Призрак и сабля - Говда Олег Иосифович. Страница 1

Олег Говда

Проклятое наследство

Книга первая

Призрак и сабля

Пролог

Среднего возраста господин, одетый в тройку тонкого английского сукна стального цвета, под наброшенным на плечи длинным плащом, и цилиндр с высокой тульей, стоял на самом краю отвесного обрыва. Небрежно опираясь обеими ладонями на набалдашник массивной трости и подавшись вперед, он с непритворным восхищением глядел вниз. Отсюда, с высоты, подвластной не каждой птице, мир выглядел яркой лубочной картинкой. Огромное расстояние надежнее самого лучшего ластика стирало грязь бытия, предоставляя взгляду ценителя редкую возможность полюбоваться великолепием недостижимого идеала. Наверняка Господь именно такой представлял себе Землю, когда начинал Акт Творения, и еще не успел создать человека. Широкие, небрежные мазки гигантской кисти. Много зелени, пятна желтизны и тонкая змейка голубого – казались живыми, благодаря скользящим теням облаков, порождающих изумительную, неповторимую игру солнечного света.

Господин в серой тройке оторвал взгляд от величественной картины и недовольно оглянулся. На ровной, будто срезанной ножом, вершине скалы кроме него, по-прежнему никого не было. Даже довольно сильный ветер, обычный для таких высот, словно опасался прикоснуться к нему, обходя стороной и срывая злость от унижения на безвинном утесе. Время от времени выискивая плохо слежавшиеся камни и с грохотом сбрасывая их с кручи. И только в нескольких метрах внизу, на крохотной терраске, пронзительно вскрикивала самка сапсана, взволновано топорща перья. Соколиха чувствовала присутствие чужака рядом с гнездом, но никого не видела. Это беспокоило птицу, и если б не пара уже оперившихся и готовых подняться на крыло, но еще не пробовавших взлететь птенцов, она давно б унеслась прочь от неведомой, но инстинктивно ощущаемой опасности.

– Прошу прощения за опоздание, Повелитель…

Господин величественно развернулся и уставился на согнутую в почтительном поклоне тощую фигуру, в обычной крестьянской одежде. Единственной яркой и нехарактерной деталью ее был пестрый цыганский пояс, – кожаный, расшитый красной нитью и украшенный множеством посверкивающих медных блях.

– Можешь не извиняться, – небрежно обронил, едва заметным кивком отвечая на глубокий поклон. – Я недурно провел время, любуясь окрестностями. Но впредь не стоит так рисковать, Босоркун. У меня не часто бывают приступы меланхолии и благодушия.

– Еще раз прошу меня простить, Повелитель. Слишком хлопотливое дело вы мне поручили. Я уж совсем с ног сбился, выискивая хоть какой-нибудь след. Этот, трижды проклятый казак, как сквозь землю провалился.

– Не стоит бездумно повторять чужой вздор, – насмешливо хмыкнул господин. – Даже в виде присказки, нареченной другими глупцами народной мудростью. Если бы разыскиваемый тобой человек каким-то чудом смог совершить означенное деяние, то зачем вообще были бы нужны поиски? Провалившись сквозь землю – он непременно попал бы прямиком к нам.

– Вы совершенно правы, Повелитель. Извините, ляпнул, не подумавши… Но, помимо оговорки, остальное – истинная правда. Ума не приложу, с чего начинать.

– Странно, Босоркун, что проведя столько времени среди людей, ты так и не научился их понимать. Любого человека можно найти и заставить делать все что угодно, действуя через семью. Через близких ему людей… Как думаешь, почему я вызвал тебя именно сюда?

– Желание господина закон. Мне и в голову не пришло: задуматься над этим, – опять поклонился тощий.

– Похоже, привычка размышлять совершенно чужда тебе, Босоркун. А напрасно. Из-за дурной головы и ногам нет роздыху, верно?

– Вам виднее, Повелитель.

– Вот именно… А теперь и ты можешь посмотреть, – он ткнул пальцем куда-то вдаль. – Взгляни. Что видишь?

Босоркун даже мысленно не пытаясь возмутиться (мысли и чувства Повелитель воспринимал даже лучше слов), послушно повернулся в указанном направлении. И тотчас непроизвольно охнул.

– Вы думаете?..

Вместо ответа тот только взглянул на тощего. Но взглянул так, что Босоркун втянул голову в плечи и ссутулился еще больше.

– Простите, Повелитель. Я – оговорился.

– И этот еще из самых толковых, – сумрачно проворчал господин в плаще. – А теперь смотри сюда! – указующий перст опустился вниз, как бы упираясь в носки лакированных штиблет. – Глянь, как запылились.

Тощий тут же упал на колени, собираясь вытереть обувь Повелителя рукавом свитки.

– Оставь! – повысил голос тот. – Ты прекрасно знаешь, какая тряпка для этого мне нужна. И не вздумай потратить на ее поиски еще один год. Если через месяц у меня все еще будет грязная обувь, обещаю: ты вылижешь ее языком. Но не эти мягкие туфли, Босоркун. Даже не надейся! Для нерадивых слуг у меня имеется отличная пара сапог из акульей кожи.

Босоркун судорожно сглотнул, уже чувствуя во рту привкус собственной крови.

– Я все, что…

– Не надо пустых обещаний, – оборвал его Повелитель. – Просто, сделай то, о чем я прошу…

Закончив разговор, господин в серой тройке взмахнул полами плаща и шагнул вперед, мгновенно становясь сгустком мрака и сливаясь с тенью, отбрасываемой скалой. Растворяясь в ней и исчезая.

Тощий быстро подошел к краю обрыва, тщетно пытаясь проследить за своим господином. Но вместо этого его взгляд наткнулся на соколиное гнездо, – и на изможденном, болезненном лице незадачливого слуги появилась подленькая ухмылка. Но и тут ему не было удачи. В то же самое мгновение, когда пыхтя од натуги, Босоркун подкатил к обрыву тяжелый валун, обеспокоенная соколиха, сильным взмахом крыльев, решительно вытолкнула птенцов наружу и ринулась следом.

Огромный камень, с грохотом рухнувший вниз, раздавил только опустевшее гнездо черного сокола.

Глава первая

– Дана! Дана! Шиди риди, Дана! [1]

Вокруг догорающего костра, разложенного в излучине неторопливой Волчанки, полторы дюжины молодых поселянок кружились в хороводе, охрипшими от усталости голосами, громко восхваляя Богиню Вод. И хоть вся их одежда состояла только из венков и исподних рубашек, а огонь едва теплился, – пропитанная потом ткань плотно льнула к разгоряченным телам. Ритуальный хоровод завели сразу, как над водой сгустились сумерки, – и вот уже который час, казалось, не найдется в мире силы, способной остановить охватившее танцовщиц безумие. До тех пор, пока девушки сами замертво не рухнут на утоптанный песок.

Они уже едва держались на заплетающихся ногах, когда к кострищу вышло около дюжины парней, с охапками хвороста в руках. Даже не пытаясь разорвать шальную вереницу, они метнули сухие ветки на дотлевающие угли прямо через головы, совершенно ни на что не обращающих внимания, девушек.

Изголодавшийся огонь возликовал и, утробно рыча от нетерпения, жадно набросился на обильную пищу, гулко взметнув опаляющие языки к ночному небу. Словно попытался слизнуть с него снулые, блеклые звезды. В благодарность за щедрое подношение, услужливо обнажая стройные фигурки.

Жар от ярко полыхнувшего костра сделался до такой степени невыносимым, что плотное кольцо дрогнуло и едва не распалось. Поддерживающие друг дружку под локотки, и лишь благодаря этому все еще остающиеся на ногах, девушки очнулись. Хохоча и повизгивая – в притворном испуге – они прянули от обжигающего пламени, в последний миг сумев сохранить целостность круга, ухватившись за руки. Но, теперь колдовской хоровод потерял кольчужную прочность, превращаясь в ажурное кружево, – сродни узору, украшающему подолы и вырезы праздничных сорочек.

Похоже, парни дожидались именно этого мига. Как хищный ястреб бросается на зазевавшегося в поле зайца, они дружно метнулись к ослабевшему хороводу, выхватывая из живого круга заветную добычу…