозяйства. И что захочешь для себя. Тебе понравится жить со мной в маленьком домике.

— Не знаю, — прошептала Халла, глядя в водоворот за кормой.

Она подумала, что не прочь была бы пожить в пещере, с глубокими мшистыми нишами, в которых поблескивает сокровище. Неужели он собирался принести в дом сокровище? Нет, не принесет, на героя он так же мало похож, как и на дракона. И на нее не похож. Кто же он, такой не похожий ни на кого? Почему уверен, что ей понравится жизнь в маленьком домике? Ей бы хорошо было в берлоге, притаившейся за камнями и еловыми ветками, которая уютно пахнет медведем, и чтобы перед сном ее облизал горячий язык няни Матулли. Разве в доме так же? Неужели Всеотец хотел, чтобы она жила в доме? Нельзя идти легко, если взвалить на себя дом: даже улитки с легкой раковиной идти легко не могут.

Наступил вечер. Они снова причалили к берегу, где тек чистый ручей. В сумерках они видели, как светятся окна маленьких домиков вдали над ручьем. Кто-то сказал, что там богатый поселок, где стоит один большой дом и несколько маленьких, много скота и хорошие поля. Там живут гостеприимные люди, особенно хозяин большого дома, Модольф сын Откеля. Он с семьей пришел в Хольмгард с севера, как и многие другие, и поселился в дне пути от города, на плодородных землях у реки. Днем они обязательно заехали бы к Модольфу, он бы всех напоил молоком и, может быть, даже дал хлеба с мясом. Такой у них обычай.

Негромко беседуя, люди заворачивались в одеяла, укладывались спать. Ночь настала темная. И вдруг темноту, как нож, прорезал вопль. Все вскочили и прислушались. Кто-то сказал, что, наверное, на поселок напали разбойники, а жаль, потому что люди там жили добрые, Модольф самый лучший из них, но какой толк быть добрым, если не уметь защититься? Тут в темное небо взвился столб пламени, осветив черную крышу, и хозяин ладьи подумал, не лучше ли уплыть подальше, пока разбойники их не заметили? Но Таркан-Дар сказал:

— Я пойду на помощь этим людям, и если удача мне не изменит, может быть, князь Хольмгарда скорее возьмет меня на службу? Кто со мной?