Призрак и сабля - Говда Олег Иосифович. Страница 4
Еще даже эхо, вызванное оглушительным чихом, не утихло, как всю стайку соблазнительниц с волшебной поляны, словно неистовой бурей смело.
– Апчхи! – парень чихнул во второй раз…
И, – несмотря на полуночное время и укрывшуюся за облаками луну, – в лесу посветлело, вполне достаточно для того, чтобы отличить одно дерево от другого и даже попытаться рассмотреть отдельные крупные ветки.
Тарас глубоко вдохнул и чихнул в третий раз – окончательно приходя в себя.
– А вот хрен вам, с редькой вместе… – пробормотал, хмуро супя брови и спешно набивая трубку. – Не зря говорят старики, что никогда человеку с нежитью по-хорошему не договориться. Вы, бестии, коль не испугом, так соблазном верх над людьми взять норовите. И ведь я едва на ваши уловки не попался… Слава, Богу, самосад выручил. Хоть и бесовское зелье, а управилось с вами лучше молитвы… Ну, ничего, в другой раз не буду таким доверчивым… Больше, вам меня на мякине не провести… Ученый!
Раскурив трубку и жадно вдохнув сладковато-горький дымок из душистого самосаду, мгновенно снявший с глаз полуду наваждения, Куница заприметил на том самом месте, где прежде сгущалась говорящая тьма, слабое мерцание – словно пламя свечи. Настолько квелое, что его можно было принять за обычного светлячка, усевшегося на высокий стебель травы. Если бы не странный красноватый отблеск огонька. А всем известно, что светлячки излучают только белый свет.
Опасливо покосившись на притаившуюся между деревьями зловещую черноту, скрывающую в себе обиженного лесного хозяина, парень, влекомый любопытством, стал шаг за шагом приближаться к неясному свечению. При этом усердно пыхая, во все стороны, клубами табачного дыма и грозно тыкая впереди себя острием сабли. Но, необъяснимый огонек не сбегал и не нападал. Только разгорался с каждым шагом все ярче и ярче.
Тем временем неподвижная ночная тьма, сгустившаяся еще больше от этого возрастающего сияния, расступилась, словно кто раздвинул плотные занавески на окне, и оттуда, сбоку, к Тарасу шагнул здоровенный, в полтора обычных роста, страхолюдный мужик. Весь всклокоченный, лохматый, закутанный в обтрепанные звериные шкуры, – небрежно поигрывая увесистой, сучковатой дубиной.
– А ну, не тронь мой цветок! – прорычал угрожающе лешак, останавливаясь в нескольких шагах от юноши и опираясь на свое оружие, словно на обыкновенный дорожный посох. – Кому говорю – осади назад, паря! Не про твою честь папоротник посажен!
Вообще-то и без подсказки лешего, Тарас уже сообразил, что видит перед собой не что иное, как волшебный цвет папоротника. Диво дивное, существующее только в бабушкиных сказках! Цветок, по преданию, распускающийся на несколько минут, один раз в году, аккурат в полночь на праздник Ивана Купалы. Сулящий человеку, нашедшему его, немыслимое богатство. Так как может указать на захороненный в земле клад…
В эдакую удачу было столь сложно поверить, что Тарас даже перекрестился. А потом, чтоб уж совсем наверняка, еще и двойной кукиш призрачному огоньку продемонстрировал. Но цветок не развеялся, на манер предыдущего морока. Кстати – как и, свирепо скалящий медвежьи клыки, лешак. Который опять угрожающе занес над головой свою дубину и шагнул вперед, решительно настроенный защитить колдовской цвет от посягательств человека. И немного нашлось бы смельчаков, способных устоять перед его устрашающим обликом и не бросится наутек.
Тарасу тоже сделалось не по себе. Все ж, несмотря на отеческую выучку, до сих пор, сразиться с настоящим врагом не на жизнь, а на смерть – запорожскому новику не приходилось. Тем более с нежитью! Но, отступать и трусить было не заведено в роду Куниц. И уж тем более – когда на кону такой приз! Ведь после гибели отца, нужда заела хуже вшей…
– Но, но! – прикрикнул сурово парень, опять хватаясь за эфес сабли. – Не балуй, нежить лесная! А то – хуже будет!
– Го-го-го, – засмеялся лохматый лесовик, словно филин в дупле заухал. – Кого ты своей железкой пугаешь, человеческий заморыш? Да я тебя, сейчас, как комара прихлопну. На одну ладонь положу, другой накрою, – и мокрого следа не останется…
– Не так быстро, чучело замшелое… – потащил парень булатную сталь из ножен. – Видишь, какая у меня сабелька особенная? По долу молитва вытравлена! Как раз, чтоб всякую нечисть сподручнее убивать было! Ну-ка, посторонись, идолище поганое, а то искрошу в щепу!
– Это да… Похоже, твоя взяла, казак… Знатное оружие, – с одного взгляда оценил заговоренный клинок лесной хозяин и со вздохом опустил дубину. – Дорогого стоит… Небось целую пригоршню золота отвалил?
– Не покупная она… Наследство… – объяснил с гордостью и грустью в голосе Куница. – Сабля, люлька, да седло… Отец мой в бою погиб, а эти вещи – все, что его товарищи домой привезли… Потому и сберег до сего дня, хоть как ни прижимала нужда. Ну, да ничего, теперь-то мы с бабулей – по-людски заживем. Если предания не брешут, цветок папоротника на зарытый в земле клад указать может? Да, нежить лохматая? Верно, говорю?
– Того не ведаю, – равнодушно пожал здоровенными плечищами леший. – Мне, как ты сам понимаешь, в лесу, все ваши людские цацки, совершенно без надобности. Но, все же, лучше б ты его не трогал, парень. Право слово… Добром прошу. А коли и в самом деле так нужда присела – заходи в гости, как-нибудь в другой раз. Обсудим… Сослужишь кой-какую службу лесу, а я – оплачу труды достойно. Для человеческих рук и ума завсегда работенка найдется.
И было в его голосе столько непритворной грусти, что парень, уже потянувшийся к заветному огоньку, даже руку отдернул и отступил назад.
– Да что тебе, цветов в лесу мало? – произнес Тарас слегка удивленно. – Одним больше, одним меньше. Сам же сказал: вам сокровище без надобности. А мне – хозяйство из нужды поднимать надо. Совсем уже захирело…
Куница подумал немного и прибавил, будто именно эта причина могла все объяснить наилучшим образом.
– Я жениться хочу, понимаешь, леший?.. А Ицхак лучше собственными руками убьет Ривку, нежели выдаст родную дочь замуж за такого бедняка, как я… Вот, разбогатею – тогда другое дело. Сразу завидным женихом заделаюсь. Так что, извини, лесной хозяин, но никак я не могу от своего счастья отступиться. Особенно теперь, коль уж мне такой случай подвернулся. Кто знает, выдастся ли в другой раз? Батька сказывал: судьба ветрена, как… Тем более, сами виноваты! – Тарас обрадовался вовремя пришедшей мысли. – Я к вам в гости не напрашивался… А что до твоего предложения, то умные люди учили – с нежитью не заключать никаких уговоров. Себе дороже встанет!
– Да, нескладно вышло, – шумно почесал густые заросли мха на лице леший. – Кто ж мог знать, что ты с любовным наваждением сумеешь справиться? Красные сапожки летавиц не одному голову заморочили. Попадались мужчины и постарше тебя, и покрепче духом. А ты – вона, устоял. Впредь нам наука будет – с влюбленными не связываться.
– Тем более, награду заслужил, – усмехнулся Тарас, делая еще один шаг вперед – ближе к цветку.
– Постой, казак, послушай, чего скажу… – вновь остановил его настырный лешак. – Что ж вы люди за племя такое? Где не поселитесь, обязательно все загадить норовите… Лес – рубите и жжете, почем зря, будто сухого хворосту вокруг мало… Реку и ту – плотинами да сетями перегородить норовите… И все, как один – дармового счастья ищете. А ведь, не нами – вашими же священнослужителями придумано, что каждому воздастся по деяниям его. Разве не так?
– Слишком мудрены для меня твои слова, лесной хозяин, – досадливо проворчал вместо ответа Куница. – Может и есть в них какой-то высший смысл, да только ведь неспроста ты мне зубы заговариваешь, а? Думаешь: увлекусь беседой и забуду, что цветок папоротника в срок сорвать надо, – пока он не закрылся? А полночь вот-вот настанет. О-хо-хо… Опять хитришь со мной, нежить лесная, обмануть пытаешься, а еще – о правде и справедливости рассуждаешь. Негоже так… Нет в том чести!
– Но и бесчестья для меня тоже нет, – мрачно пробормотал леший, недовольный тем, что и эта его хитрость не удалась. – Ты, парень, лишь о собственной выгоде, да о богатстве печешься, а я пытаюсь – от твоей алчности сказочную красоту спасти. Ведь без Иванового зелья здешние места совсем захиреют. Всю свою волшебную силу утратят… И придется моим дочерям на новые места перебираться.