Золотой ключ. Том 3 - Роун Мелани. Страница 45
— Она не хочет возвращаться к своей семье.
— Значит, ты ее бросил? — Теперь голос Ренайо был жестким. Впрочем, к своему великому удивлению, Рохарио обнаружил, что угрозы отца его больше не пугают.
— Нет. Я просто вернулся, чтобы взять перья и чернила.
— Перья?
— Да, я собираюсь стать писцом.
Ренайо ударил ладонью по столу с такой силой, что бумаги разлетелись в разные стороны, и поднялся во весь рост.
— Писцом?! — вскричал он. Дверь отворилась.
— Ваша светлость? — Придворный осторожно заглянул в кабинет.
— Закрой дверь! Выйди отсюда! А ты, щенок, сядь!
— Нет, спасибо. Прошу меня извинить, но я должен уйти.
— Ты никуда не пойдешь! Сначала тебе придется объясниться!
— Мне нечего объяснять.
Как только Рохарио произнес эти слова, он почувствовал огромное облегчение, а в следующий миг на него нахлынула небывалая волна возбуждения, даже задрожали руки, но он усилием воли заставил себя успокоиться.
— Я больше не буду жить в Палассо.
— Ты не можешь…
— Я уже совершеннолетний.
— У тебя нет денег…
— У меня есть Мариссиайо и Коллара Ассаддо, два поместья, которые вы мне пожаловали, когда мне было двенадцать лет. Как только я… — Тут Рохарио запнулся.
«Как только я заработаю достаточно денег, чтобы нанять лошадь и совершить туда поездку, я устрою так, чтобы часть ренты шла на мое содержание.., и на Элейну.., на жизнь в приличном доме, где у нее будет просторная студия; а затем, может быть, наступит подходящий момент, чтобы спросить у нее, не хочет ли она стать.., стать…»
Он не мог больше говорить — спазм сдавил горло.
Кабинет Великого герцога был обставлен массивной темной мебелью — под стать его серьезным государственным заботам. После того как Ренайо женился на Хоанне, комнату заново отделали в стиле Фризмарка: стены оштукатурили в светло-оранжевый цвет, поверх которого художник нанес легкий цветочный орнамент. Единственная комната во всем дворце, отделанная со вкусом, она совсем не подходила Великому герцогу.
— Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета в собственных действиях. — Ренайо явно не знал, как реагировать на поведение сына. “Я просто вырываюсь на свободу”. Но вслух Рохарио не решился это произнести.
— Я начинаю думать, что совсем не знаю тебя, Рохарио. Что бы на это сказала твоя мать?
Рохарио вздрогнул. Он прекрасно знал, что бы сказала его мать. Но теперь никто не помешает ему сделать важнейший в его жизни шаг. Он так решил.
— Знаете ли вы, — Рохарио говорил медленно, тщательно подбирая слова, — что многие простые люди в этом городе недовольны своей жизнью? Они возмущены тем, что ваши солдаты хватают певцов и печатников только за то, что они вслух высказывают свои мысли.
— За подлые выступления против меня. Я был бы глупцом, если б не пытался это прекратить, если б разрешил бунтовщикам — которые подобно стервятникам прибывают к нам из Гхийаса и Таглиса, — подстрекать народ Мейа-Суэрты к бунту. Впрочем, ты, наверное, не станешь возражать, если они штурмом захватят Палассо. Может быть, ты считаешь, что нам следует вышвырнуть им Тимарру в качестве подачки, дабы они успокоились?
— Я ни разу не слышал разговоров о нападении на Палассо! Они только хотят возродить Парламент, который будет иметь меньше власти, чем ваши советники…
— Чтобы вмешиваться в решение вопросов о налогах или выдвигать смехотворные петиции — так они представляют себе исполнение законов. Матра Дольча! Они хотят иметь право судить дворян и даже меня самого! Как я смогу управлять страной, если моя власть будет так ограничена? Мы, до'Веррада, сделали Тайра-Вирте богатой державой и дали народу возможность насладиться миром и спокойной жизнью. За одно десятилетие они уничтожат вое своими дурацкими претензиями и бунтами.
— Вы не можете знать того, что произойдет. Парламент будет иметь только совещательный голос.
— А потом? — Ренайо внезапно направился к маленькому столику и налил себе чаю из серебряного чайника.
Все в этой комнате, кроме белых ирисов, принадлежало его новой жене. Ренайо одним глотком осушил чашку и с такой силой швырнул ее на стол, что она разбилась. Его лицо стало пунцовым от гнева.
— А потом — можешь не сомневаться — в Парламент пролезут всякие мошенники и бандиты, люди, которые будут заботиться только о собственной выгоде. И они сожгут Палассо и убьют всех мужчин, женщин и детей, которые окажутся внутри. Они уже проделали это в Гхийасе. Тебе нравится такая перспектива?
— Конечно, нет! Но большинство из этих разочарованных людей честные члены гильдий и купцы. Им, как и вам, есть что терять, если произойдет худшее.
— Эйха! Я вырастил безумца! — Ренайо вернулся к письменному столу, резко отодвинул в сторону глобус, в результате чего перо упало на пол, и наклонился над столом, глядя в упор на Рохарио. — А теперь послушай меня, юноша. Молодые дворяне и раньше оказывались втянутыми в подобные волнения. Они думают, что это просто новое развлечение — вроде охоты. Все они — без исключения — плохо кончили. Вижу, ты ничем от них не отличаешься. Я умываю руки — пока ты не созреешь для того, чтобы попросить у меня прощения за свою глупость.
Рохарио неотрывно смотрел, как чернила стекают с пера на светлый ковер из Лийоне. Такой ковер стоил больше, чем годичная плата за комнаты в гостинице Гаспара, где остановились они с Элейной. Рохарио с трудом поднял глаза и посмотрел на отца.
— Я не могу этого сделать.
Великий герцог явно терял остатки терпения.
— Тогда я изгоняю тебя!
— Значит, я могу идти, ваша светлость?
— Выйди вон! Вон!
Рохарио неловко поклонился. Он был как натянутая струна, готовая зазвучать от легкого дуновения ветерка. Однако вышел из кабинета твердой походкой, и его голос не дрогнул, когда он сказал слугам, что сначала поднимется в свои покои.
Теперь это больше не его покои.
То, что отец разрешил ему просто уйти, поразило Рохарио. Может быть. Великая герцогиня Хоанна уже беременна и Ренайо более не нужен его второй сын. Он шел в сопровождении двоих слуг и двоих стражников. Появились личные слуги Рохарио, взволнованные и бледные.