Через соловьиный этаж - Герн Лайан. Страница 40

– Лучше сжечь их, господин Отори, – прошептала Шизука.

– Я так и сделаю. Еще есть новости?

– Я подойду ближе? – спросила она и заговорила так тихо, что только он и я могли слышать: – Араи прошел по всему юго-западу. Он разгромил Ногучи и подступает к Инуяме.

– Йоде об этом известно?

– Если нет, то скоро будет. У него больше шпионов, чем у нас.

– А Тераяма? Оттуда есть вести?

– Они уверены, что возьмут Ямагату без сопротивления, как только Йода…

Шигеру поднял руку, но женщина и так уже замолчала.

– Значит, сегодня, – кратко сказал он.

– Господин Отори, – поклонилась Шизука.

– Госпожа Ширакава хорошо себя чувствует? – спокойно произнес он, отходя в сторону.

– Ее состояние оставляет желать лучшего, – тихо ответила Шизука. – Она не ест и не спит.

Когда Шигеру сказал «сегодня», мое сердце замерло. Затем застучало быстро, но равномерно, по венам стремглав мчалась кровь. Я еще раз взглянул на план в руке, запечатлев его в памяти. От мысли о Каэдэ, о ее бледном личике, о тонкой кости запястья, о черной глади волос мое сердце вновь сбилось с ритма. Я встал и направился к двери, чтобы скрыть чувства.

– Я весьма сожалею о ее несчастье, которому я виной, – сказал Шигеру.

– А она боится принести несчастье вам, – ответила Шизука и добавила тихо: – И не только этого. Я должна вернуться к ней. Нельзя оставлять ее одну.

– Что ты имеешь в виду? – воскликнул я, отчего они оба обернулись.

Шизука на секунду заколебалась.

– Она часто говорит о смерти, – наконец ответила она.

Я хотел передать Каэдэ какое-нибудь сообщение. Хотел побежать в замок и вырвать ее оттуда – забрать в то место, где мы будем в безопасности. Однако я знал, что такого места не существует и не появится, пока все не закончится…

Я хотел расспросить Шизуку и о Кенжи – что он там затеял, что затевает Племя, – но вошли служанки с обедом, и мне не выпало больше шанса поговорить с ней наедине.

Во время трапезы мы обсуждали вечерний визит. Потом Шигеру написал письма, а я в то время разглядывал свои наброски замка. Часто я ловил на себе взгляд господина и чувствовал, что он многое мне недосказал, но не решался заговорить. Я тихо сидел на полу, смотрел на сад, замедлял дыхание, уходя в неизведанную темноту своей молчаливой души, давал ей волю, чтобы она завладела каждым мускулом и нервом. Слух обострился, как никогда. Я слышал весь город, какофонию человеческой и животной жизни, радости, желания, боль и горе. Я жаждал тишины, свободы от всего этого. Я жаждал ночи.

Вернулся Кенжи, ничего не сказав о том, где был. Он молча наблюдал, как мы одеваемся в официальную одежду с гербом Отори на черном фоне. Кенжи лишь поделился своим мнением, что было бы мудрее не брать меня в замок, но Шигеру возразил, что мое отсутствие привлечет еще больше внимания. Он не добавил, что мне нужно увидеть замок еще раз. Я же осознавал, что мне необходимо посмотреть на Йоду. Единственный образ, сохранившийся в моей памяти, представлял собой ужасающую фигуру, что предстала передо мной в Мино: черные доспехи, шлем с оленьими рогами, меч, который едва не забрал мою жизнь. Таким огромным и могучим стал этот образ в моем воображении, что желание увидеть его во плоти, без доспехов, приводило меня в исступление.

Мы отправились со всеми двадцатью людьми Отори. Они остались ждать в первом внутреннем дворе замка с лошадьми, а мы с Шигеру последовали за Абэ. Когда, сняв сандалии, мы ступили на соловьиный этаж, я затаил дыхание, слушая песню птиц под ногами. Интерьер резиденции ослепил нас красотой современного стиля, картины оказались столь утонченными, что я почти забыл о своих злых намерениях. Они были не скромными и сдержанными, как работы Сэссю в Тераяме, а позолоченными и броскими, полными жизни и силы. В передней, где мы прождали более получаса, двери и ширмы украшали журавли на снежных ивах. Шигеру восхитился ими, и, под сардоническим взглядом Абэ, мы завели негромкую беседу о рисунках и художнике.

– На мой взгляд, эти произведения намного лучше, чем работы Сэссю, – сказал Абэ. – Цвета насыщеннее и ярче, и гамма шире.

Шигеру пробурчал что-то, не выразив ни согласия, ни возражения. Я промолчал. Вскоре зашел пожилой человек, он поклонился до пола и обратился к Абэ:

– Господин Йода готов принять гостей.

Мы поднялись и вновь ступили на соловьиный этаж. Абэ повел нас в Большой зал. Там Шигеру опустился на колени перед входом, я последовал его примеру. Абэ жестом пригласил нас войти внутрь, там мы опять встали на колени и поклонились до пола. Я на мгновение взглянул на Йоду Садаму, сидящего на возвышении в дальнем конце зала. Кремово-золотые одежды покрывали пол вокруг него. В правой руке красно-золотой веер, на голове – черная маленькая шляпа для официальных приемов. Он оказался ниже ростом, чем врезался в мою память, но столь же внушительной внешности. Йода выглядел на восемь-десять лет старше Шигеру и был на голову ниже его. Черты лица не отличались ничем примечательным, кроме красиво посаженных глаз, выдававших его неистовую сущность. Йода не был красивым мужчиной, однако имел могучий, притягательный вид. Во мне проснулся давний ужас.

В комнате находилось около двадцати вассалов, все распростерлись на полу в поклоне. Только Йода и маленький паж по его левую руку сидели прямо.

Последовала долгая тишина. Приближался час Обезьяны. Все двери были закрыты, жара сводила с ума. Под надушенными одеждами скрывалось зловоние мужского пота. Уголком глаза я видел потайные кабинки, откуда доносилось дыхание спрятанных стражников и легкий скрип, когда они переминались с ноги на ногу. Во рту пересохло. Наконец господин Йода заговорил:

– Добро пожаловать, господин Отори. Для нас это радостное событие: свадьба, союз.

Он говорил хрипло и небрежно, отчего фразы вежливости звучали нелепо.

Шигеру поднял голову и не спеша выпрямился. Его ответ был столь же официален, в нем заключалось приветствие от дядей и всего клана Отори:

– Я рад служить двум великим домам.

Этим он напомнил Йоде, что они принадлежат к одному и тому же сословию, равны по происхождению и по крови.

Йода улыбнулся абсолютно безрадостно и ответил:

– Да, между нами должен быть мир. Мы не хотим повторения Егахары.

Шигеру наклонил голову.

– Прошлое есть прошлое.

Я до сих пор находился на полу, но видел Отори в профиль. Его взгляд был ясным и открытым, черты лица веселыми и уверенными. Никто бы и не подумал, что его внешность может быть обманчива: перед Йодой сидел молодой жених, благодарный ему за благосклонность.

Некоторое время они разговаривали: обменивались любезностями. Затем принесли чай, который подали только им двоим.

– Этот юноша, как я слышал, твой приемный сын, – сказал Йода, пока наливали чай. – Он может пить с нами.

Я был вынужден подняться, чего мне очень не хотелось. Я еще раз поклонился Йоде и чуть приблизился, перебирая коленями. Взял в руки чашку, молясь, чтобы пальцы не тряслись. Чувствуя, что Йода смотрит на меня, я не решился поднять взгляд, поэтому и не понял, узнал ли он во мне мальчика, подпалившего его коня и сбившего самого седока на землю в Мино.

Я изучал чайную чашу. Ее глазурь переливалась серой сталью с красными огоньками. Такой я никогда не видел.

– Он дальний родственник моей покойной матери, – принялся объяснять господин Шигеру. – Она хотела, чтобы наша семья усыновила его, и после ее смерти я выполнил ее желание.

– Как его зовут? – спросил Йода, громко потягивая чай и не отрывая взгляда от моего лица.

– Он взял имя Отори, – ответил Шигеру. – Мы зовем его Такео.

Он не добавил «в честь моего брата», но я почувствовал, что в воздухе повисло имя Такеши, будто в зал влетел его дух.

Йода фыркнул. Несмотря на жару, холодок пробежал по спинам, предупреждая об опасности. Я понимал, что Шигеру осознает это. Его тело напряглось, хотя лицо продолжало улыбаться. Под любезностями скрывались годы взаимной ненависти, отягощенные последствиями Егахары, ревностью Йоды, горем и жаждой мести Шигеру.