Золотой ключ. Том 3 - Роун Мелани. Страница 101
— Подожди!
Беатрис остановилась и взглянула на сестру широко раскрытыми глазами.
— Что случилось, Элейна? У тебя такой серьезный вид, а ведь сегодня праздник.
Многие недели она с трудом несла на плечах эту ношу. Как легко было бы позволить Беатрис уйти, а книгу оставить себе. Знания, которые только и ждут минуты, когда она или кто-нибудь другой сделает их своим достоянием. Элейна глубоко вдохнула, открыла сундук, стоявший в темном углу, и вынула из него книгу. Протянула ее Беатрис.
— Она когда-то принадлежала Сарио Грихальве, — сказала Элейна. Казалось, тяжелая книга обжигает ей руки, но она сумела справиться с собой. — Это древний экземпляр Кита'аба — книги тза'абов, ставшей впоследствии Фолио.
Беатрис смотрела на нее, не проронив ни слова.
— Я не смогла ее сжечь, хотя мне и следовало это сделать! Я не имею права брать на себя такую ответственность. — Элейна нетерпеливо протянула книгу сестре. — Возьми! Я доверяю книгу тебе, Беатрис, ты самая лучшая из всех нас. Я знаю, ты сумеешь принять правильное решение.
Внезапно глаза Беатрис наполнились слезами.
— Ты не доверяешь себе, понимая, какое знание содержится в этой книге? — мягко, с состраданием спросила она. — Милая Элейнита, ты совсем на него не похожа, хотя ты его и любила.
— Я заглянула себе в сердце, Беллита. Я не очень от него отличаюсь. По правде говоря, мало отличаюсь. Я стану рисовать, как никто до меня не рисовал, я буду знаменита: художник Элейна Грихальва. А вдруг какая-то часть моего существа возжелает большего, вдруг я начну использовать других людей ради достижения собственных целей, не смогу думать ни о ком, кроме себя? Нет, я не должна рисковать. Не хочу быть такой, как он.
Она снова протянула книгу.
По лицу Беатрис пробежала тень, но тут же исчезла, и на ее место пришло спокойствие, которое так умиротворяло всех, кто ее знал. Она кивнула и взяла из рук Элейны древнюю книгу.
Молча они вместе прошли через гостиную в небольшой зал, где и расстались. Тишина показалась Элейне гнетущей — теперь, когда Беатрис ушла и унесла с собой Кита'аб. Но через некоторое время она почувствовала, как тени рассеиваются и на сердце становится легче.
Да, она похожа на Сарио, и с этим ничего не поделать. Но ей хватило мудрости справиться с тем, что было в ней дурного, — в отличие от него.
Вдруг она услышала, как у нее за спиной распахнулась дверь, а в следующее мгновение ее уже целовал Рохарио.
— Сначала я отправился в Палассо Грихальва, — сказал он. — Должен признаться, забыл, что ты там теперь не живешь. Все так изменилось. — Он оглядел гостиную столь же критически, как Беатрис спальню. Здесь совсем недавно покрасили стены, пахло краской, несмотря на открытые окна. — Комнаты довольно просторны и оригинальны, мне нравится фризмаркский стиль. Благодарение Матре, здешние мастера смогли его воссоздать! В небольшом зале внизу достаточно места для собраний, надеюсь, споры моих товарищей не помешают тебе проводить уроки. Но на время летней жары нам следует переезжать в Коллара Ассаддо.
Очаровательное местечко, настоящая деревня. Кроме того, заниматься землей почти так же интересно, как политикой. И почему я не понял этого раньше!
— Потому что был бесполезным и тщеславным существом, корассон мейа.
— Эйха! — расхохотался он. — Точно! Твоя мать так рассвирепела, когда меня увидела! Ты рассталась со своей семьей не очень хорошо, Элейнита.
— Что верно, то верно. Знаешь, они не хотели, чтобы я уезжала. Только я теперь больше не боюсь моих родных.
Он выглядел весьма довольным собой. Пусть думает, будто именно он освободил Элейну своей поддержкой. Зачем лишать его этой иллюзии?
Рохарио медленно поворачивался, рассматривая комнату. Он начал по-новому повязывать галстук. Скоро, вне всякого сомнения, самые молодые члены Парламента станут носить галстуки точно так же. Эйха! По крайней мере его соратники начнут одеваться со вкусом!
Рохарио вдруг остановился: он заметил портрет над камином.
— Это что-то новое! Какой чудесный портрет! Кто написал его? Ты здесь просто неотразима!
— Его написал Сарио Грихальва. — Элейна была готова к его возмущению или негодованию, но Рохарио лишь удивился:
— Мне казалось, ты уничтожила все его работы.
— Верно. Все, кроме той, где изображена бедняжка Аласаис. Рохарио склонил голову набок и с улыбкой посмотрел на нее. С тех пор как Элейна увидела его впервые, он стал совсем иначе улыбаться. Теперь в его улыбке больше не было настороженности избалованного ребенка.
— Все, кроме той картины. И этой. Они знают про нее?
— Нет. — Элейна боялась сделать вдох.
— Замечательный портрет, Элейна. Мы сохраним его навсегда. Она с трудом перевела дух.
— Конечно.
— Но ты должна написать мой портрет, и мы повесим его рядом. Два портрета. Больше ничего не будет.
— Почему ты вдруг загрустила, гвиверра мейа?
— Рядом с ними не будет наших детей.
— Мы уже говорили об этом, Элейна. И больше не стоит. — Он решительно взял ее за руку и подвел к окнам, выходящим в маленький дворик. Цвели акации, вдоль выложенных кирпичом дорожек ровными рядами выстроились липы. Каменщики работали над фонтаном, небольшой копией фонтана с колокольчиками. Они с Рохарио долго стояли в уютном молчании, пока не зазвучали свадебные колокола.
— Нам будет хорошо вместе, Рохарио. — Элейна поцеловала его.
— Надеюсь! Идем. Отец придет в ярость, если мы опоздаем. Он говорит, что я теперь никуда не прихожу вовремя, но в этом виноваты бесконечные собрания. Я не представлял себе, что десять человек могут иметь двадцать самых разных точек зрения, которые они слишком бурно высказывают.
Но по его тону и выражению лица Элейна видела, что Рохарио нравится такая жизнь. Подумать только, до'Веррада — член Парламента! И в самом деле наступили новые времена.
— Кстати, — вдруг сказал он, стараясь придать своему голосу неуверенность, но Элейна поняла, что он страшно горд, — Парламент намерен заказать тебе официальный документ ассамблеи. Выборы пройдут в следующем месяце, а первая ассамблея соберется во время Провиденссии.