Месть Ледовой Гончей - Погуляй Юрий Александрович. Страница 6
После того как «Звездочка» ушла в поход, общий зал переменился. В нем появилось несколько десятков перегородок, призванных удержать драгоценное тепло. В какие-то закутки нужно было заходить нагнувшись, настолько низко спустили потолочные плиты. Некоторые и вовсе закрыли. Лабиринт тесных комнатушек-коробок, отделенных друг от друга переборками, крутился вокруг четырех боковых печей и одной центральной. Тепла нам хватало, и порою за ночь не сгорала и половина отведенной для отопления энгу.
В нашу каморку, расположенную по прямой от главной печи, даже попадал свет от пламени. И сейчас я лежал на спине, а на темном металле низкого потолка плясали отраженные огоньки «кабака». Если повернуться на правый бок, можно было разглядеть нацарапанные на переборке послания неведомых мне моряков. Одна запись особенно запала в душу. «Я выберусь», – аккуратными буквами вывел неизвестный корсар. В этих двух словах была невероятная сила. Они врезались в память на всю жизнь.
Но сейчас, повторюсь, я смотрел в потолок и слышал возбужденный голос Шона да ехидные комментарии моряка по имени Сабля. Слов его с наших лежаков было не разобрать, но интонации светловолосого матроса узнавались на раз-два. Резкий моряк был родом откуда-то с юга и нередко по делу и без задирал то одного, то другого соратника. В нем странным образом уживалась ненависть к людям и страх перед ними. В глазах вечно плескались вызов и готовность влезть в драку по любому поводу. Но он бравировал, успешно скрывал свою неуверенность в себе и даже не догадывался, что его тайна уже известна новенькому юнге-эмпату.
Снаружи мороз грыз борта корабля, тщетно пытаясь прорваться внутрь. Ветер завывал над раскачивающимися мачтовыми фонарями, бился секущей метелью о стальные листы зачарованной обшивки и надеялся прорваться к людям. Так хорошо, когда безумный холод остается по ту сторону стен. Кстати, одним из открытий для меня стало, что такие ледоходы, как «Звездочка», – это не просто железные коробки на гусеницах. О, сколько всего скрывалось под броней ледовых кораблей. Например, многослойные листы обшивки, между пластами которой попадались то пустоты, то забитые колючей тканью щели. Вдоль них шли тамбуры, где едва-едва работала система общего отопления. Но этот прохладный воздух защищал от мороза сами каюты, где в основном топили небольшими печками. На храмовом ледоходе Кассин-Онга, оставшемся в прошлом, таких ухищрений не было.
Со стороны все кажется проще и понятнее, а когда ты оказываешься частью ледохода, когда он становится обыденностью – узнаешь много нового. Как-то раз мне довелось помогать вытаскивать какой-то старый механизм на палубе инструментариев. Лопнувшая пружина титанического размера, которую два дня меняли чумазые техники. Кто-то из механиков, глядя на мое изумление, снисходительно сказал тогда:
– Не будет ее – корабль станет ходить по льду как старое корыто, и вы тут все заблюете. Я видел, я знаю.
Я лишь покачал головой, не веря. Трясло и так знатно. Первые пару дней, пока мы шли к месту встречи, еда в горло действительно не лезла. Хотя после стало проще. Может, действительно дело было в пружине?
– Напасть на Зиана…. Ну ты просто огонь! – вновь выдернул меня из теплых размышлений Фарри.
– А что мне было делать?! – Под тяжелым одеялом меня разморило. Голоса моряков у «кабака» усыпляли.
– Ну я не знаю, Эд! Вариантов можно придумать предостаточно! А ты выбрал самый сомнительный из них. Хотя что я говорю! Ты же его и убить мог, ведь правда? Выследить и жестоко покарать, хе-хе.
Я повернулся на бок и пожал плечами, понимая, что Фарри не увидит равнодушного жеста. Намека на смерть Головача сложно было не заметить, но такие вещи лучше пропускать мимо ушей. Что случилось – того уже не изменишь. Хотя если бы время обернулось вспять – я поступил бы так же.
– Уходить с корабля надо, Эд, пока ты еще во что-нибудь не ввязался, – прошептал мой друг. – Мы только время теряем!
– В Пустыню уходить? – Мне не удалось сдержать скепсиса.
Фарри засопел.
– Ну, не в Пустыню, конечно. В ближайшем городе! Просто пока мы тут катаемся, ты себе опять врагов заведешь! Ты же умеешь ими обрастать.
– Ты не знаешь, что происходит между Мертвецом и Стариком? – Я попытался сменить тему.
– А что такое?
Пришлось поведать ему о той сцене, которую я увидел на кухне.
– Ого! – восторженно зашептал Фарри. Он, как человек общительный и любопытный, обожал поковыряться в таких историях. Юнга быстро сошелся почти со всеми моряками палубной команды. Среди его знакомых числились и ледовые штурмовики и механики. Рыжеволосый, улыбчивый мальчуган постепенно становился вселюбимым сыном «Звездочки». И в то же время вряд ли кто-то, кроме меня, знал о том, как сильно Фарри хочет продолжить наше путешествие в Барроухельм, а не ходить в команде ледовых корсаров по Пустыне.
– Так знаешь что-то об этом?
– Старик и Мертвец друг друга недолюбливают, это всем известно. Но чтобы так вот, прилюдно… Завтра поспрашиваю ребят с верхней палубы, может, знают чего. Ой, как интересно-то! Чего же не поделили они, как думаешь?
Я промолчал. Размолвка офицеров волновала меня в последнюю очередь. Зато Фарри отвлекся от обсуждения моего сегодняшнего срыва.
Интересно, это будет очень больно?
– Мастер Айз теперь думает, что я съел ужин шамана, – поделился я наболевшим. Фарри мигнул пару раз удивленно и расплылся в недоуменной улыбке:
– А тебе не все ли равно, что думает о тебе какой-то кок?
– Обидно, знаешь ли. Неприятно, когда о тебе могут подумать так плохо.
Мой друг тяжело вздохнул и неожиданно серьезно проговорил:
– Когда я путешествовал с цирком Аниджи – у нас в труппе был фокусник один. Он почти ни с кем никогда не разговаривал, но однажды во время истории… все равно какой истории… сказал мне – если хочешь жить счастливо, никогда не ищи одобрения других людей. Есть только боги – и ты. Остальное преходяще.
– И ты с этим согласен?
Фарри помолчал, а потом буркнул:
– Давай спать уже! А то наговоримся сейчас до кошмаров. Тебе предстоит несколько непростых дней, пока будет заживать спина. Уверен, Половой тебя жалеть не станет.
Он нырнул с головой под грязное одеяло и почти моментально засопел. Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, чувствуя неровности жесткого лежака. Поерзал.
Да, наверное, будет очень больно…
– Вы должны помнить, сучьи вы дети, что вы – команда! – громыхал Дувал. – Гребаная команда, а не шайка оледеневших на голову бандитов! Я не потерплю у себя на борту ваших вакханалий! Закон един для всех!
Лавки и почти все столы, кроме одного, оттащили к стенам, чтобы освободить площадку. Также механики повесили побольше фонарей на стропила, и непривычно яркий свет с потолка заставлял щуриться, словно солнце застало тебя посреди Пустыни.
Экипаж «Звездочки» распределился вдоль стен и терпеливо ждал начала, а я пытался понять, кто из инструментариев видел происшедшее на нижней палубе. Мне хотелось попробовать его чувства. Но либо он не пришел на мое наказание, либо никаких сожалений не испытывал. В последнее я мог поверить. Зачем думать о каком-то палубнике. Это же недолюди, как известно всем на борту.
Я стоял в центре зала, рядом с капитаном и его помощником, и чувствовал заинтересованные взгляды призванных зрителей. Они догадывались, что сейчас будет, и им, как мне показалось, было плевать, чем все закончится. Зато всем им хотелось знать – за что здесь оказался юнга.
В руках Мертвеца безвольно болталась плетка. Я посмотрел на нее, затем отыскал в толпе Фарри. Приятель ободряюще улыбнулся и поднял на уровень глаз сжатые кулаки. Держись, мол, добрый Эд ан Бауди.
За спиной Фарри стоял Половой и задумчиво поглаживал изуродованную глазницу.
– Вызываю Зиана ан Варра. Выходи! – сказал Гром.
Тщедушный шаман отлепился от стенки, у которой о чем-то тихо переговаривался с дружками. Я чувствовал их злые мысли. Коренастый бритоголовый Волк кривился, отчего шрам, пересекающий все лицо, бледнел. Его маленькие глазки не отрывались от меня, и в них жила слащавая ярость. Он представлял, что со мною сделает. Его тень – Сиплый, здоровяк футов шести ростом с пышной белой шевелюрой, спадающей ему на широкие плечи, – скрестил на груди руки, с насмешкой оглядывая инструментариев.