Проклятие демона - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 27

— Но ты против того, чтобы ее сделали матерью-настоятельницей, — напомнил ему Браумин.

— Мне не хочется разрушить то, что осталось от самого устойчивого человеческого сообщества во всем королевстве, — поправил его Фрэнсис. — Я уверен, что мы выйдем на общий путь, но двигаться нужно небольшими шагами, а не головокружительными скачками. Простой народ до сих нор пребывает в страхе и смятении, и наш долг — нести им утешение. — Фрэнсис пристально и решительно поглядел на Браумина, затем добавил: — Я не являюсь твоим врагом. Но мы не можем считать отца-настоятеля Далеберта Маркворта врагом церкви.

— А Джоджонаха и Эвелина?

— Я хочу обнародовать то, что нам стало известно в последние месяцы, — без колебаний ответил Фрэнсис. — Они должны стоять рядом с Элбрайном-Полуночником как победители тьмы. Да, брат мой, именно так я намерен рассказать о событиях в Палмарисе. Магистр Джоджонах простил меня, зная о том, что обречен, — это громадный подвиг! И я позабочусь о том, чтобы его прах был погребен в освященной земле, а его доброе имя полностью восстановлено.

— А имя Эвелина? — напомнил настоятель.

— В его личности и поступках надо тщательно разобраться, — ответил Фрэнсис. — Если на Коллегии аббатов ты поднимешь вопрос о канонизации брата Эвелина, я тебя поддержу. Я сделаю это от всего сердца, искренне и убежденно. Но это не означает, что я считаю его святым. Необходимо расследование, которое, возможно, приведет нас к такому выводу. Давай оценивать этого человека по его истинным поступкам и склонностям. Нужно решить: действительно ли Эвелин видел истину?

— По-твоему, его святость — это предмет философских дебатов? — спросил Браумин.

— Не святость, вовсе нет, а его взгляды, — возразил Фрэнсис. — Я согласен голосовать в поддержку канонизации Эвелина, но это еще не значит, что я обязательно верю, будто его воззрения верны. Его намерения — вот что будет определять решение тех, кто отвечает за вероучение церкви. Но в любом случае моя поддержка не будет зависеть от воззрений этого человека на церковь Абеля, даже если таковые у него и имелись.

Фрэнсис умолк. Настоятель Браумин долго обдумывал его слова. В конце концов он утвердительно кивнул головой.

— Следуй по своему пути с мудростью и осмотрительностью, брат, — сказал Браумин. — Думаю, твои рассуждения встретят больше противников, нежели сторонников.

— Перемены в церкви происходят медленно, — сказал Фрэнсис, и Браумин ушел.

Вскоре магистр Фрэнсис Деллакорт, тридцати лет от роду, покинул Сент-Прешес. Ему казалось, будто он несет на своих плечах тяжесть всего мира. Магистра сопровождало около двадцати монахов — те самые братья, которые несколько месяцев назад прибыли в Палмарис вместе с отцом-настоятелем Марквортом.

— Что нас здесь удерживает? — вполне серьезно спрашивала Пони.

Разговор происходил в шумном трактире «У Томнодди».

— Неужели ничего? — спросил в ответ улыбающийся Белстер О’Комели.

Сегодня голос его звучал необычно мягко. Белстер был рад, что окружающая жизнь вновь начала волновать Пони. Не важно, что ее предложение отнюдь не вдохновляло грузного трактирщика и он не торопился дать Пони свое согласие. И все же Белстер обрадовался, когда Пони стала уговаривать его отправиться на север. Накануне тех трагических дней они серьезно поспорили и едва не поссорились, когда Пони упрекнула Белстера за предрассудки по отношению к темнокожим бехренцам.

— Прим О’Брайен тоже собирается на север, — напомнила ему Пони.

— Он говорит об этом с прошлого лета, едва выдается погожий день, — возразил Белстер. — Сомневаюсь, что он вообще стронется с места.

— Пора возвращаться домой, Белстер, — серьезно проговорила Пони. — Я уверена в этом и потому через два дня уезжаю. Надеюсь, ты поедешь со мной через Кертинеллу в Дундалис. Мне нужно, чтобы ты там был.

— А что я там буду делать, девонька?

— Восстанавливать то, что разрушено войной, — без запинки ответила Пони. — Ты построишь новую «Унылую Шейлу» на месте прежней. На каменном фундаменте, на котором когда-то стоял дом Элбрайна.

— Быть может, там уже построили какой-нибудь дом, — пробормотал Белстер.

Он потянулся к кружке с пенистым элем и наполовину осушил ее.

— Томас обещал мне, что оставит это место для меня, — сказала Пони. — Пусть выполняет обещание, даже если ему придется снести свой собственный дом.

— Ты намерена увезти туда часть самоцветов? — напрямую спросил Белстер, и ему тут же захотелось взять эти слова обратно, когда он увидел, как помрачнело прекрасное лицо Пони.

— Я восстановлю трактир, — тихо сказала Пони. — Может, он будет называться «Унылая Шейла», а может, я назову его «У доброго друга» в память о Чиличанках. Будет здорово, если Белстер О’Комели окажется рядом. Но даже если ты не согласишься, через два дня я все равно уеду.

— Ты никак собираешься сделаться трактирщицей? — недоверчиво спросил Белстер. — Это после всего того, что ты совершила? После того, что тебе пришлось пережить? Не боишься, девонька, что подобное занятие тебе скоро наскучит?

— Я намерена открыть трактир, — искренне ответила Пони. — Я хочу сидеть на закате вместе с Роджером где-нибудь на холме и слушать, как из леса доносятся трели Смотрителя. Я хочу ухаживать за рощей…

Тут ее голос дрогнул, и Белстер с сочувствием посмотрел на Пони.

— А ты уверена, что не сбежишь из Дундалиса? — резко спросил он. — Или здесь у тебя нет больше дел?

Задавая этот вопрос, Белстер знал, что не получит ответа. Он понял, что ее решение твердо. Пони не поехала на север вместе с саркофагом Элбрайна. Ее не было там, когда его тело опускали в холодную землю. Так есть ли у Белстера право отговаривать ее? Они с Элбрайном спасли его жизнь и жизнь всех его друзей в кровавые дни войны и в те мрачные времена, которые наступили сразу же после уничтожения демона-дракона. Рискуя собой, Пони и Элбрайн охраняли беженцев. Трактирщик не сомневался: если бы демон схватил его и поместил на самое дно черной бездны, Пони с Элбрайном поспешили бы на выручку и спасли ценой собственной жизни.

— Через два дня? — переспросил Белстер. — Ты уже разговаривала с Дейнси?

Так звали девушку, прислуживавшую в трактире Чиличанков, пока Маркворт силой не захватил это несчастное семейство в плен. Потом, откликнувшись на просьбу Пони, Белстер с Дейнси вновь открыли «У доброго друга».

— Дейнси остается, — ответила Пони. — Ей здесь будет лучше.

— Бедная девчонка и в самом деле заслужила хоть немного покоя, — согласился Белстер, зная, сколько всего успела пережить Дейнси Окоум.

Трактирщик громогласно рассмеялся и допил эль. Потом он отер с губ пену и мельком взглянул на Пони, обнаружив, что та внимательно и неотрывно смотрит на него.

— Значит, через два дня? — снова спросил он.

Суровое лицо Пони озарилось улыбкой.

— Встретишь меня у ворот Сент-Прешес, — сообщила она. — И не опоздай! Я собираюсь выехать рано утром, чтобы провести в пути весь день.

— Найди для меня лошадь, — попросил Белстер, покорно вздохнув. — Перед тем как ехать в эту глушь, я намерен потратить все деньги, какие у меня водятся.

Он махнул трактирщику за стойкой, чтобы тот вновь наполнил его кружку.

Пени поцеловала Белстера в щеку и торопливо покинула заведение. Она направилась прямо в Сент-Прешес, где ее ждал разговор с настоятелем Браумином. Пони знала, что весть о ее отъезде больно ударит по этому человеку, ставшему ей другом.

Браумина она застала в кабинете. Когда-то это был кабинет настоятеля Добриниона Калисласа, потом епископа Фрэнсиса. Браумин беседовал с братом Андерсом Кастинагисом, когда-то самым ревностным последователем Джоджонаха. Пони услышала его взволнованный голос задолго до того, как вошла в кабинет.

— Рад тебя видеть! — приветствовал ее Браумин.

Она села на стул, стоявший по левую сторону его стола. Кастинагис остался стоять. Упершись большими руками в стол, Кастинагис пристально смотрел на нового настоятеля Сент-Прешес.