Море Имен - Онойко Ольга. Страница 29

– Он ждал. И… дверь… открылась… – по лицу матери побежали слёзы. – И… Яся вошёл.

Алей закрыл глаза.

– Мама, – сказал он. – Ты же знаешь, что папа умер. Ты как-то зациклилась. Может, этот тип очень на него похож, но это не папа! Соберись, вспомни, как он выглядел?

– Алик, – ответила Весела тихо и очень спокойно, – я сначала тоже подумала то, о чём ты подумал. Я решила, что с ума схожу. Но… понимаешь, он постарел. На десять лет. Виски седые, на левой руке шрам вот тут, – она провела пальцами по костяшкам, – не было шрама раньше… Если бы я его вообразила, он бы молодой был. И потом, Лёва ведь тоже его видел.

– Что он сказал? – сухо спросил Алей.

– Сказал… – мать закрыла лицо руками. – Сказал, что заберёт сына и будет его сам воспитывать. И ушёл.

– И всё?

– Нет… не в этом дело… Мы же за ним кинулись. Лифт упустили, потому что… как-то странно… не знаю, почему, остолбенели как-то… но мы его нагнали на углу, они с Иней за руку шли, Яся рюкзак его нёс… они за угол завернули и пропали. И всё. Нигде нет.

– За какой угол?

– За супермаркет. Там ничего такого нет, ты же видел. Спрятаться негде. На машине тоже за миг не уедешь. Я ничего не поняла. Бегала туда-сюда, потом встала… Стою как пыльным мешком ударенная и только думаю, что ты можешь их найти, потому что искать умеешь… а потом всё, – она подняла взгляд на сына. – Ты меня хватаешь и… будишь. А я не помню, как тебе звонила. Алик, что нам делать? Что же теперь делать? Где же Иня?

Алей молчал.

– Но ведь это не мог быть папа, – сказал он, наконец. – Ни старый, ни молодой. Папа погиб.

– Но ведь тела так и не нашли, – просто сказала мать.

– Что?! – Алей вскинулся, потрясённый. – Мама, ты об этом не говорила!

– Тела не нашли, – подтвердила она. – Поиски прекратили. Было очень холодно… четверо суток искали. Решили, что замёрз. Судебным решением признали погибшим.

«Этого не может быть, – Алей отпустил мать, ссутулился и закусил пальцы левой руки. – В любом случае, этого не может быть. Даже если папа чудом выжил – почему он пропал на десять лет? Почему пришёл сейчас? Почему забрал Иню как вор, не объявившись, никому не назвавшись? Разве я меньше хотел бы его увидеть? И… и ещё – куда они делись теперь?..»

Ответов не было.

Но было всё, что нужно для старта поисковой цепочки.

– Мама, – сказал Алей, встав. – Я сейчас буду искать Иню. По-своему. Не трогай меня и не мешай, пожалуйста.

Она посмотрела благоговейно.

– Хорошо.

Он провёл ладонью по лицу, запрокинул голову, сцепил руки за спиной. Уходили вверх белые стены двадцатидвухэтажной башни, пронзённые светящимися окнами квартир. Мерцал кафель облицовки, над крышей сгущался мрак. Звёзд не было. Одинокая Луна висела в небе, похожая на теннисный мячик. Алым глазком подмигивал возле неё бортовой огонёк далёкого самолёта.

Ясень Лазурин Обережь.

Отец.

Живой.

Жизнь, изменившаяся навсегда. Поиск Предела. Выход к Старице. Хакер Улаан-тайдзи, один из лучших в Листве и во всей Росе, не знающий неудач. Лесное изумрудное пламя, тихий переплеск тёмной воды, лодка-ялик, ждущая в заводи. Небо, затянутое облаками.

«Опять», – Алей сцепил зубы. Финальная ассоциация ещё не вспыхнула в мозгу, а он уже понял, к чему идёт дело. Совсем недавно он получил подобный ответ на другой вопрос.

Закольцованный мирок Старицы, отрезанный от Реки, – символ недостижимой цели и безнадёжного поиска. Не удастся настроить формулу: в выдаче нет релевантного ответа…

«Нет, – упрямо сказал себе Алей. – Я не сдамся. Если нельзя начинать поиск с отца, я начну его с другой точки».

Шишов, Лев Ночин.

Шишова, Весела Искрина.

Вечер, телевизор, звонок в дверь.

И накрыло, как накрывает океанской волной и взрывной волной: Алей болезненно выгнулся, схватился за голову. Точно раскалённая спица пронзила череп – от виска до виска. Свело судорогой мышцы пресса. Началось видение, яркое и страшное, одуряющее, мучительное.

Теперь в нём был звук.

…Ясень, суровый и тёмный лицом, стоял в коридоре бок о бок с младшим сыном. Иней смотрел на него – преданно, с обожанием, – а он смотрел на двух взрослых, истуканами замерших перед ними.

В комнате орал нелепицы телевизор.

– Вот, значит, как, – тяжело уронил Ясень.

Алей закусил губу: он узнавал голос. Голос нельзя подделать, нельзя, точно нельзя… значит, это папа. На самом деле. Папа вернулся. Папа вернулся живой.

Папа стоял перед мамой и маминым новым мужем.

– Я тебя не виню, Веся, – сказал он. – Мёртвых не ждут.

– Ясик, – беззвучно прошептала та. – Ясик…

– Мне здесь места нет, – глухо продолжал он. – Я пойду. Будь счастлива.

– Ясень! – она рванулась вперёд и застыла, натолкнувшись на его взгляд. – Ясень, я люблю тебя!

– Ты чужая жена теперь, – возразил он печально, – венчанная. Прости, Веся. Прощай.

– Я твоя жена перед Богом! – выкрикнула она и всё же кинулась к нему – как на нож. Схватила за руки, заглянула в холодные чёрные глаза, отпрянула, помертвев… Ясень не шелохнулся.

– Но сына я заберу, – сказал он. – Пошли, Инька.

Иней с готовностью ухватил рюкзак.

– Погодите-погодите! – очнулся Шишов. – Это что, похищение? Я на вас в суд подам! Вас посадят!

– Я забираю своего сына, – спокойно ответил Ясень.

– Нет, – сказал Шишов с ненавистью. – Вы уходите. Сейчас. Иней остаётся.

Иней вздрогнул и испуганно уставился на папу, тронул его за рукав. Ясень улыбнулся сыну.

Алей помертвел. «Как же Иньке там было плохо! – с ужасом понял он. – Я и представить не мог. Думал, просто проблемы. Он же готов куда угодно уйти, даже от мамы уйти, только бы уйти… Он и просто из дому сбежать мог бы, наверно… Господи, почему я не понял этого раньше, я бы его раньше забрал. Какой же я идиот!»

– Ну да, конечно, – насмешливо сказал Ясень. – Пошли, Инь, – и распахнул дверь.

– А ну стой! – рявкнул отчим.

Ясень выпихнул Инея за дверь, себе за спину, и встал в проёме, нехорошо улыбаясь.

Алей заскулил, как брошенный щенок. Он узнавал эту улыбку, этот оценивающий взгляд, эту расслабленную позу. Сейчас папа скрестит на груди руки… скрестил. А теперь привалится плечом к косяку. Точно, привалился. «Не на того напал», – говорит его взгляд, весь он как скрученная пружина, и такой силой от него веет, такой он отчаянный и отважный, умелый, опасный противник, что никто не рискнёт соперничать с ним…

– И что? – спросил папа, задрав брови.

Высокий, толстый, усатый, Шишов надвинулся на Ясеня – и отшатнулся, словно умалившись, спал с лица. Ясень сузил глаза; и в глазах Алея мир дрогнул.

Видение исказилось. Молния взрыла оштукатуренный потолок, песком осыпались стены, дунул ветер и развеял их. Звёздное небо распахнулось над головами, ничего не было больше, ничего, только летящие ковыли и ледяная луна над ними да свод созвездий… Перед бедным глупым Шишовым встал узкоглазый идол, мрачный воин-степняк.

Картина мелькнула и скрылась в одно мгновение, но дыхание перехватило и отчаянно заколотилось сердце: неведомое чувство подсказало Алею, что туда, в ковыльную степь, и ему открыта дорога – только шагни…

А Ясень стоял в дверях и смотрел на хозяина дома.

Шишов, крупный, физически сильный человек, рядом с худым и угловатым Обережем был как тюк ваты рядом с винтовкой.

– Господипомилуй… господипомилуй… – шептала Весела.

Алей вынырнул из грёзы как из воды – воздух кончился в лёгких. Окатил холодом обыденный, здешний ветер, разноголосица ударила по ушам. Шум колёс и гудки машин, пролетающих по далёкой магистрали, отголоски дискотечных песен, дыхание остывающего воздуха: приглушённые звуки городской ночи казались нестерпимым грохотом. Степное безмолвие отлетало как душа – к звёздам…

Мать сидела рядом, сгорбившись, сплетя пальцы в замочек у губ, и шептала молитву.

– Мама? – выговорил Алей.

– Алик? – она подняла глаза, и Алей содрогнулся: мама почернела от горя. – Где Иня?