Проклятый Дар - Кашор Кристина. Страница 21

На самом деле, она не знала — ей только представлялось, как он насмехается над ней, как его ненавистный голос звенит презрением.

— Если откажусь, он придет в ярость. А если он придет в ярость, я тоже приду в ярость. И тогда мне захочется его убить.

— Хм. — По подвигал челюстью. — Ты боишься собственной ярости.

Она посмотрела на него и замерла, потому что его слова, кажется, попали в точку. Она боялась собственной ярости.

— Но Ранда даже не стоит твоей ярости, — сказал По. — Он ведь всего лишь жалкий хвастун.

Катса фыркнула.

— Хвастун, который отрезает людям пальцы и ломает руки.

— Только когда ты делаешь это за него, — напомнил По. — Вся его мощь заключается в тебе.

Она боялась своей ярости, повторила она про себя. Она боялась того, что сделает с королем — и не без оснований, посмотреть хотя бы на По, на его покрасневшую, опухающую челюсть. Научившись контролировать свои умения, Катса не научилась контролировать гнев. А, значит, она до сих пор не обуздала свой Дар.

— Может, вернемся за стол? — спросил По, потому что они все еще сидели на полу.

— Наверное, тебе стоит сходить к Раффу, просто чтобы убедиться, что ничего не сломано, — она опустила глаза. — Прости меня, По.

По с трудом встал, протянул ей руку и поднял на ноги.

— Вы прощены, миледи.

Она покачала головой, изумляясь его доброте.

— Вы, лионидцы, такие странные, вы на все реагируете совсем не так, как я. Вот ты так спокоен, а ведь я сделала тебе очень больно. А сестра твоего отца — как необычная скорбь!

— В каком смысле? — прищурился тут По.

— Что в каком смысле? Разве королева Монси — не сестра твоего отца?

— А что такого сделала сестра моего отца?

— Говорят, она перестала есть, когда услышала об исчезновении твоего дедушки. Ты не знал? А потом заперлась с дочерью в своих покоях и никому не позволяет войти, даже королю.

— Не позволяет войти королю, — повторил он недоуменно.

— И вообще никому, — сказала Катса, — кроме служанки, которая приносит им еду.

— Почему никто мне об этом раньше не говорил?

— Я думала, ты знаешь, По, но понятия не имела, что это для тебя так важно. Вы с ней близки?

По невидящим взглядом смотрел на стол, на тающий лед и остатки обеда — мысли его витали где-то далеко, брови были нахмурены.

— По, что с тобой?

Он покачал головой.

— Я не ожидал от Ашен такого поведения. Но неважно. Надо найти Раффина или Банна.

Она вгляделась в его лицо.

— Ты чего-то недоговариваешь.

По избегал ее взгляда.

— Надолго ты уедешь по поручению Ранды?

— Не больше чем на несколько дней.

— Когда вернешься, мне нужно будет с тобой поговорить.

— Почему не сейчас?

Он снова покачал головой.

— Мне нужно подумать. Нужно связать концы.

Почему в его глазах такая тревога? Почему он смотрит на стол или на пол, но только не ей в лицо?

Нет, это всего лишь забота, беспокойство о сестре отца, тревога за тех, кто ему дорог. Да, этот лионидец умеет жить только так. Он — настоящий друг.

Вдруг По поднял взгляд, и едва заметная улыбка мелькнула на его лице, не успев осветить глаза.

— Не думай обо мне слишком хорошо, Катса. Никто не может быть идеальным другом.

И, оставив ее, он ушел искать Раффина, а Катса, замерев, смотрела на то место, где он только что стоял, и пыталась стряхнуть с себя зловещее ощущение, будто он ответил не на то, что она сказала, а на то, что подумала.

Глава тринадцатая

Не то чтобы это чувство возникало у нее впервые. Что-то такое в По было и раньше — иногда, сидя по другую сторону стола, он угадывал ее мнение раньше, чем она его озвучивала. Чувствовал, когда она сердилась и почему… и когда подумала, что он красив.

Раффин назвал ее недогадливой. А вот По был очень догадлив. И разговорчив в придачу. Быть может, поэтому они так подружились: с По не приходилось откровенничать самой, а он начинал откровенничать, не дожидаясь просьб. Катса никогда не встречала человека, с которым ей было бы так легко, понятие дружбы было ей почти незнакомо.

Она размышляла об этом, когда кони везли их на запад, пока холмы не превратились в изумрудные равнины и быстрая езда не отвлекла ее. Гиддон был в хорошем расположении духа — это были его земли. Они остановятся в его поместье, отдохнут в замке по пути туда и обратно. Гиддон скакал охотно и быстро, и, хотя Катса была не слишком рада его обществу, на этот раз хотя бы на темп жаловаться не приходилось.

— Немного странно, а? — спросил Олл около полудня, когда они сделали привал. — Что король приказал вам наказать собственного соседа?

— Еще как странно, — отозвался Гиддон. — Лорд Эллис — сосед, каких поискать. Представить не могу, что за муха его укусила, что он встал Ранде поперек дороги.

— Ведь он защищает своих дочерей, — напомнил Олл. — Тут его никто не упрекнет. Но, на беду, из-за этого он прогневал короля.

Ранда заключил сделку с одним нандерским лордом. Тот никак не мог найти себе супругу, потому что его поместье находилось на юге центральной части Нандера — прямо на пути вестерских и истиллских мародеров. Место опасное, особенно для женщины, к тому же весьма отдаленное и почти без слуг, так как многих убили или захватили в плен. Лорду так отчаянно нужна была жена, что он готов был отказаться от приданого. Король Ранда предложил взять на себя труд найти лорду невесту при условии, что ее приданое отойдет ему. У лорда Эллиса было две дочери на выданье, две дочери и два весьма завидных приданных. Ранда приказал Эллису выбрать, какую из дочерей он предпочел бы отправить невестой в Нандер. « Выбери ту, что сильнее духом, —написал ему Ранда,  — ибо слабости и трусости там не место».

Но лорд Эллис отказался выбирать. « Обе мои дочери сильны духом, — написал он королю в ответ, — но ни одну из них не пошлю я в пустыни Нандера. Власть короля огромна, но едва ли он в праве ради собственной выгоды приказывать подданным вступить в неприемлемый брак».

Катса ахнула, когда Раффин рассказал ей, что написал лорд Эллис в своем письме. Он был храбрым человеком, не трусливее тех, кто обычно противился воле Ранды. Король хотел, чтобы Гиддон поговорил с Эллисом, a если разговоры не помогут, Катса должна была пытать его в присутствии дочерей до тех пор, пока одна из них не выдержит и не согласится на брак, чтобы защитить отца. И теперь Ранда ожидал их возвращения ко двору с одной из девушек и ее приданым.

— Ужасное поручение нам дано, — посетовал Олл. — Даже если не думать, что Эллис — ваш сосед, все равно, это ужасно.

— Да уж, — отозвался Гиддон. — Но другого выхода я не вижу.

Они сидели на каменном выступе и подкреплялись хлебом и фруктами. Катса глядела на то, как волнуется вокруг высокая трава: ветер толкал ее, ярился, прибивал туда и сюда; она плескалась, словно волны.

— Море похоже на это? — вдруг спросила она, и ее спутники изумленно обернулись. — Море волнуется так же, как трава?

— Похоже, миледи, — ответил Олл, — но не совсем так. Море резко шумит, оно серое и холодное. Но волнуется похоже.

— Мне бы хотелось посмотреть на море, — сказала она.

Гиддон бросил на нее недоверчивый взгляд.

— Что? Разве это так странно?

— Для тебя — странно, — он покачал головой и, собрав хлеб и фрукты, поднялся. — Этот лионидец забивает тебе мозги романтическими картинами.

Сказав это, он направился к своей лошади.

Катса не стала обращать на него внимания, чтобы не думать о том, что для него самого — романтика, не думать о грозящем ей предложении и ревности Гиддона. Как ветер, мчась по равнине, она представляла себе, что едет по морю.

Когда они достигли замка Гиддона, игнорировать реальность стало труднее. Перед ними были стены — высокие, серые, впечатляющие. Слуги хлынули в залитый солнечным светом двор, чтобы поприветствовать господина и поклониться ему, а он обращался к ним по именам и спрашивал о зерне в амбарах, о замке, о мосте, который сейчас ремонтировали. Он был здесь королем, и видно было, что его вполне устраивает и это, и то, что слуги рады его видеть.