Изгнание - Лампитт Дина. Страница 81

Лето 1643 года унесло много жизней и поселило отчаяние в душах и роялистов, и «круглоголовых». Люди умирали не на поле боя, не от вражеских пуль и мечей, а от страшных болезней. Июнь выдался жарким, в Оксфорде солдаты спали прямо на улицах, совершенно не заботясь о гигиене и санитарных условиях, в которых им приходилось жить. В то же время все другие приезжие, начиная от знатных дам и кончая простыми конюхами, ютились в жилищах, которые были слишком малы для такого количества людей. Все они в один прекрасный день почувствовали, что задыхаются, что им не хватает воздуха, что они уже давно дышат вонью, исходящей из их собственных дорожных туалетов и ночных горшков, и вонь эта смешивается с запахом гниющих отходов, заваливших весь город и его окрестности. И вот, когда все водостоки и канализация были забиты настолько, что ими уже не было никакой возможности пользоваться, когда вонь сделалась совершенно невыносимой, в городе разразилась эпидемия, первые симптомы которой дали Николь Аттвуд – так она теперь себя мысленно называла – изрядный повод для беспокойства.

Она никогда не разбиралась в медицине, ей хватало того, что она иногда заглядывала в «Краткую медицинскую энциклопедию», которая была у мачехи. Однако у нее в голове очень хорошо отложилась статья о том, что эпидемия тифа обычно возникает в жаркое время года, в густонаселенных местах, где ей очень легко распространяться с помощью обыкновенных вшей, так легко перескакивающих с одного немытого тела на другое. Поэтому в доме, где она жила, слугам были даны строгие указания держать все и всех в чистоте, она так категорично требовала ее соблюдения, что те взбунтовались и хотели все дружно покинуть дом, пока Эммет не объяснила им, что хозяйка имеет дар ясновидения и знает, что главные виновники смерти – вши. В этот суеверный век девушка не могла придумать ничего лучшего, но процедура мытья и проверки волос у всех в доме стала обязательной и ежедневной. Всю одежду, в которой кто-нибудь выходил в город, тут же сжигали, и вскоре всей округе стало ясно, что дом леди Аттвуд – единственное место, где можно не бояться подцепить эту заразную болезнь.

Джекобина Джермин в панике бежала из своего дома на Хай Стрит и попросила приютить ее в доме Николь. Но даже ее заставили принять ванну с крепким раствором лечебных трав, тщательно вымыть и расчесать волосы, а всю ее одежду слуги тщательно стряхнули, выбили специальными палками для выбивания пыли и прокоптили в дыму разведенного во дворе костра. Когда во всех церквах колокола беспрестанно звонили, возвещая в который раз о чьей-то смерти, придворных волновало одно – королева может в любой момент двинуться на юг и оказаться рядом с ними в этом объятом болезнью городе.

Между тем, ее величество выехала из Йорка четвертого июня, сто пятьдесят повозок с оружием сопровождало множество придворных и солдат. Сама же Генриетта-Мария скакала верхом во главе колонны, называя себя главнокомандующим и обществе двух самых преданных ей людей: Генри Джермина и благородного Чарльза Кавендиша, второго сына графа Девоншира, человека, без всяких сомнений, горячо влюбленного в свою королеву.

– Неужели королева действительно так притягивает к себе мужчин? – спросила Николь Джекобину, когда они обе сидели за скромным ужином в саду дома возле церкви Святого Илии.

Волосы у обеих были распущены, на обеих после бани не было ничего, кроме длинных атласных рубашек.

Новая подруга обдумывала вопрос, ее нежное личико сделалось очаровательно серьезным:

– Да, в какой-то степени. Его величество просто без ума от своей жены, хотя, как мне рассказывали мои родители, сначала их брак был довольно несчастливым. А вообще-то королева – очаровательное милое создание, к тому же она прекрасно умеет держать власть в своих руках. И все уже привыкли к тому, что окружающие ее мужчины просто по уши в нее влюблены.

– А она с кем-нибудь из них спит? – спросила Николь полушутливо-полусерьезно.

Джекобина рассмеялась и ответила так, как могла бы это сделать женщина из двадцатого века:

– Конечно, нет, хотя это огромный соблазн, как ты понимаешь. Королева обожает, когда вокруг нее вьются молодые люди, но если хоть кто-то из них осмелится попытаться склонить ее к сожительству, она, не задумываясь, обвинит его в государственной измене.

– Ну а твой брат? Он-то как вошел к ней в доверие?

– Он все устроил так, что она считает его просто незаменимым. Но, поверь мне, его дружба далеко не бескорыстна, потому что он законченный карьерист. Сама убедишься, когда с ним познакомишься. Между прочим, принц Руперт его просто ненавидит, – грустно улыбнулась Джекобина.

– Тогда зачем ты приехала и дожидаешься его здесь? Не лучше ли тебе было остаться дома и не подвергать себя опасности этой эпидемии?

– Сейчас, когда идет война, это самое безопасное место, да и потом, я ужасно люблю рисковать. Мне кажется, подвергать себя риску – это единственный способ выжить. Я надеюсь, что моя жизнь будет полна всяких авантюр до самой глубокой старости.

Николь громко рассмеялась:

– А сколько тебе сейчас лет, дорогая?

– Наверное, столько же, сколько и тебе – девятнадцать.

Несмотря ни на что, она еще не научилась сдерживать свой язык, который произносил слова прежде, чем она успевала подумать:

– Но мне-то – двадцать восемь, – сказала Николь.

Джекобина в недоумении нахмурилась:

– Да простит меня Бог, но это не может быть правдой! Ты совсем не выглядишь на столько лет. Между прочим, моя служанка сказала, что тебе скоро должно исполниться девятнадцать, а уж тому, что говорят слуги, можно верить безоговорочно. Ты же сама знаешь.

Николь замерла в нерешительности, не зная, как ей на это ответить. Она прекрасно сознавала, что это – первая женщина, не считая Эммет, с которой у нее завязывается нечто похожее на дружбу, и ей не хотелось сказать или сделать что-нибудь такое, что могло бы помешать этой дружбе.

– О, прости меня, – наконец произнесла она, – иногда я чувствую себя на десяток лет старше. Конечно, ты права. Мне исполнится девятнадцать шестнадцатого июня.