Прегрешения богов - Гамильтон Лорел Кей. Страница 32

   — Ну и отлично. Мне тоже.

   Он отпустил мои волосы и сильнее прижал меня к себе, другой рукой расстегивая бронежилет. Не вытерпев, он швырнул меня на ковер и одним движением сдернул жилет через голову.

   От неожиданности у меня сбилось дыхание, но он взял очень верный тон, подчиняя меня себе. Я люблю играть добровольную жертву — если «насильник» играет правильно. Ошибется — и получит нешуточное сопротивление.

   Полотенце, в которое я завернулась сама, размоталось тоже. Я лежала нагая, открытая лунному свету и Иви.

   Он коленями прижал мои ноги к полу, стаскивая с себя кобуру, меч, ремень и футболку. Все это разлеталось вокруг цветочными лепестками, оборванными нетерпеливой рукой.

   Иви выпрямил торс, еще сильней надавив мне на ноги — почти до боли, но еще не совсем. Я уже видела его голым, потому что мало кто из нас стеснялся наготы, но когда ты случайно видишь мужчину без одежды — это совсем не то, что смотреть на него снизу вверх, зная, что все, что обещает его тело, сейчас будет твоим.

   Талия у него была длинная и стройная, и мышцы под мягко мерцающей кожей тоже были длинные и стройные, и вряд ли физические упражнения могли превратить его в тяжелоатлета. Он был сложен как бегун на длинные дистанции — сила, изящество и скорость в одной упаковке. Волосы веером разлетелись вокруг его головы — они двигались под ветром его собственной магии, образовав почти двухметровый нимб серо-серебристого цвета, а рисунок из листьев и лоз горел ярче, зеленоватыми контурными линиями, словно выложенными оптоволокном. В глазах у него бежали зеленые спирали, и если смотреть на них слишком пристально, начинала кружиться голова.

   Не знаю, что светилось в моих глазах, но он расстегнул пояс штанов и обнажил уже готовую и нетерпеливую часть своего тела — казалось, природа решила на ней отыграться за слишком тонкие прочие части. Ничего лучшего я и желать не могла.

   Иви наклонился ко мне, но его волосы не упали вперед в беспорядке, они аккуратно легли вокруг, укрыв своим сиянием, и шелестя, словно листья на ветру.

   Он прижал мне руки к полу, полностью меня обездвижив, но ноги у меня оставались плотно сдвинуты, и я не понимала, как он своим преимуществом воспользуется. Наклонившись низко к моему лицу, он прошептал:

   — Не хмурься, Мередит. Мне нужно другое выражение у тебя на лице.

   — Какое? — едва выдохнула я.

   Он меня поцеловал. Поцеловал так, словно собирался съесть и начал с губ — я все его зубы почувствовала, но когда я готова была уже заорать, поцелуй стал долгим, глубоким и нежным, невероятно ласковым.

   Чуть отстранившись, он заглянул мне в глаза. В его глазах уже не бежали спирали, они светились ровным зеленым огнем, даже без зрачка, как у слепого.

   — То самое, — сказал он. — Ты говорила, что предварительных ласк тебе сегодня уже хватило, так что я и не заморачивался, но имей в виду, что я не Мистраль. Нежность мне тоже нравится.

   — Но не сегодня, — прошептала я.

   Он улыбнулся:

   — Нет, не сегодня. Я видел, как ты каждый божий день принимаешь тысячу решений. Вечно за что-то в ответе, вечно перед выбором, вечно решаешь чью-то судьбу. Я уловил, что тебе нужно: чтобы хоть когда-то решения принимались за тебя и выбор делала не ты, чтобы хоть на миг могла себя распустить и перестать быть принцессой.

   — И кем стать?

   — Да вот кем, — сказал он, перехватил оба моих запястья одной рукой, другой стаскивая штаны, и раздвинул мне ноги коленями.

   Приподняв голову, я смотрела, как он находит путь в меня; мне почему-то всегда нужно смотреть, как мужчина входит в меня впервые. От одного только этого зрелища я закричала без слов.

   Он давил на мои запястья почти всем своим весом — это было больно, но боль была приятная, боль, которая отмечала, что момент для выбора остался в прошлом. Я могла бы начать сопротивляться, могла сказать нет, но, если он не захотел бы меня отпустить, я бы не вырвалась, и в этой мысленной капитуляции было нечто, чего мне на самом деле давно недоставало.

   Я еще дважды вскрикивала, пока он в меня вошел — и даже не полностью. Еще не скоро я была готова, а его движения стали долгими, ритмичными, медленными. Я думала, с таким началом секс будет жестким, но он оказался похож на второй поцелуй Иви — глубокий, нежный, потрясающий.

   Медленно, равномерно двигаясь, он довел меня до вершины и заставил вслух вопить его имя. Пальцы у меня судорожно сжимались, я бы разодрала ему спину, если бы дотянулась, но он удерживал меня без особых усилий, спокойно и безопасно заставляя орать от восторга.

   По моему телу побежал свет, кожа засияла под стать коже Иви. Пламя моих рубиновых волос играло сполохами на его серо-белых, из глаз лилось золотое и зеленое — другого оттенка, чем из глаз Иви — сияние, и мы лежали в гроте из света и магии, созданном водопадом его волос.

   Лишь когда я превратилась в сплошную дрожь, когда нервные окончания будто обнажились все до одного, когда глаза потеряли способность фокусироваться вовсе — лишь тогда он начал снова. И на этот раз без всякой нежности. Он обрабатывал меня как свою собственность, врезался так, словно хотел достать везде. Меня унесло в оргазм чуть ли не от первого же удара, и я вопила снова и снова, почти на каждом его движении. Оргазмы шли подряд, переливались друг в друга одной сплошной цепью наслаждения, пока я не охрипла от крика и не потеряла способность различать окружающее. Мир сузился исключительно до его врезающегося в меня тела и моего нескончаемого наслаждения.

   Но только с последним толчком я поняла, что до тех пор он сдерживался, потому что на этот раз я заорала по-настоящему, но боль перемешалась с таким наслаждением, что перестала быть болью и стала лишь сияющим, жарким краем экстаза.

   И лишь когда все было кончено, я заметила, что он давно не держит меня за руки, но руки все же не свободны. Я не могла разбегающимися глазами увидеть, что их держит, но по ощущению это были веревки, только очень странные, непохожие на обычные.

   Иви встал с меня, и я поняла, что и ногами пошевелить не могу. Бедра и голени тоже были оплетены веревками.

   Конечно, я постаралась скорее прийти в себя, сфокусировать зрение. Страшно не хотелось так быстро прогонять последействие такого сказочного удовольствия, но мне надо было увидеть, чем он меня связал, и как ему удалось это сделать без помощи рук.

   Мои запястья оплетали лозы. От моих рук они тянулись к другим, карабкавшимся на стеклянную стену, чьи темные тени вырисовывались на светлеющем за оконном фоне. Снаружи было уже не так темно, как когда мы сюда пришли, но и рассвет еще был далек. Тьма редела, но свет еще не показался. В окна заглядывал псевдорассвет, полускрытый темными плетями плюща.

   Иви поднялся на ноги, придерживаясь за спинку дивана, и все же едва не упал.

   — Не помню уже, как давно я не доставлял удовольствия женщине, а способность вызывать лозы я потерял еще раньше. Ты связана плющом, принцесса.

   Я хотела сказать, что не понимаю смысла его слов, но тут увидела Бриака у покрытой плющом стены. Он был обнажен и блистал серовато-белой кожей, не лунно-белой, как моя, а с пепельным оттенком, которого не было ни у кого среди двух дворов. Плечи у него были шире, чему Иви, а тело мощней и мускулистей. И все же Бри был прекрасен и изящен. Длинная коса золотистых волос, перекинутая через плечо, наполовину скрывала его нетерпеливую готовность, но ему пришлось бы распустить волосы, чтобы скрыть свою красоту целиком. Я лежала связанная по рукам и ногам, неспособная пошевелиться, а он возвышался надо мной, нагой и готовый.

   — Не так мне надо было прийти к тебе в первый раз, принцесса Мередит, — сказал он почти смущенно, а это не то чувство, которое поощряется во время секса.

   — Наш Бриак не увлекается бондажем, — усмехнулся Иви. В его словах прозвучало обычное его ехидство, но неизменная раньше нотка горечи ушла, словно вытесненная счастьем разрядки.