Вендия 2. Незримые нити - Йенсен Брэнт. Страница 7
Раджа Бхатинды был несколько удивлен просьбой туранцев разместить их в городе на несколько дней и явно испытывал неудобство от того, что ему пришлось устроить гостей в жилище, явно не соответствующему их статусу, но других попросту не было.
Но вымотавшимся солдатам не было никакого дела до пыли, грязных постелей и полуразвалившихся стен. Змей в доме нет – значит, жить можно. Шеймасаи, к удивлению киммерийца, не только согласился с исходившим от Конана предложением отдохнуть пару дней, но и сам не перебрался во дворец к радже, а остался жить вместе с солдатами.
Посол занял самую большую комнату дома, предварительно заставив ее тщательно убрать. После этого действа его новое жилище обрело вполне приглядный вид.
На обряд погребения Шеймасаи не пришел. Сказал, что ему не нравится запах жареного человеческого мяса.
Это сообщение он передал Конану через одного из солдат, заодно, наказал сотнику зайти к нему сразу же после окончания обряда. Киммериец с радостью бы проигнорировал эту просьбу: сначала он собирался заняться назначением нового десятника вместо погибшего Газила, если бы не был уверен, что Шеймасаи сейчас смотрит за ним из окон своей комнаты.
Ослушаться посла означало испортить с ним отношения до такой степени, что несколько следующих дней он бы стал делать все исключительно назло киммерийцу.
— Обождите меня у себя, — киммериец подошел к Амьену, после того, как последняя молитва была произнесена. Этого немолодого товарища Газила он как раз и собирался сделать новым десятником. — У меня дело к послу. Как только освобожусь, я сразу же зайду к вам.
Конан кинул последний взгляд на остатки погребального костра и тихо произнес:
— Да получит он очищение.
После этого размеренной походкой киммериец направился ко входу в дом
Шеймасаи жил на втором этаже. Его комната изначально, еще до грандиозной уборки, устроенной туранцем, выглядела наименее побитой временем, и была чуть ли не единственным помещением, которое хорошо проветривалось. На первом же этаже царила вообще невообразимая духота.
Единственным, но весьма существенным, по мнению киммерийца, минусом верхних помещений были очень низкие потолки. Конану приходилось на втором этаже то и дело наклонять голову, чтобы обо что-нибудь не удариться.
Шеймасаи от этого маленького неудобства, невольно доставленному им высокому киммерийцу, явно получал удовольствие.
Присесть сотнику он, во всяком случае, не предложил.
— Все прошло нормально? — спросил посол у Конана.
— Имеете в виду погребение? — уточнил киммериец. Шеймасаи кивнул. — Да, все было исполнено согласно традиции. А что могло быть не так?
— Мне кажется, среди твоих людей найдется немало тех, кто с радостью плюнул бы на погребальный костер этого изверга.
Северянин решил никак не реагировать на замечание посла, отпущенное в адрес покойного десятника. Показывать злость – только тешить самолюбие Шеймасаи.
— Если бы подобное случилось, виновные были бы подвергнуты самому строгому наказанию. Истинный почитатель Эрлика обязан относиться к покойным с уважением.
— Тем более, солдат?
— Совершенно верно. Тем более, солдат.
Шеймасаи потянулся. Кресло, в котором он сидел, скрипом отреагировало на это движение посла.
— Вот мы и подошли к основному вопросу, – сказал туранец. – Солдаты и их честь… Можешь присаживаться. Тебе с твоим ростом не очень-то удобно здесь стоять.
Киммериец придвинул к себе ближайший стул и уселся на него, положив руки на колени и чуть подавшись вперед.
— Я слушаю, — сказал он.
— Я догадываюсь, по какой причине ты попросил меня об остановке. Не надо мне лжи о том, что твои солдаты устали, или, что тебя беспокоит мое здоровье. Все это побасенки. Ты ждешь, когда люди раджи найдут убийц Газила. Хочешь посмотреть на их казнь?
— Хочу, — Конан не стал отрицать очевидного.
— Не выйдет, — покачал головой Шеймасаи. — Я уже просил раджу отложить поиски разбойников, но он хочет, чтобы и ты отказался от своей первой просьбы об их немедленной поимке.
— Достойный человек. Знает цену своим обещаниям.
Конан специально ничего не сказал о том, что он думает о происках Шеймасаи и о его дальнейших планах. Он не собирался помогать послу, равно как и открыто противодействовать.
— Сотник, напомни-ка мне о своей задаче.
— Препровождение вас в Вендию для представления интересов Туранской Империи. Ваша безопасность.
— Моя безопасность, — рассмеялся Шеймасаи, показывая, во что он ставит заинтересованность киммерийца в его благополучии. — Это само собой разумеющееся. Вот только, к сожалению, на твоих плечах лежит и еще одна не менее важная задача. Ты тоже представляешь интересы Турана, ты – офицер туранской армии. Справляешься ты с этой задачей из рук вон плохо. Но окончательно опозориться я тебе не позволю.
— Слова. Пустые слова.
— Не смей дерзить мне, сотник. Я пытаюсь спасти нашу честь.
Конан выразительно хмыкнул.
— Ты хоть представляешь, как со стороны выглядит твоя попытка поквитаться с убийцами? Благородство, долг перед убитым товарищем. Это движет твоими поступками? Солдаты тебя тоже, наверное, поддерживают?
— Наверное, — сквозь зубы произнес киммериец.
— Идиоты! А ты — главный идиот! Вы – сотня почетного сопровождения, символ мощи туранской армии. Одно то, что ты потерял двух людей, – уже удар по престижу нашей страны. А теперь ты показываешь, что этот укол, нанесенный нам разбойниками, что-то для нас значит. Лучшие туранские воины ждут, пока для них выловят каких-то головорезов. Весть об этом, думаю, очень быстро дойдет до Айодхьи.
Киммериец задумался. В словах Шеймасаи крылся определенный смысл. Посол, конечно, сгущал краски, но Конан много слышал о хитросплетении политических интриг в Вендии, и могло оказаться так, что задержка в Бхатинде будет истолкована именно столь превратным образом.
— Кроме того, — посол истолковал молчание киммерийца, как отказ принять его предложение, — если ты не поговоришь с раджой, я просто отдам приказ продолжить путь немедленно. Ты хочешь, чтобы твои люди остались без отдыха?
— Хорошо, я поговорю. Попрошу, чтобы поиски отложили до того дня, как мы снова отправимся в путь.
— Я рад, что часть мозгов ты все-таки сохранил. А теперь иди. Не забудь до окончания дня нанести визит радже.
— Не забуду.
Уходил киммериец от посла не в лучшем расположении духа. Шеймасаи очень умело поставил его на место и, что самое неприятное, похоже, по делу.
Теперь еще предстояло объяснить все солдатам. Им будет куда тяжелее понять, почему они не смогут насладиться заслуженной местью. Особенно трудным разговор получится с людьми Газила, они-то своими глазами видели, как киммериец обнаружил убежище убийц, но сначала почему-то пощадил их, а потом и вовсе отказался от идеи расплаты.
Сейчас Конан и сам считал, что проявил тогда в джунглях малодушие. Казнь надлежало совершить сразу же на месте. Какими бы омерзительными существами ни были идолопоклонники, клинки туранцев не заржавели бы от их крови.
Киммериец точно не знал, сколько солдат знало о том, что та вылазка в джунгли не была безрезультатной. Наверняка кто-то из десятка Газила обмолвился об обнаруженном там храме, тем более, Конан не просил специально никого молчать
Придется теперь говорить солдатам вечные слова об интересах Турана.
— Сотник, вы освободились? — стоило киммерийцу спуститься на первый этаж, как он тут же натолкнулся на Амьена.
— Да, идем.
Киммериец и туранец направились в комнату, в которой разместился десяток покойного Газила. Судя по вопросу Амьена, все солдаты уже собрались и ждали лишь сотника.
— Будь готов принять на себя руководство, – тихо сказал сотник Амьену, когда они уже подошли к самым дверям.
— Я понял, — столь же тихо ответил туранец.
Стоило Конану и Амьену войти в комнату, как все солдаты, находившиеся в ней, мгновенно встали. Выучка и дисциплина у людей Газила была лучшей в сотне.