Драконья алчность - Малинин Евгений Николаевич. Страница 38
Именно этот нехороший взгляд подтолкнул меня на ответ:
— А откуда ты взял, что я в кого-то влюблен?!
— Ой, какая тайна!… — негромко и очень презрительно тявкнул синсин. — У тебя это на физиономии написано!
— А вот принцесса, — употребил я титул, который применил сам синсин к Шан Те, — считает, что на моей физиономии написано, что я бандитский главарь!
Синсин внимательно всмотрелся в мое лицо и, как мне показалось, вздохнул.
— У тебя физиономия очень влюбленного бандитского главаря… — согласился он с Шан Те и, чтобы не опровергнуть самого себя, добавил: — Но влюбленного отнюдь не в принцессу!
— О чем это вы, господин ученик, шепчетесь с Гвардой?…
Я поднял голову. Шан Те продолжала улыбаться, но на ее личике читалось неприкрытое любопытство.
«Ну, девчонка, — подумал я, — сейчас я похихикаю, не все же вам надо мной смеяться!»
— Да вот, — как можно безмятежнее проговорил я, — синсин обвиняет меня в том, что я хочу… э-э-э… понравиться вашей милости, хотя люблю совсем другую…
Шан Те мгновенно покраснела и перевела взгляд на черного Гварду, однако тот продолжал бежать рядом с моей лошадью, сохраняя самый невозмутимый вид.
И тут из паланкина выглянула смешливая служанка. Бросив быстрый взгляд на свою госпожу, она сурово свела свои непомерно густые брови и неожиданно низким голосом спросила:
— А ты в самом деле хочешь понравиться моей госпоже?…
— Ну конечно!… — ответил я, словно это было само собой разумеющимся.
— Так что ж ты в другую-то влюблен?! — возмутилась служанка. — Это разве порядочно?!
— Так она тоже в другого влюблена!… — с усмешкой ответил я.
— Но она и не старается тебе понравиться! — резонно заметила служанка, на что я не менее резонно ответил:
— Да?! Ты точно это знаешь?!
Шан Те после такого моего заявления вспыхнула как маков цвет, прошу прощения за избитое сравнение, и мгновенно исчезла в глубине своей оригинальной повозки. Зато служанка, оказавшаяся, при внимательном рассмотрении, особой в возрасте, и не подумала прятаться. С минуту она таращилась на меня, словно я произнес нечто совершенно невозможное, а потом ее прорвало:
— Ах ты, рожа бандитская!!! Ах ты, коровий выкидыш, псами пережеванный!!! Твой поганый язык надо вырвать и скормить гуи, чтобы они тебя триста тысяч лет по Поднебесной гоняли и сдохнуть не давали!!! Да за такие твои слова тебе мало вырвать печень, вырезать почки и раздавить мочевой пузырь, да за такие слова с тебя стоит содрать шкуру и сделать из нее барабан для деревенского шамана, а мясо твое засолить в бочке и пустить по Круговому Океану!!! Да я сейчас сама выцарапаю твои бесстыжие глазищи и откушу твои лопоухи, чтоб тебе было неповадно всякую дрянь с языка спускать!!!
Тут она действительно сделала попытку перелезть через задок возка, но ее остановила моя новая насмешка. Я чуть наклонился в сторону черного синсина, трусившего рядом с моей лошадью, и, поглядывая в сторону разбушевавшейся служанки, громко проговорил:
— А что, Гварда, эта тетенька, пожалуй, тебя перетявкает!…
Гварда быстро взглянул в сторону замершей у задней части возка служанки и совсем по-человечьи кивнул своей черной собачьей башкой:
— Эта? Эта может… Да я с ней и связываться не собираюсь…
— Ах ты, песья морда!!! — немедленно взвилась «тетенька». — Это ты-то со мной связываться не собираешься?! Да если ты со мной связаться надумаешь, я тебе лапы-то вмиг поотрываю и в уксусе замочу!!! Да я из твоей черной шкуры коврик для уборной сделаю!!! Ты меня надолго запомнишь, шкура блохастая!!!
— Как ты думаешь, что может надолго запомнить коврик для уборной? — глубокомысленно поинтересовался я, обращаясь к Гварде и совершенно игнорируя вопящую мегеру.
Синсин задумчиво поднял голову к светлому небу и коротко тявкнул:
— Запахи…
Видимо, этой языкастой бабе все-таки было свойственно художественное воображение, поскольку после короткого и точного ответа Гварды она мгновенно умолкла, а затем ее физиономия скривилась, и она исчезла в глубине паланкина, Через секунду оттуда донеслось ее возмущенное кудахтанье, короткий и довольно резкий ответ Шан Те, и… наступила тишина. Даже впереди, в компании правителя Тянь Ши, все почему-то замолчали.
В наступившей тишине, нарушаемой лишь глухим звуком лошадиных копыт, топтавших слежавшуюся пыль дороги, вдруг послышался едва слышный, легкий и какой-то ломкий шелест. Я поискал глазами его источник и буквально в нескольких метрах от дороги увидел несколько еле заметных, расплывчатых теней, переливающихся радугой, наподобие мыльных пузырьков. Они проносились мимо нашей кавалькады, словно уносимые ветерком, вот только… никакого ветерка не было! Наоборот, все вокруг замерло, застыло, замолчало… Только этот едва слышный шорох и радужный пролет крылатых теней! И тут мне показалось, что я узнаю эти тени, что совсем недавно я видел нечто подобное, только в более плотном, более… осязаемом виде… В этот момент одна из теней повернула вдруг появившуюся головку и посмотрела прямо на меня живым, празднично блеснувшим глазом!
Я наклонился в сторону бежавшего рядом Гварды и прошептал:
— Смотри, луаньняо летят…
Синсин вдруг подпрыгнул, как будто мой тихий шепот его страшно напугал, и быстро завертел головой. Через секунду он осмотрел на меня и неожиданно тихо переспросил:
— Где?…
— Да вот же!… — чуть громче ответил я и кивнул в сторону улетающих вперед радужных птиц.
Гварда посмотрел в указанном направлении, но, по-видимому, ничего не увидел. Снова обернувшись в мою сторону, он прошептал:
— Ты их хорошо видел?… Это точно были луаньняо?!
Но при этом в его голосе было столько тревоги, что я удивился, однако ответил вполне уверенно:
— Конечно, они… Правда, сейчас они почему-то… прозрачные и… переливаются. В приемной у правителя, где я видел их в первый раз, они были… натуральнее.
Синсин снова посмотрел в указанном мной направлении, но по выражению его лица я понял, что он птичек не видит. Они действительно улетели уже довольно далеко вперед, так что и сам я различал их как некое прозрачное, слегка переливающееся всеми цветами радуги облачко.