Как творить историю - Фрай Стивен. Страница 87

– У меня дома полным-полно коробок и сумок, – сказал Лео.

– Боюсь, от них нам пользы не будет. Мне нужно что-то здесь и сейчас.

– Для чего?

Стив покопался в сумке:

– Эй, вот это сгодится?

И он протянул мне серебристую коробку величиной примерно в половину обувной.

– Отлично, – ответил я. – А что это такое?

– Я держу в ней фильтры и объективы.

Он щелкнул запором и показал мне внутренность коробки.

– М-м, – с сомнением протянул я, – тут перегородки.

– Они легко вынимаются. Смотри.

Он повытаскивал из коробки объективы с фильтрами, а затем и мягкую решеточку.

– Блеск. Просто блеск. Гораздо лучше сумки. А если повезет, она окажется и почти герметичной. Теперь, Стив, – я положил руку ему на плечо, – ты как – не очень брезглив?

Стив удивленно наморщил лоб.

– Да вроде бы не очень, – ответил он. – А что?

– Видишь ли, – сказал я, – вон за тем пнем лежат две дохлые крысы. Но только, предупреждаю, они кишат червями и зверски воняют.

Пять часов спустя мы со Стивом встретились у статуи «Триумф Науки», чтобы дождаться Лео.

– Он ведь на подходе, верно? – спросил я. – Я хочу сказать – он придет?

– Обещал прийти, – ответил Стив. – Придет.

– Почему ты так спокоен? Как можешь ты быть столь дьявольски спокойным? Я вот никакого покоя не ощущаю. Места себе не нахожу. А ты… ты весь день был совершенно невозмутимым. Почему это? Почему ты спокоен? Я же не спокоен. Ни капельки.

– Перестань ты меня разыгрывать, – ухмыльнулся Стив.

– Да ты пойми, все может обернуться катастрофой. Начаться сызнова. Я могу очнуться в иракской тюремной камере или в сибирском ГУЛАГе. Господи, может, мне так и придется возиться со всем этим до скончания века, как Летучему голландцу или Скотту Бакуле в «Квантовом скачке». И даже без сомнительной помощи Дина Стоквелла.

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, – сказал Стив, – но ты, главное, не теряй веры, дружок. Хуже этого мир, в котором ты очухаешься, все равно не будет.

– Да ну? – откликнулся я. – Не уверен, что твой мир настолько уж хуже моего.

– Судя по тому, что ты мне рассказывал, намного.

– Да, но я не рассказал тебе о «Майкрософте», Руперте Мердоке, фундаменталистах, сопляках-кокаинщиках, вооруженных «Узи». Не рассказал о лотереях, коровьем бешенстве и шоу Ларри Кинга. Может, нам лучше плюнуть на все?

– Ты просто запаниковал, и только. Зато рассказал о политической корректности, о кварталах геев, рок-н-ролле, фильмах Клинта Иствуда, о детях, которые, беседуя с отцами, говорят не «сэр», а «хер» и «так не пойдет, мужик», о танцевальных клубах, где все подогреваются «экстази». Я хочу увидеть хоть что-то из этого. Хочу стать клевым.

– На самом-то деле от этой дряни не столько разогреваешься, сколько сгораешь.

– Все равно. Я хочу носить чудную одежду, отрастить длинные волосы и не платить за это штраф в колледже и не лаяться с родителями. Здесь, если ты хочешь этого, тебя загоняют в гетто, а полиция устраивает облавы и то и дело тебя достигает.

– Достает, – поправил я. – Это называется «достает». Знаешь, мне кажется, что я внушил тебе ложные представления о моем мире. Он мало похож на вечный праздник. «Экстази» там вне закона, и никто своих родителей «херами» в лицо не называет. Во всяком случае, никто из белых людей среднего класса.

– Да? Хорошо, но позволь мне выяснить это самостоятельно, идет? Дай мне шанс произносить такие слова и жить такой жизнью. А то получается, что ты лишаешь меня этого права.

– М-м, – с сомнением протянул я. – Я просто гадаю, а ну как…

– И потом, – перебил меня Стив, – мы все время говорим о настоящем. А есть еще история. Думаешь, тебе удастся просто взять да и махнуть на нее рукой?

– Хорошо, хорошо! Я знаю, что паникую. И все же, вдруг что-то пойдет не так?

– Все уже пошло не так, нет? А мы это дело поправим.

– Однако на этот раз я могу, очнувшись, ничего не вспомнить.

– И какая разница? Ну не будешь ты ничего знать, и всех делов.

– А ты? Допустим, ты, с твоим теперешним сознанием, попадешь в другую страну. Говоришь ты не как все, о стране ничего не знаешь, совершенно как я здесь. Тебя же примут за чокнутого. Господи, а если ты даже языка этой страны знать не будешь?

– Придется рискнуть.

– Нет. – Я схватил Стива за руку. – Иисусе, как хорошо, что я об этом подумал. Нечего тебе в той комнате делать. Пока все будет происходить, к ней и приближаться-то не стоит. Тогда с тобой хоть не случится того, что случилось со мной.

– Черт, Майки! Не говори так! Мы вместе все это затеяли.

– Нет, Стив. Ты должен…

– Да что же вы так шумите-то! – Из темноты с сердитым шипением выступил Лео. – Хотите, чтобы весь Принстон знал, где мы?

– Майки вбил себе в голову, что мне нельзя идти с вами, – пожаловался Стив, точно ребенок, которого не пускают на праздник. – Скажите ему, что мне можно.

Я доложил мои доводы Лео. Прежде чем высказаться, он тщательно их обдумал.

– Думаю, Майки прав, – наконец сказал он. – Если вас затянет в горизонт событий и вы сохраните нынешнюю личность, это может сильно осложнить вашу дальнейшую жизнь. Мы не вправе так рисковать.

– Но…

– Нет. На мой взгляд, покинув нас, вы окажете нам куда большую услугу, – решительно заявил Лео. – Вы и так нам уже очень помогли.

Чтобы уговорить Стива, потребовалось десять минут препирательств и льстивых уговоров.

– Мне правда жаль, – сказал я, когда он обиженно вручил мне серебристую коробку из-под оптики. – Но ты же понимаешь…

– Да-да, – ответил он. – Понимаю. Я протянул ему руку.

– Не грусти, – сказал я. – В конце концов, все может и не сработать. Вполне может случиться, что часа через два мы обнаружим – в этом мире эта штука вообще не действует. И я застряну здесь навсегда.

Стив принял мою руку.

– Может быть. Но скорее всего, я никогда больше тебя не увижу и…

– И что?

– Ты был добр ко мне, Майки. Я понимаю, к этому все и сводилось. К твоей доброте. Но в последние несколько дней ты сделал меня счастливее, чем я был когда-либо. За всю мою жизнь. И может быть, счастливее, чем буду когда-либо. В каком угодно из миров.

– Что значит «к этому все и сводилось»? И при чем тут доброта? Ты мне нравишься, Стив. Ты же должен знать это.

– Да. Я тебе нравлюсь. Но там, в Англии, ты обзаведешься подружкой.

– Сомневаюсь. У меня и была-то всего одна, да и та меня бросила. А вот ты, когда здесь все образуется, заведешь друга. Десятки друзей. Сотни. Столько, сколько осилишь. Даже больше. Такой красавчик, как ты… Да они тебе проходу давать не будут… как говорится.

– Вот только тебя среди них не окажется, верно?

– Джентльмены, прошу вас! – вмешался Лео, слушавший нас со все нараставшим нетерпением. – Уже начинает светать. Нас могут увидеть.

Стив крепко обнял меня и ушел в темноту.

– Он очень привязан ко мне, – пояснил я Лео.

– Очки необходимы мне только для чтения, – немного туманно ответил Лео. – Крысы при вас?

– Угу, – подтвердил я и показал ему коробку. Пока он набирал код на замке входной двери,

мысли мои обратились к той ночи у Лабораторий Кавендиша, когда я летел к Лео на велосипеде под звездами Кембриджа, а в карманах моих лежали оранжевые пилюльки.

Лео молча провел меня к лифтам, чье глухое гудение казалось в мертвой тишине немыслимо громким. Некоторое время мы шли по лабиринту коридоров третьего этажа и наконец остановились у какой-то двери.

– Откуда, к черту, взялся Честер Франклин? – прошептал я, указывая на дверную табличку с именем.

– Это была идея Хаббарда, – ответил Лео, когда дверь со щелчком растворилась.

Внутри было темно, как в погребе. Я стоял, не смея пошевелиться, слушая, как Лео возится со шторами. Наконец щелкнул выключатель, и я смог оглядеться.

Лео жестом укротителя морских львов указал мне на табурет.

– Садитесь, – сказал он. – И пожалуйста, ни слова, не отвлекайте меня.