Воин огня - Демченко Оксана Б.. Страница 2
Он-то не слаб, и он имеет право как сын вождя и внук вождя. Полукровки почти всегда красивы, да что там, давно известно: именно они обладают сложным и неповторимым обаянием, делающим их неотразимыми. Лица полукровок неправильны, от бледных матерей они получают излишне пухлые губы и слишком узкий выступающий нос, часто и цвет глаз далек от почитаемого наилучшим – карего… У этой работницы глаза синие. Плечи узковаты. «Бледный народ, – как сказал однажды двоюродный брат мамы, – не обладает силой, даруемой лесом». Но в хрупкости есть своя прелесть. Прежде друг пегого коня оспаривал и высмеивал подобные рассуждения, но теперь убедился воочию…
Бледные женщины обычно слабогруды, под нелепой мешковатой рубахой без пояса тело едва проступает, а жаль. Хотя кто мешает подойти поближе и проверить, хороша ли грудь и широки ли бедра? Эта мысль в единый миг разогрела кровь, толкнула руку с поводом, и пегий всхрапнул, затанцевал злее и сместился вплотную к низким жердям ограды батарового поля.
Сын вождя поправил в волосах длинное перо, иногда норовящее выскользнуть из косицы. Если полукровка унаследовала от отца не только цвет кожи, имеет смысл подумать, а не задержаться ли тут на весь день, чтобы бросить ей завтра бусы? Всадник одним движением спешился, наступив на жердь и спрыгнув на мягкую землю возле крайней гряды. Еще полный годовой круг его судьба будет в руках Плачущей. До тех пор он вполне свободен в выборе бледных, особенно здесь, во владениях рода махигов…
Внук великого воина Ичивы шел по влажной прохладной красной земле, ступая босыми ногами мягко, как на охоте, без звука перетекая и подкрадываясь. Солнце рисовало его тень впереди, ветерок играл двумя перьями орла в прическе, давая рассмотреть оба и подтверждая: это идет сам старший сын вождя. Большая честь для ничтожной бледной даже стоять рядом с ним, а эта нелепая полукровка словно не знает закона, замерла без движения, не убежала, но и не упала на колени, не сгребает волосы так, чтобы он мог удобно их прихватить на темени. Не делает и иных знаков, лишь стоит и смотрит. Прямо, в упор. Не моргая, не отводя взгляда. Надо полагать, старается себя показать в наилучшем свете и заслужить бусы. Еще бы… такие глаза – чудо.
Сын вождя вгляделся, задохнулся – синее пламя чужого взора было огромно. Сердце дрогнуло – и жар разгорелся в груди, заполнил все существо, испепеляя и уничтожая нелепый, годный лишь для стариков разум.
– У-учи. – Махиг ласково улыбнулся нелепой девчонке, не умеющей себя вести, прямо-таки дикой. Он заподозрил с растущим интересом: наверняка никто еще не снисходил до нее, а это особенно занятно… – У-учи, стой смирно. Вот так. Хорошая девочка, у-учи…
Полукровка задышала часто и испуганно, неловко перехватила бронзовый, цвета кожи настоящего махига, нож. Сталь для бледных, к тому же живущих отдельными поселениями, – под полным запретом. Но и этим тупым ножом, годным лишь для удаления сорняков и рыхления, она попыталась ударить. Пришлось чуть отодвинуться. Отец много раз повторял, что злость у бледных неизбывна, она течет в их стылой подлой крови… Не зря эта кровь проступает в жилах синевой, словно метит вены изморозью зимы. Он слышал от старших, да и приятели шептались, намекая на взрослость и похваляясь вроде бы богатым опытом: женщины бледных не так хороши, как женщины истинных махигов. Но пока он слишком молод, чтобы знать решение Плачущей, и потому своего мнения не составил, сравнивая. Полукровка закусила губу и замахнулась повторно.
– Бешеная ты, что ли? – Сын вождя повысил голос, снова ощущая приступ злости к пришлым.
Вывернул тонкую руку резко, до хруста, вынул нож из ослабевших пальцев и отбросил подальше, презрительно морщась и слушая, как девушка стонет и охает. Полукровка, но боли терпеть не умеет. Значит, кровь матери оказалась в ней сильнее отцовской, страх и слабость – ее удел от рождения и до конца дней… Таким не оставляют бус. Чуть помешкав, сын вождя прихватил волосы на темени, сгибая к самой земле тонкое, даже тощее, тело. Снова поморщился. В некотором замешательстве осмотрелся. Прополка на поле почти завершена, дождь вчера шел весь день, кругом, куда ни глянь, сплошная красная грязь…
Он более не ощущал за собой правоты, эти слезы и стоны стучались в его правую душу и будили целый рой сомнений. Отец говорил: «Бледные лишены большой души, поскольку они чужие лесу. О них следует думать меньше, чем о любом олене или даже волке… Их можно убивать ради забавы». Нет, именно так отец не сказал, но были и другие, взрослые и уважаемые воины, те, кто пояснял и наставлял, объяснял и учил… Да что воины, даже сами бледные кланялись сыну вождя и твердили: «Все в этих лесах – твое!» Вот только дед по женской линии советовал жить своим умом и прислушиваться к голосу сердца, а не к трескотне глупых чужаков. Дед вздыхал и сетовал: «Нынешний вождь – и тот глуховат. Или его сердце онемело?»
Сын вождя сердито встряхнул головой и замер. Для мужчины сомнения, тем более выказываемые явно, – слабость, так учил отец. Юноша огляделся, разыскивая удобное сухое место, тем самым давая себе время унять жар, заполнивший душу, пряча сомнения за делами и простыми мыслями…
Когда был молод его дед по крови отца, в этих лесах жили иначе. Не было ни бледных, ни лошадей, ни привычки строить дома, основывая постоянные поселения, привязывая себя к месту от первого до последнего вздоха. Свобода пропитывала воздух, роднила с лесом и дарила радость… Увы, прошлого не вернуть. Бледные сожгли мосты на берег минувшего, где навсегда осталась, доступная теперь лишь в воспоминаниях уцелевших стариков, прежняя жизнь зеленого мира и населяющих его людей. Никто не звал бледных. Сами пришли, явились из-за горизонта на своих огромных кораблях, ничуть не похожих на рыбацкие лодки. И не просто поселились, но принесли войну, сделали реки красными и горячими от пролитой крови махигов и иных людей леса, степи и гор. Вступили своими обутыми ногами на лесные тропы, вытаптывая траву и разрывая дерн. Заставили стонать и вздрагивать могучие горы. Оскорбили мир, подрубая лесных старост, – самые высокие и славные деревья. И зачем? Всего лишь ради дров…
Его дед по мужской линии, славный вождь Ичива, тогда первым разделил душу и обрел силу, это помнит наставник Арихад, великий воин и мудрец, который больше иных сделал для военных побед. И теперь внук великого Ичивы вкушает плоды побед. Он, юный Ичивари, ездит на пегом коне, живет в большом удобном доме и знает границы своих лесов. Границы, само появление которых украло у народа махигов свободу и сделало сладкий воздух затхлым. Знание бледных не утекло в море вместе с их холодной кровью. Увы, в довершение бед все тот же Ичива, дед по линии отца, перед смертью сошел с ума и запретил жаждавшим мести воинам умертвить всех пришлых. Зря, они подлые и слабые. И знание их чужое, не следовало его перенимать, не стоило впускать в этот мир, первозданный и совершенный. Того и гляди опасный яд впитается в кровь махигов, и люди леса начнут носить обувь даже летом. Многие уже теперь мерзнут, их дух ослаб, а пальцы сделались холодны…
Полукровка взвизгнула и извернулась. Ответная злость вспыхнула с новой силой. Ну что за ничтожество! Вывих – это не повод для криков. Истинный махиг должен молча терпеть любую боль. Если бы великий дед Ичива выжил в том бою, если бы он сохранил свою мудрость единения с силой огня – он бы не допустил нынешнего позора. По причине предсмертной слабости деда Ичивы бледные и теперь живут на красной земле. Им даже позволяют строить жилища и выбирать себе вождей. Им разрешают учить детей языку народа леса, а некоторых и письму. Их допускают на большой торг, хотя еще не так давно самих держали в загонах для скота…
Ичивари дотащил упирающуюся и всхлипывающую полукровку до сарая. Каждую осень в такие собирают сухие стебли батара, чтобы жечь их и обогревать жилье. Летом сараи пустуют, утоптанная земля в них покрыта циновками, в углу хранятся бронзовые ножи и тяпки. Полукровку он швырнул в сарай и замер на пороге, морщась и с растущим презрением рассматривая ее, жалкую, скорчившуюся, покорную. Бледные, как однажды сказал славный ранвари Утери, вызывают отвращение. Они так ничтожны и слабы, что снисходить до них непросто, не закипает в полную силу кровь, да и пахнут они как-то чуждо, даже, пожалуй, неприятно. Кожа у них рыхловатая, словно они все время болеют. Противно. Еще хуже то, что нет ответного огня…