Песнь первая. Дитя Грозы - Атрейдес Тиа. Страница 30
Дайм, закономерно предполагая, что не стоит приглашать танцевать девушку, явно танцев избегающую, вывел принцессу в сад. О, в очаровании и соблазнении маркиз являл собой пример таланта, помноженного на профессионализм и постоянную практику. А что делать? Работа дипломата — не фунт изюму. Не сумеешь охмурить и привлечь на свою сторону какого-нибудь высокомерного аристократа на пару с его крокодилообразной женой, или прижимистого и ушлого купца из гномов, или избалованную всеобщим поклонением королевскую фаворитку — задание провалено, распишитесь в профнепригодности и вперед, послом к оркам — тут уж либо съедят, либо научишься по-быстрому.
Выучился оставаться несъеденным Дайм ещё в детстве. Внебрачному сыну Императора рано пришлось доказывать, что от него будет больше пользы, чем вреда, то есть угрозы трону. Элиас Кристис, как и всякий уважающий себя политик, на первое место ставил выгоду и целесообразность, а родственные чувства — так, между тридцатым и сто восемнадцатым. Наверное, если бы Дайм не унаследовал от отца, кроме фамильных бирюзовых глаз, ещё и обаяния, ума и изворотливости, не считая дара Жизни и Разума, доставшегося от бабки по материнской линии, он бы давно присоединился к своим менее удачливым сводным братьям в Императорской личной охране.
На их долю пришлась магическая печать безусловной верности, полная промывка мозгов и ликвидация полового инстинкта. И все это вкупе с невозможностью нарушить приказ Императора и потребностью сберечь его жизнь вместо инстинкта самосохранения. Для Дайма же дело обошлось всего лишь жестким контролем со стороны Магического Конвента и невозможностью иметь семью и детей.
К своим без малого двадцати пяти годам Дайм приобрел в Империи устойчивую репутацию человека, неукоснительно и любыми средствами блюдущего интересы Императора, способного придумать выход из, казалось бы, безнадежной ситуации, и примирить между собой или смягчить самых заклятых врагов. К его словам прислушивались и аристократы, и чиновники, и короли-наместники — устами маркиза частенько говорил его отец, и данные им советы воспринимались, как приказы, не подлежащие обсуждению.
К любопытству Шу примешивалась и некоторая доля опасений. В наше насквозь прагматичное время, если рыцарь на белом коне спасает принцессу из пасти дракона, значит, ему что-то от неё надо. И Шу очень старалась не терять бдительности и не растекаться лужицей растаявшего мороженного у ног Императорского Посланника. Но это не слишком удавалось — романтический полумрак сада рассеивали цветные фонарики, тихонько журчал фонтан, из бального зала доносились приглушенные звуки скрипок, голос Дайма обволакивал нежным дуновением бриза, а его улыбка опаляла жаркой волной… И рядом с ним, в сиянии туманно-белой с сиреневыми переливами ауры Светлого, ей было уютно и безопасно.
А Дайм рассказывал мимолетно-незначащие истории из жизни Метрополии, и, занимая время пустой и совершенно бессмысленной придворной болтовней, внимательно изучал принцессу. Вопреки слухам и предубеждениям, и вопреки одному из основных правил его работы, девушка вызывала всё большую симпатию. Быть может, отсутствием набившего оскомину кокетства и жеманства, или естественностью подросткового вызова всему свету. И наряд, и манера держаться, и легкость, с которой Шу приняла его игру — всё противоречило образу настоящей принцессы. Ни следа скромности и беззащитности, ни намека на попытку соответствовать окружающему нарочитому блеску и вписаться в придворное общество. Чертополох среди орхидей. Наверняка ей весьма непросто придется в этом террариуме. В маркизе пробуждалось совершенно не свойственное беспокойство за чужую жизнь, желание оградить и защитить…
Теперь уже он подпал под очарование. Дайм начинал понимать Рональда, с пылом влюбленного юнца зовущего Шу к себе в ученицы. Находиться рядом с ней, чувствовать её, как чувствуют животные приближающуюся грозу, тонуть в вихре лиловых и голубых молний, и слышать запах леса перед дождем, ощущать всей кожей покалывание и легкие касания её ауры, погружаться с головой в прохладные, клубящиеся синие и фиолетовые потоки её магии… Наверное, обычные люди воспринимают её по-другому и видят лишь резкую, угловатую и странную девочку, но для мага… для умеющего видеть сущность явлений она была притягательней первых красавиц Империи. Скорее даже это чувство можно было сравнить с влечением воина к совершенному оружию, ученого к древним книгам гномов… наркомана к опиуму. Нда, вот это похоже…
Маркиз предвкушал интереснейшую интригу — играть против Тёмного не только в политике, но и побороться за Сумеречную Деву. Она сейчас ближе к Тьме, нежели к Свету, но тем увлекательней…
Дайму надоело ходить вокруг да около, Шу тоже, и их светский трёп как-то незаметно перетёк в русло более предметного разговора.
— Конечно, Ваше Высочество, Придворный Маг вашего отца хорошо знаком со многими членами Конвента, и с преподавателями Академии Магических Искусств… но я не сказал бы, что Имперский Конвент Магов от него в восторге.
— Но почему именно его направили в Суард, если к нему такое настороженное отношение?
— Среди магов свои интриги. На тот момент партия Тёмных определяла политику Конвента, и Магистру Тхемши удалось протолкнуть на совете своего ученика Рональда. Через пару лет Конвент опомнился, но сменить Придворного Мага гораздо сложнее, чем назначить нового, для этого требуются более чем веские основания. А Рональд до сих пор умудряется прикидываться белой овечкой — ни одного следа прямого воздействия, ни одного доказательства его причастности ни к болезни Его Величества, ни к беспорядкам в порту, ни к заговору против принца.
— К болезни отца? Но, как же так… Мне казалось, что отец просто стар, и болезнь его не имеет магического происхождения…
— Не обязательно воздействовать прямо. Иногда достаточно соответствующего питания, вовремя принесенного тревожного известия, невнимательности слуг и отсутствия лекаря в нужный момент — и сердце сдает, человек заболевает… Абсолютно недоказуемо, но очень эффективно.
— Ваша Светлость, но ведь в комнатах Кея я нашла артефакты, несущие болезнь и безумие, ослабляющие волю… разве нельзя доказать, что это дело рук Рональда?
— Наверняка он не делал их сам, и даже не брал в руки. Вы почувствовали отпечаток его ауры хоть на одном из них?
— Не прямо. Но связь определенно была.
— Не все так чувствительны к вторичным связям, как Ваше Высочество. Не говоря уже о том, что вы сами брали в руки эти предметы, и ваши следы совершенно заглушат все остальные. Так что, при изворотливости Рональда, вы же ещё и окажетесь виноваты.
— Но как? Как я смогу противостоять ему? У меня нет ни знаний, ни опыта, ни достаточных сил… у меня даже учителя нет, кроме мэтра Эридайга. Он замечательный ученый, и очень мне помогает, но он не маг! Мне практически всё приходится искать методом научного тыка! Я сама не знаю, к чему приведет использование очередного нового заклинания… Маркиз, вы сами маг, как вы учились управлять своим даром?
— В основном тем же методом, Ваше Высочество. Я понимаю, Рональд наплел вам сорок бочек арестантов — поделиться опытом, научить… На практике различия между магами даже одного направления настолько велики, что опыт одного оказывается совершенно бесполезен для другого. У вас же с Рональдом только одна общая стихия — Разум. Для вас, Ваше Высочество, вообще невозможно подобрать учителя-практика. Разум, Воздух, Вода и Жизнь — сочетание чрезвычайно редкое, да еще с такой силой… Уж лучше наставник-теоретик. По крайней мере, у вас не будет иллюзии безопасности и ложной уверенности в своей правоте.
— Но тогда зачем вообще Академия? Если на самом деле там никого и ничему не учат?
— Разве я сказал, что невозможно ничему научить? Собственный опыт под присмотром грамотного преподавателя, плюс книги, лекции и верно подобранное направление работы, плюс адекватная оценка результатов — Академия неплохо готовит магов.
— Как бы я хотела туда попасть… у нас в Валанте совсем мало магов. Эри говорит, что до магистра Рональда было больше, но многие уехали. В Суарде почти никого не осталось.