Мост птиц - Хьюарт Барри. Страница 27

Некоторое время спустя прекрасный человек по имени Лю Широкая Губа, одетый как слуга благородного дома, постучал золотым наконечником посоха в дверь самого прижимистого скряги в городе. За ним стоял роскошный паланкин, в котором ехали два элегантно одетых аристократа, тележка, груженная отбросами, и козел.

— Открывайте двери настежь! — заорал Лю Широкая Губа. — На вас снизошли десять тысяч благословений, ибо господин Ли из Као и господин Лю из Ю снизошли до отдыха в вашей презренной лачуге!

Теперь-то я знаю, что главная проблема поэтической справедливости в том, что она никогда не знает, где надо остановиться.

Дверь с треском распахнулась, и мы с изумлением увидели почтенного господина, владельца шести различных домов в шести различных городах, осененного парой блистающих свинячьих глазок, лысым пятнистым черепом, острым загнутым носом, больше похожим на клюв попугая, огромными отвислыми губами верблюда и двумя поникшими слоноподобными ушами, из которых торчали густые серые пучки грубых волос. Да, это был Скряга Шэнь, самый прижимистый человек в городе.

— Что вы сделали с моими пятью сотнями золотых монет? — закричал он.

Лю Широкая Губа быстренько ретировался, но когда Ли Као и я выпрыгнули из паланкина, то приземлились прямо на Кролика с Ключами и его взвод солдат. Каким-то образом мы умудрились зацепиться за цепочку, висевшую на шее сборщика налогов, и тот судорожно забился, пытаясь высвободиться. «О боги, боги, боги!» — затянул он, по-видимому полагая, что мы вознамерились украсть ключ от парадного входа во дворец, выполненный в форме цветка с шестнадцатью крохотными бороздками. Его нужно было проворачивать в замке, прилагая строго определенное количество усилий. Подобные вещи стоили целое состояние. Солдаты нас связали и притащили в суд, но, так как Лю Широкая Губа прихватил мусорную тележку и козла с собой, доказательств мошенничества не нашли. Скряга Шэнь мог только извергать обвинения, но проблема заключалась не в нем, а в том, что у нас не осталось денег для выплаты обязательного штрафа за нарушение покоя, а в Цине наказанием за неуплату штрафа была только смерть.

— Горе! — завыл Кролик с Ключами. — Горе мне! Горе! Горе! Только подумать, я частично ответственен за обезглавливание двух моих дорогих друзей и самых щедрых покровителей, которые когда-либо были у моей жены!

В конце концов, он нашел плюсы и в этой прискорбной ситуации.

— Не беспокойся об Облаке Лотоса, — успокоил он меня. — Я выяснил, что Скряга Шэнь — самый богатый человек в городе. Я приглашу его на чай, и, если только жена не потеряла хватки, она будет купаться в жемчугах и нефрите.

— Шикарно, — ответил я.

Но думал о другом. Когда я закрывал глаза, то видел детей Ку-Фу, лежащих, как мертвецы, молящегося настоятеля и родителей, успокаивающих друг друга, ведь мастер Ли и Десятый Бык обязательно вернутся с чудесным корнем, способным исцелить яд ку.

15. Лабиринт

До того как мы встретились с топором палача, я еще раз увидел Облако Лотоса. Длинная очередь скованных цепью осужденных шла по улицам, и люди, недавно певшие хвалу господину Ли из Као и господину Лю из Ю, снова собрались вокруг нас, но уже поглумиться и прицельно пометать отбросы. Каким-то образом Облаку Лотоса удалось проскользнуть сквозь это скопище. Она миновала солдат и бросила какую-то вещь на цепочке, которая повисла у меня на шее. Я не увидел, что это было, а вокруг стояло такое громкое улюлюканье, что смог расслышать только часть её слов.

— Как-то раз мой пьяный жалкий муж рассказал мне… Песик, я украла это, и если князь решит поиграть… — Солдаты уже оттаскивали ее. — Следуй за драконом! — крикнула она. — Ты должен следовать за драконом!

А потом Облако Лотоса исчезла в толпе, а я так и не понял, о чем она говорила. Солдаты кнутами сгоняли людей с дороги, мы маршировали наверх, к Замку Лабиринта.

Я был так напуган, что совершенно не помню, как мы приблизились к крепости. Постепенно до меня стало доходить, что мы пересекаем огромный подъёмный мост, проходим сквозь колоссальные стальные ворота и входим во двор, в котором с легкостью разместилось бы несколько тысяч солдат. Убийственные железные стрелы бесчисленных арбалетов смотрели на нас сквозь бойницы в массивных стенах, а наверху дым и языки пламени поднимались над чанами с кипящим маслом. Звон оружия, рев грубых голосов, топот чеканящих шаг бойцов оглушал. Он стал совсем невыносимым, когда мы вошли в лабиринт длинных каменных туннелей. Десять раз мы проходили контрольные пункты, где стражники требовали пароль, потом нас подвели к железным воротам. Те с грохотом открылись, и стражники ударами кнутов погнали нас дальше. Впереди забрезжил свет, часть наших погонщиков выстроилась вдоль стен, и я увидел, что мы приближаемся к дверям из чистого золота.

Они неслышно открылись. Солдаты тычками провели нас по отполированной ляпис-лазури к большому золотому трону. Я задрожал от страха, приближаясь к князю Цинь. Мерзкая маска оскалившегося тигра, казалось, росла на глазах, а сам владыка был таким большим, что ширина его фигуры вполне могла соревноваться с величием маски. На нем были перчатки из золотой сетки, длинная мантия из перьев. Я с содроганием заметил, что внизу она запачкана чем-то темным. Плаха и бассейн, куда падали головы и лилась кровь, находились практически у его ног. По-видимому, правитель наслаждался зрелищем человеческой смерти.

Солдаты выстроились по всем четырем стенам, две шеренги сановников разместились по бокам трона. Палачом был огромный монгол, раздетый до пояса. Сверкающий топор казался таким же громадным, как и его хозяин. Бонзы отправляли последние ритуалы, и мне показалось, что церемония проходит с неподобающей быстротой. Цепь, связывавшую нас, сняли, но руки оставили скованными за спиной. Первого осужденного вытолкнули вперед. Военный зычным голосом огласил обвинение и смертный приговор, солдаты метко ударили беднягу по ногам так, что тот упал головой прямо на плаху. Бонза пробормотал самую короткую молитву, которую я когда-либо слышал, а солдат спросил несчастного, есть ли у того последнее слово. Обреченный затянул безнадежную мольбу о пощаде, которую священник прервал, коротко кивнув палачу.

Огромный топор поднялся, в зале наступила тишина. Железо разрезало воздух, послышался глухой удар, сверкнула струя крови, и голова упала в каменный бассейн с тошнотворным влажным всплеском. Сановники вежливо зааплодировали, а князь Цинь тихо захихикал от удовольствия.

К моему удивлению, Ли Као свалился в обморок, точнее, я так подумал, пока не понял, что он воспользовался шансом дотянуться рукой до своей левой сандалии. Мудрец свернул половину каблука и извлек пару отмычек, после чего солдаты, сквернословя, мощным пинком поставили его на ноги. Ли Као сумел засунуть мне в руку одну из булавок.

— Бык, отсюда нам не сбежать, — прошептал он. — Боюсь, мы ничего не сможем сделать для детей твоей деревни, но один из Циней убил моих родителей, и, если ты не возражаешь, мы постараемся перерезать ублюдку горло.

Я не возражал, но отмычка была слишком маленькой, да и орудовать ей скованными за спиной руками оказалось трудно. Огромный топор снова и снова рассекал воздух, сановники аплодировали практически не переставая, а очередь осужденных постепенно двигалась к трону. Правитель смеялся, когда головы с бульканьем уходили под воду, а солдаты перекидывались шуточками с начальником, унося трупы. Иногда ноги жертв еще дергались, а фонтаны крови из разрубленных шей собирались липкими красными лужами, растекающимися по полу вместе с темными струйками из переполненного бассейна. Перья внизу княжеского плаща истекали алым. Между мной и топором остался только один пленник, мужчина средних лет, стройный и слегка сутулый, который наблюдал за резней с ироническим спокойствием.

— Чин Шэнтань, ты осмелился протестовать против налогов на крестьян, введенных князем Минь. Наказание — смерть! — проревел офицер.