Золотой ключ. Том 3 - Роун Мелани. Страница 82

— Я.., я думаю, вам следует послушать Верховного иллюстратора Сарио. Да, я так считаю. Но, по правде говоря, Сарио, вы должны признать.., традиции.., для молодой женщины сидеть взаперти.., как мы можем отказать в просьбе достойным санктас?

Чья-то уверенная рука решительно распахнула дверь. Конечно! Грихальва не имеют власти над екклезией. На пороге появилась Беатрис и три санктас в мантильях, источавших аромат розовой воды. За ними стояли энергичный Сарио и бледный, потерявший всякую уверенность в себе Великий герцог. Их сопровождала стража, но никто из солдат не осмеливался поднять руку на пожилых санктас, чьи лица и руки были покрыты глубокими морщинами, а с плеч ниспадали накрахмаленные белые одежды.

— Пойдем, ниниа, — сказала одна из них.

Другая взяла Элейну за руку и вывела из комнаты, словно она была не взрослой женщиной, а малым ребенком. Сарио ругался. Улыбка Беатрис стала еще прелестнее. И она шла за ними, а санктас сильными чистыми голосами пели гимн “Кровь Матери дает нам жизнь”. Во дворе их ждала карета с кучером. Беатрис помогла санктас занять задние сиденья.

— Портрет… — воскликнула Элейна, приходя в себя. Только сейчас она сообразила, что и в самом деле спасена.

— Он здесь.

— Не копия…

— То, что тебе нужно, — здесь. Элейна, садись! Нам надо спешить. Элейна села в экипаж, но никак не могла прийти в себя. Карета с грохотом покатила по скрытому аркой туннелю, ведущему к задним воротам. Благодаря присутствию санктас им разрешили выехать из Палассо, а потом пропустили через баррикады, превратившие улицы Мейа-Суэрты в настоящий лабиринт. Впрочем, настроение в этот день у всех было радостным и праздничным.

— Нового цветения вам, благословенные санктас! — закричала стайка девушек, когда карета проезжала мимо.

Санктас благословили их. Карета двинулась дальше. Из гостиниц и домов доносились пение и смех.

— Почему все так счастливы? — спросила Элейна. От обретенной свободы у нее слегка кружилась голова. Перед глазами все еще стояли выбеленные стены комнатки, в которой ее держал Сарио, и бесконечные портреты в Галиерре.

— Скоро снова соберется Парламент, — сказала старейшая санкта. — Они счастливы, потому что Матра благословила их.

— Вы так думаете? — проявила любопытство Беатрис. — Нас ждут большие перемены.

— Так говорит Матра: все, чего касается ее рука, расцветает под ее благостью.

— Даже Сарио Грихальва? — пробормотала Элейна. Беатрис наклонилась к Элейне и прошептала ей на ухо:

— Вы любовники?

Элейна содрогнулась. Разве их не связывает нечто большее, чем узы плоти? Но об этом она не могла говорить даже с Беатрис — ей было невыносимо стыдно.

— Почему санктас решили нам помочь? — спросила она, не ответив на вопрос сестры. — Они не жалуют Грихальва, а ты — любовница. Они же всегда восставали против такого положения вещей.

— Я их попросила. Что бы они обо мне ни думали, санктас полны сострадания.

Наконец они подъехали к освещенным факелами воротам Палассо Грихальва. Им навстречу выбежали слуги, под руководством Беатрис забрали огромный портрет, завернутый в покрывало, и унесли внутрь. Беатрис искренне поблагодарила санктас. Они благословили ее, и карета укатила в ночь.

Элейна и Беатрис торопливо зашагали к центральному двору. Впереди пылали факелы, их мерцающее пламя разгоняло мрак. У входа в большой зал стояла женщина. Она взглянула на них и стремительно шагнула навстречу.

— Беатрис! Благодарение Матре, ты приехала! — Это была их мать. Элейна собралась с силами. — Элейна! Матра эй Фильхо, наши молитвы услышаны. Мой несчастный малыш спрашивал о тебе. — Диониса взяла Элейну за руку и повела за собой.

Мать выглядела уставшей и измученной. Элейна покорно последовала за ней, пораженная изменениями, происшедшими с Дионисой. Беатрис чуть-чуть от них отстала.

Вскоре они вошли в небольшую боковую комнату. Отвратительный запах гниющей плоти перебивал все остальные. Не говоря ни слова, Диониса протянула дочерям носовые платки. Элейна прикрыла нос. Беатрис решительно подошла к кровати.

К Агустину.

Возле постели на коленях стояла санкта и молилась. Элейне было достаточно одного взгляда на обгоревшие руки, лицо и закрытые глаза — Агустин забылся беспокойным сном — и глотка спертого воздуха, чтобы пожелать только одного; скорейшей кончины своего несчастного брата. Ее платок уже промок от слез.

Санкта посмотрела на Беатрис, опустившуюся рядом с ней на колени, кивнула и повернулась к Элейне.

— Вы его старшая сестра? Он спрашивал о вас, но я дала ему снотворное. Надеюсь, он проспит много часов, я молюсь об этом.

— Еще есть надежда? — севшим голосом спросила Элейна.

— Нет. Мне очень жаль.

— Я останусь, — сказала Беатрис. — Ты знаешь, куда тебе нужно идти, Элейнита?

— Да. — Элейна вышла из комнаты. Мать последовала за ней.

— Правда ли, что Сарио убил Андрее? — осторожно спросила Диониса. Казалось, она боится услышать правду.

— Да. Я должна идти к Вьехос Фратос.

К ужасу Элейны, мать согласилась без всяких возражений. Она молча вернулась в комнату Агустина.

Элейна по лестнице поднялась в ателиерро. “Чудовище. Чудовище. Чудовище”. Каждое слово совпадало с каждым новым шагом, с каждой новой ступенькой. “И я ничуть не лучше, раз согласилась у него учиться”.

По приказу дяди Дамиано впустил Элейну. Иллюстраторы стояли вокруг портрета Сааведры, рассматривали детали и спорили между собой. Их осталось так мало. И они казались такими слабыми, особенно по сравнению с силой, исходившей от Сарио. Ничего удивительного в том, что он презирает их. Ничего удивительного в том, что он хочет восстановить былое могущество Грихальва.

"Эйха! Скоро ты начнешь их убивать по приказу Сарио”.

— Вы видите тайнопись? — спросила Элейна. Они заворчали, но пропустили ее к портрету. — Вот здесь начинается узор… Где Кабрал?

— Он не обладает Даром, — мрачно ответил Гиаберто.

— И я не обладаю Даром. Он здесь самый старший. Именно его воспоминания о портрете заставили вас увидеть правду, разве не так?

Иллюстраторы были настолько деморализованы, что не стали возражать и послали Дамиано за Кабралом. Как только он ушел, споры возобновились. Никто не хотел признавать ужасной правды.