Странники Гора - Норман Джон. Страница 67

Наши отряды были почти уничтожены, считанные воины не имели серьезных ранений. За два дня сражений едва ли уцелела хоть четверть людей из тех двух тысяч, что привели мы с Гарольдом.

– Смотрите! – вдруг выкрикнул лучник, указывая на другой холм.

Там, на вершине выстраивались новые отряды, во главе каждого из них развевались знамена боевых сотен или тысяч.

– Это – главные силы паравачей, – сквозь зубы выговорил Гарольд, – нам конец.

Я бросил взгляд на цепь изодранных, окровавленных фургонов – все, что осталось от баррикады, и на горстку измученных, израненных людей, которые, пользуясь кратковременной передышкой, растянулись в изнеможении на траве. Между ними, разнося воду и перевязывая раны тем, кому это ещё могло хоть как-то помочь, ходили свободные женщины тачаков и даже несколько рабынь. Кто-то из воинов затянул «Песню Голубого Неба», и её подхватили другие. «Пусть умру я , – звучал над прерией её припев, – но останутся навсегда боски, трава и небо» .

Вместе с Гарольдом мы стояли на дощатом полу полусгоревшего фургона. Отсюда было хорошо видно перемещение всадников и движение знамен в рядах паравачей.

– Мы сделали все, что могли, – произнес Гарольд.

– Да, – ответил я. – Мне тоже так кажется.

Затрубили боевые рога неприятеля.

– Ну, удачи!.. – промолвил Гарольд.

Я пожал ему руку.

– Спасибо! И тебе удачи, Гарольд!

Вновь протрубили боевые рога, и огромными полукружьями на нас медленно двинулись нескончаемые полчища паравачей. С каждым шагом набирая скорость, на нашу баррикаду надвигались, подобно смертоносным серпам, шеренги животных, всадников, выставивших вперед копья. Жалкие остатки наших отрядов напряженно всматривались в приближавшихся воинов. По команде передние цепи всадников в шлемах и с копьями наперевес перешли на рысь. Усиливающийся топот тысяч каийл становился все более частым, все отчетливей слышался пронзительный визг животных, бряцанье оружия и скрип кожаных подпруг.

– Слушай! – вдруг крикнул Гарольд.

Я не слышал ничего нового, кроме жуткого, бешено нарастающего грохота приближающейся смерти.

Но в следующее мгновение я различил доносящиеся откуда-то издалека слева и справа от меня звуки боевых рогов!

– Боевые рога! – завопил Гарольд.

– Ну и что? – Я с безнадежностью подумал о том, сколько же здесь ещё паравачей.

Во весь опор с копьями наперевес на нас мчались всадники врага.

– Смотри! Смотри! – кричал Гарольд, указывая то направо, то налево.

У меня во рту пересохло от страха. С обеих сторон бесконечным черным потоком в долину стекались новые полчища.

Я горько подумал о том, что это, вероятнее всего, моя последняя битва.

– Смотри! – кричал Гарольд.

– Я вижу, – ответил я ему, – что это меняет?

– Да смотри же! – истошно завопил он, прыгая на месте от возбуждения.

Я поднял глаза и с замиранием сердца внезапно все понял.

Громкий крик радости вырвался из моей груди слева, впереди выкатывающихся из-за холма тысяч всадников развевалось знамя с желтым луком на полотнище, а справа во главе летевших во весь опор воинов на каийлах полоскался в воздухе штандарт с бола!

– Катайи! – орал Гарольд, сжимая меня в объятиях. – Кассары!

Лишившись дара речи, я только и мог, что потрясенно наблюдать со своего места, как стремительной атакой сметаются фланги паравачей и огромные клинья кассаров и катайев, словно тиски, быстро сжимают вражеское войско. Мне показалось, что небо потемнело – тысячи стрел черным дождем просыпались на обезумевших, смявших свои ряды, безуспешно ищущих пути к отступлению врагов.

– Мы могли бы помочь, – заметил Гарольд.

– Конечно! – воскликнул я.

Гарольд ухмыльнулся:

– Вам, коробанцам, как горожанам, такое приходит на ум не сразу.

Я развернулся к тачакам:

– Разбирай повозки! В атаку!

В тот же миг веревки, связывающие повозки, были перерублены, и, оглашая степь боевым кличем тачаков, навстречу паравачам ринулись наши уцелевшие воины – жалкие остатки некогда могучего отряда. Глядя на них, можно было предположить, что в бой идут хорошо отдохнувшие, полные сил люди.

Еще до конца дня мне удалось встретиться с убаром катайев Хакимбой и Конрадом, убаром кассаров.

Мы обнялись на поле брани как братья по оружию.

– У нас – свои повозки, – заявил Хакимба, – и все же все мы – народы фургонов, кочевники.

– Так же как и мы, – произнес Конрад.

– Я только жалею, – сказал я, – о том, что послал гонца к Камчаку, – теперь он небось оставил Тарию и спешит сюда.

– Нет, – успокоил меня Хакимба, – мы отослали гонцов в Тарию, как только снялись с места, так что Камчак в курсе, он все узнал куда раньше вас.

– И о нас тоже, – кивнул Конрад, – мы тоже решили, что лучше держать его в курсе дел.

– А вы неплохие ребята, – ухмыльнулся Гарольд. – Но теперь и вы в состоянии войны с паравачами.

– Паравачи оставили свой лагерь почти без охраны, – заметил ему Хакимба, – практически все силы здесь.

Я рассмеялся.

– Теперь все боски паравачей пасутся в стадах кассаров и катайев, – весело сообщил Конрад.

– Полагаю, они поделены поровну, – заметил Хакимба.

– Думаю – да, а если нет, то парочкой набегов мы быстренько сравняем их число, – выразил простое кредо кочевников Конрад.

– Что верно, то верно, – ответил Хакимба, и желто-красные шрамы на его лице сморщились в ухмылке.

– Уцелевших паравачей дома ждет ещё один сюрприз, – сказал Конрад.

– Какой? – спросил я.

– Мы подпалили их фургоны – сколько успели, – ответил Хакимба.

– А барахло и бабы? – поинтересовался Гарольд.

– Все, что нам нравилось – женщины, утварь, мы забрали с собой, остальное – подпалили, а женщин, которые нас не устраивали, оставили раздетыми рыдать у повозок.

– Это предполагает войну на многие годы меж народами фургонов, да? – спросил я.

– Вовсе нет, – возразил Конрад. – Паравачи захотят вернуть своих босков и женщин, и, возможно, за определенную мзду им удастся это сделать.

– Это – мудрое решение, – заметил Гарольд.

– Не думаю, что впредь им захочется убивать босков или двурушничать, – заключил Хакимба, и я мысленно согласился с ним.

К вечеру с паравачами было покончено. Их остатки рассеялись по степи. Мы с Гарольдом отправили гонца к Камчаку с известием о победе. Спустя несколько часов вслед за ним в Тарию должны были направиться кассарская тысяча и тысяча катайев, выделенные Хакимбой и Конрадом в помощь ему.

Было решено, что с утра тачаки перегонят повозки и стадо подальше в степь. Боски перестали доиться от запаха смерти. Вокруг лагеря вовсю шелестели травой неутомимые любители падали – маленькие бурые урты.

Куда тачаки направятся в своем кочевье потом, должен был решить Камчак.

Войска кассаров и катайев расположились раздельно от нас и друг от друга. Наутро они собирались возвращаться к своим лагерям. Все три племени на ночь выставили дозорных, которые время от времени сообщали обстановку в лагере другого племени.

Всем не терпелось вернуться к местам основных стоянок – так было спокойнее. Не то чтобы народы фургонов не доверяли друг другу и в эту ночь, но кочевая жизнь, полная войн и набегов, приучила их к осторожности.

Мне же хотелось скорее вернуться в Тарию. Гарольд добровольно вызвался остаться в лагере за начальника, пока ему не пришлют замену. Меня же влекло в Тарию одно важное неоконченное дело, и я горел желанием вернуться туда при первой же возможности. Я решил отправиться утром.

Вечером я разыскал старую повозку Камчака – разрубленная и раскуроченная, она не была сожжена, но ни внутри, ни вокруг мне не удалось обнаружить следов пребывания Африз или Элизабет. Не было их и в проломленной перевернутой клетке, в которой Камчак имел обыкновение их держать и где я видел их последний раз. Одна из спасшихся женщин сказала мне, что во время первого нападения паравачей клетка была пуста, Африз сидела в повозке Камчака, а «маленькая варварка», так тут звали мисс Кардуэл, к тому моменту давно уже была в другом месте. Африз досталась паравачам, а что случилось с Элизабет, женщина не знала. Из того, что Элизабет отослали в другой фургон, я заключил, что Камчак её продал кому-то. Мне стало любопытно – кто теперь её хозяин? Ради собственного блага ей бы следовало угождать ему. Хотя не исключено, что подобно Африз она тоже попала в руки паравачи.