Влюбленный герцог - Фоули Гэлен. Страница 25

В полночь они вышли из зала и отыскали славное местечко на берегу, с которого наблюдали ночной фейерверк в Воксхолле. Роберт обнял ее за талию, чтобы ей было тепло и уютно в этот вечерний час, когда с Темзы потянуло холодом. Она положила голову ему на грудь и смотрела затаив дыхание на взрывающееся небо.

Даже в карете, уносящей их домой, им не хотелось прекращать свой розыгрыш. Им было так хорошо! Время было позднее, и Роберт взял ее в свои сильные теплые объятия и так держал, чтобы она подремала, положив голову на его широкое плечо. Ни один не прерывал драгоценного молчания, словно одно неверное слово могло разорвать возникшую между ними связь, хрупкую, как золотая нить.

Приехав в Найт-Хаус, они помедлили наверху великолепной мраморной лестницы, прежде чем попрощаться на ночь. Им очень не хотелось расставаться, но ведь они заключили соглашение и Роберт обещал не укладывать ее к себе в постель…

Она первая прервала неловкое молчание.

— Я… я думаю, все прошло хорошо, — сказала она с серьезным видом.

Он чопорно кивнул:

— Э-э-э… да.

— Роберт?

Он посмотрел в ее глаза, и желание вспыхнуло в нем как молния, но он сдержал свой порыв и лишь затаил дыхание.

— Да?

Сердце у нее громко билось. Она робко взглянула на него:

— Я… я чудесно провела время, спасибо.

— Прекрасно. Полагаю, такова и была наша цель. Я тоже. — Он облизнул губы и отвел взгляд, своей неподвижностью напоминая доспехи, поблескивающие внизу в вестибюле. — Ну… тогда доброй ночи.

— Доброй ночи, Роберт.

Он поклонился. Она повернулась и пошла к своей комнате, но вдруг остановилась и обернулась к нему. Он все еще стоял, сунув руки в карманы и глядя на нее, — одинокий, задумчивый и несчастный; скулы его обрисовывал тусклый свет, падающий из узкого окна.

— Что такое, дорогая? — тихо спросил он.

— Вы отвезете меня завтра во «Флит»? Помните? Вы обещали…

— Я никогда не забываю своих обещаний, мисс Гамильтон. Приятных снов.

Она улыбнулась ему на всякий случай, а потом поспешила уйти к себе, прежде чем сделает что-то опрометчивое.

Глава 8

Общество честных и прямодушных мужчин, которых Хоук встретил в своем клубе на следующее утро, на время излечило его от вожделения к женщине, которую он не хотел хотеть.

Он был немного раздражен, потому что снова плохо спал ночью, ворочаясь на кровати, охваченный желанием. Розыгрыш внутри розыгрыша, подумал он и дал себе слово, что будет и впредь изображать из себя гипсового святого. Он вернулся, как и обещал, в час, с видом бодрым и деловым, чтобы сопровождать Бел во «Флит». Хотя это его и не касалось, но все же он почти решил высказать мистеру Гамильтону, что именно он думает о его легкомыслии и безрассудстве.

Белинда ходила утром за покупками; она купила для отца много подарков, чтобы устроить его поудобнее, в том числе и свежий номер «Тайме». Сидя в карете Хоука, катившей в сторону многочисленных тюремных строений, она раскрыла газету.

— Проверим… — пробормотала она, просматривая страничку со сплетнями.

Он заметил, что всю дорогу, пока они ехали в карете, она почему-то нервничала. Бел была хороша, как вешний день, в синем платье с высокой талией, светлом коротком жакете и белых перчатках. Вдруг она побледнела, быстро сложила газету и с гримаской отбросила ее в сторону.

— Плохие новости? — спросил он.

— Там о нас.

Он фыркнул и покачал головой. Ну почему общество так волнует, кто за кем ухаживает? Почему нельзя оставить людей в покое?

Когда они приехали во «Флит», она не взяла с собой газету. Просунув руку под его согнутый локоть, она вошла вместе с ним под высокую входную арку, держась немного сзади.

Глядя на ее бледное лицо, можно было подумать, что она идет на казнь. Ее взгляд метался по толстой каменной стене, а руки теребили ленты ридикюля с такой силой, что они чуть не порвались.

— Идемте, Белинда. Я уверен, здесь вам ничто не угрожает, — сказал он нетерпеливо. Ему не хотелось задерживаться здесь больше чем необходимо. Место было малоприятное, а в два часа Хоуку нужно быть в палате лордов.

Она затравленно посмотрела на него. Лакей, нагруженный подарками для ее отца, стоял рядом, равнодушно глядя перед собой.

— Если вы не хотите, давайте не будем входить, — предложил Хоук, смягчившись. — Можно послать слугу…

— Нет. Мне нужно повидаться с папой, — с трудом проговорила она. — Я — это все, что у него есть.

Он тронул ее за подбородок, понимая, какое это унижение для нее — признаваться ему, как низко пала ее семья.

— Ваша преданность очень мила. Я только сомневаюсь, заслуживает ли он ее.

— Он мой отец. Разумеется, он ее заслуживает. Роберт, вы сказали, что пойдете со мной. Не бросайте же меня сейчас…

— Я здесь, — мягко произнес он, недоумевая, почему у нее такой испуганный вид. — Вы готовы?

— Да… да. Я отплачу вам за это, Роберт. — Она постаралась улыбнуться как можно теплее, поправила изящную шляпку с широкими полями и опять взяла его под руку. — Помните же, он не знает… обо мне.

— Это я помню, — серьезно ответил он. Господи, зачем он ввязался в это? Кто бы мог подумать, что ему когда-нибудь придется встретиться с отцом его любовницы-куртизанки? Конечно, это плохая идея, мысленно ворчал он, ведя Бел по коридору. Куртизанка она или нет, но она хорошо воспитанная молодая женщина, и ей незачем показываться в таких местах. Но он не мог не восхищаться ее пониманием дочернего долга.

Он чувствовал, что она напряжена. Пока они шли, она жалась к нему, а когда проходили мимо конторы надзирателя, задрожала. Дверь была приоткрыта, и Белинда быстро спрятала лицо под полями шляпки.

Сторож провел их через несколько коридоров. Тюремные камеры были переполнены, из них несло потом и испражнениями; заключенные попрошайничали и ругались, когда они проходили мимо. Хоук, угрюмо стиснув зубы, обнял Бел за плечи и притянул к себе, жалея, что не может оградить ее от этой грязи.

Когда они остановились перед крепкой деревянной дверью отдельной камеры, Белинда сдвинула шляпку на затылок. Ее лицо было болезненно-бледным. Хоук поджал губы и отступил, не зная, хочет ли она, чтобы он вошел внутрь вместе с ней или подождал в коридоре. Белинда вздернула подбородок и заставила себя улыбнуться. Что-то внутри у него дрогнуло при виде того, как она расправила узкие плечи.

Тюремщик открыл дверь, и лицо ее внезапно просияло.

— Папа!

Простирая руки, она бросилась в камеру со смехом, звучавшим как-то странно хрупко. Хоук стоял на пороге, глядя, как она кинулась в объятия седого человека в очках.

— Линда-Бел! Добро пожаловать, дорогая, добро пожаловать! Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз. Наверное, французская еда пошла тебе на пользу, а? Ну-ка скажи, тебе понравился Париж?

Без какой-либо видимой причины она расплакалась. Старик поправил очки и воззрился на нее.

— Что за глупости, дорогая?

Она была слишком расстроена, чтобы отвечать. Хоук решил, что настало время вмешаться. Он откашлялся, чтобы сообщить о своем присутствии, вошел, снял цилиндр и жестом велел лакею внести подарки.

— Мистер Гамильтон, полагаю? — Он протянул руку старому ученому. — Роберт Найт, к вашим услугам.

Гамильтон, внимательно разглядывая посетителя, нерешительно пожал ему руку.

— Мистер Найт, вы сказали? Как поживаете? Вы что же, друг Бел? А если так, скажите: почему моя девочка плачет?

Белинда повисла у отца на шее.

— Просто потому, что я очень рада видеть тебя, папа. Я так соскучилась, пока была в… — она умоляюще посмотрела на Хоука, — в Париже.

Хоук, нахмурившись, уставился на нее, но тут же отказался от попыток что-либо понять.

— Ваша дочь, мистер Гамильтон, принесла вам кое-какие мелочи, чтобы вам было удобнее.

— Папа, он герцог Хоуксклиф. Он очень скромен. Даже чересчур, — прошептала она, улыбаясь сквозь слезы.

— Вот как! — Старик восторженно улыбнулся. — Прошу прощения, ваша светлость.