Казачьи сказки (Сборник) - Белянин Андрей Олегович. Страница 30

Но, увы, треклятая бесхарактерность вцепилась в меня мертвой хваткой, и откуда-то изнутри наплывает зловещая сцена, из-за которой я так себя ненавижу. Всякий раз я встречаюсь с отчаянно молящим взглядом Боткина, присевшего на корточках перед синтезатором, натыкаюсь на строгие черты лица того, кто взял на себя роль судьи, и вижу свою безвольно поднятую руку — жест, отнявший у человеческого существа последнюю надежду на защиту, жест, надолго предопределивший чужую судьбу.

Почему я так поступил? И сколько ни угрызайся совестью, ничего ведь исправить нельзя. Ну отчего в моей жизни все всегда начинается банально, но плохо заканчивается?… А впрочем, судите сами.

Мои командировки зависят исключительно от старцев из Института внеземных культур. И никогда не знаешь, что втемяшится в их умные головы. А уж если втемяшилось, то все — никому их не переубедить.

И вот бюджет экспедиции составлен и одобрен, а я, тридцатипятилетний суперполиглот, должен всего-то приступить к выполнению очередного непосильного задания: к примеру, подготовить приветствие разумным амфибиям с Дельты-88, которое надлежит проквакать в разных тональностях. И не спасают меня ни измученный вид, ни маленький рост — оно и понятно: никто ведь меня не принуждал браться за детальное изучение структур более сотни языков, распространенных во Вселенной.

«Ли Фонг, — речет кто-нибудь из старцев, — я уверен, ты обязательно справишься». И покровительственно похлопывает меня по плечу, а я лишь рассеянно моргаю и приступаю к исполнению своих опротивевших обязанностей. Работаю с чувством глубокого отвращения, а воспоминания неизменно возвращают меня к той последней экспедиции.

Экипаж был небольшой — всего три человека: капитан Тенев общепризнанный ас нуль-переходов и одновременно большой знаток всяческих тонкостей внеземной психологии; упомянутый выше Боткин специалист-космобиолог, и ваш покорный слуга. Без лишних приключений мы добрались до галактики Н-83, после чего на ионной тяге направились к Тэте-7 — вошедшей уже во все каталоги скучной планетке с примитивной гуманоидной цивилизацией. Тщетно мы пытались понять, чем вызван интерес к ней со стороны Института.

О личной жизни своих спутников я знал немного. Например, что у капитана красивая жена, которой он регулярно закатывает скандалы по причине жутко ревнивого характера. А Боткин ненавидит корабельные синтезаторы, потому что они, по его глубокому убеждению, готовят исключительно помои вместо еды. Еще я слышал, что он большой любитель приврать. Может быть, поэтому он до сих пор не женат.

Уже миновала неделя стандартного времени, раздробленного на неравные интервалы капризами местного космоса. До полного отупения навалявшись в своей каюте, я решил развеяться и отправился в кают-компанию. Переступив порог, я тут же напоролся на визгливый голос Боткина, стоявшего перед капитаном, бурно жестикулируя длинными руками. При этом его тщедушное тело извивалось в неистовстве экстаза — ну, натурально гигантский червь с Эты-9 в самый разгар брачного периода. Мои бедные уши стремительно увяли, но все-таки я решил дослушать до конца. Все-таки небылицы Боткина хоть как-то разбавляли однообразие экспедиции.

— Я добрался до вершины холма, — возбужденно верещал Боткин. — Жуткие звери карабкались по склонам, окружая меня, и клацали мощными челюстями. Я сжимал в руке дезинтегратор, и, не взирая на строжайший запрет, решил во что бы то ни стало очистить планету от этой мерзости. И я нажал на спуск…

Он не договорил, застыв с выпученными глазами и открытым ртом — зона растянутого времени обычное явление в этой части космоса. Я уж начал было прикидывать, как долго придется любоваться на эту пучеглазую рожу, когда автоматике удалось-таки разбудить корабельный хроностабилизатор, и Боткин продолжил, как ни в чем ни бывало:

— … завертелся вокруг своей оси. Прямо под ногами я увидел гладкую поверхность. Вместе с тварями дезинтегратор уничтожил на склоне холма всю растительность и даже камни. Каково же было мое удивление, когда истребленные мною чудовища вновь материализовались передо мной — из ничего. Скорее всего, они обладали способностью самовосстанавливаться… не утрачивая, однако, плотоядных привычек. Они снова ринулись на меня, и мои шансы на спасение стремительно упали. Но тут я вспомнил о персональном антиграве. Я сформулировал мысленный приказ…

Новый каприз неоднородного времени прервал тираду. Взгляд Боткина застыл, застыл и огонек экзальтации в зрачках, а насмешливо изогнутые губы по-прежнему целились в нас — в невольных жертв, которым негде было скрыться и некуда убежать. На этот раз мы попали в зону гораздо большей плотности, и хроностабилизатор не справился с такой нагрузкой. И мои мысли потекли, как растительное масло — тягучие, жирные, не способные анализировать.

Наконец мы выскользнули. Капитан молодецки тряхнул гривой волос, щедро украшенной сединой и отдал приказ готовиться к посадке. Так я и не узнал, чем же завершилось «ужасное» приключение Боткина.

Опоры звездолета осторожно коснулись твердого грунта. Мы высвободились из защитных губчатых коконов и приступили к исполнению прямых обязанностей, которых у меня, говоря по правде, и не было.

Спустя несколько часов мы, так сказать, закрепились на позиции. На участке, параметры которого определяла инструкция, роботы смонтировали защитное поле, установили хроностабилизаторы, воздвигли для нас временное обиталище и замерли в ожидании новых приказаний. Атмосфера планеты оказалась пригодной для человеческого организма, и мы уверенно шагнули из корабля, чтобы размяться.

Одной своей половиной Тэта, подобно Меркурию и Луне, была постоянно обращена к центральному светилу системы. Мы совершили посадку у самой границы теневой стороны, где влажный климат создавал наиболее благоприятные условия для жизни. К югу простирались раскаленные пустыни, а на севере — царство вечных льдов, затянутых мраком.

Планета встретила нас холодным влажным ветром, который дул здесь круглый год, благодаря непрерывно совершающейся конвекции воздуха в этой зоне. Островки грязно-зеленой растительности сменялись мрачными болотами, по которым время от времени скользили тени каких-то животных. Одним словом, планета нас не очаровала, и только Боткин подавал вялые признаки оживления.

Недалеко от нашего лагеря находилась деревня аборигенов, которые не замедлили явиться к нам целой делегацией. Выглядели они вполне дружелюбно и до такой степени одинаково, что если бы не густые узоры татуировок на их темно-синих лицах, вряд ли мы смогли бы отличить их друг от друга. Я сразу сообразил, что самый разрисованный из них и есть вождь, или что-то в этом роде. Капитан пришел к тому же выводу, потому что кивнул мне и велел роботу пропустить аборигена сквозь защитное поле. Я поежился от неприятного предчувствия, однако занялся настройкой фоноаппаратуры, которая должна была корректировать несовершенство моего артикуляционного аппарата. Я извлек специально припасенные для таких случаев палочки и принялся постукивать ими в особом ритме, при этом еще и цокая языком в разной тональности. Я уже почти добрался до середины приветствия, когда туземец резким жестом прервал мои лингвистические муки.

— Ты плохо говорить, бататва, — проскрипел он попугайным голосом. — Поэтому Тутма, верховный жрец священный камень, говорить на космолингве. Другие люди, которые быть до вас, оставлять аппарат обучаться. Тутма обучился. Другой капитан сказал, что вы когда-нибудь прийти и принести батарейки для красивый картинки. Вы их приготовить, Тутма прийти снова — деревня близко. Потом нас изучать.

Тэтиец с надменным видом покинул наш лагерь, повергнув меня в оцепенение. Я вдруг почувствовал себя лишним, ненужным. Эти типы, додумавшиеся всучить дикарям обучающий компьютер, обошлись со мной жестоко, они обманули меня! Да что там я! Они нарушили запрет на распространение новых технологий среди латентных цивилизаций! Боткина, похоже, эти мелочи нисколько не смущали. Он ничуть не был огорчен, судя по тому, с какой прытью кинулся догонять жреца. Капитан, рассеяно зевнув, проводил его взглядом.