Война племен. Проклятые земли - Хайц Маркус. Страница 22

Удар булавой, укол кинжалом в сердце, падение со скалы — ничто не смогло бы ранить Тунгдила сильнее. В горле стоял ком, а все мечты о семейной жизни с Балиндис испарились.

— Уверяю тебя, что во мне нет ненависти, которой так знаменито мое племя, — попытался оправдаться Златорукий. — Я никогда в жизни не испытывал желания…

— В жизни? Тебе не так уж много лет, насколько мне известно. И шестьдесят солнечных циклов ты провел среди людей. Как же ты мог испытывать ненависть к нам? И кто может с уверенностью сказать, что ненависть не проснется в тебе, когда ты проведешь среди нас достаточное время? — опять перебил его Булингар. — Твоя истинная природа прорвется наружу, как долото раскалывает камень. И хотя нам кажется, что ты создан из золота, Златорукий, под золоченым покровом скрывается серый свинец.

Балиндис возмущенно повернулась к отцу.

— Но его действия говорят сами за себя. При чем тут его происхождение? Неужели он прикладывал бы такие усилия, согласился бы на такие лишения, если бы в его сердце жила жажда крови наших племен? — Она едва сдерживалась. — Я…

— Довольно! — рявкнул Булингар. — Не стоит нам говорить о нем. Мы пришли сюда, чтобы поздравить тебя и представить тебе твоего будущего супруга.

Балиндис отступила на шаг, и кровь отлила от ее лица.

— Моего… супруга? — пролепетала она, глядя на Тунгдила.

Сейчас в ее чертах читались ужас и отчаяние.

— Дитя, успокойся, — сказала старая гномка, которую Балиндис до того называла няней. — Ты потеряла своего жениха. Неужели ты думала, что мы не позаботимся о тебе? Нам было нелегко найти тебе достойного супруга.

Она хлопнула в ладоши, и из бокового коридора вышел гном, казалось, сошедший со страниц книги о военных подвигах. Высокий, сильный, с густой черной бородой и в доспехах, выкованных чуть ли не лучшим кузнецом Первых, он выглядел весьма впечатляюще.

«Убирайся!» — подумал Златорукий, сжимая кулаки.

Но незнакомец не повиновался мысленному приказу. Он с торжественным видом подошел к Балиндис.

— Я Глаимбар Остролезвый, из клана Железные Тиски, из племени Первого, Боренгара. Все, что на мне из железа и стали, я выковал сам, а это, — он разжал руку, протягивая Балиндис великолепное золотое кольцо с вкраплениями враккасия, — мой подарок тебе. Я польщен тем, что твой клан считает меня достойным заключить с тобой Нерушимый Союз. — Гном не сводил с нее карих глаз.

Душа Тунгдила кричала от боли, требуя немедленно вызвать соперника на дуэль, но разум не позволял эмоциям взять верх, ведь такое поведение только осложнило бы отношения с родственниками Балиндис. И ее отец мог бы действительно удостовериться в том, что Златорукий ненавидит гномов. Сердце обливалось кровью, а в душе росла боль.

«Она вынуждена будет согласиться. У нее нет выбора». Законы клана считались столь же нерушимыми, как и законы племени, более того, мнение клана было даже важнее. И все же Тунгдилу хотелось, чтобы Балиндис сказала «нет».

Златорукому в такой ситуации было бы легче, ведь ему неведомы были тонкости этих обычаев.

Но с Балиндис все было иначе. Она выросла в семье, среди членов своего клана, в огромном обществе, которое в течение тридцати пяти солнечных циклов кормило ее, защищало, учило сражаться и ковать. За эту заботу клан мог требовать от нее благодарности и верности. А если она изменит клану, то окажется гномкой без семьи, отвергнутой, валуном, скатившимся с горы и оставшимся в одиночестве на равнине.

Балиндис повернулась к Тунгдилу. На глаза ей наворачивались слезы, стекали по щекам и собирались на подбородке в одну огромную блестящую каплю.

— Я твоя навсегда, — прошептала она одними губами, а потом повернулась к Глаимбару и дрожащими руками взяла кольцо.

Так она дала ему слово. Она вступит с Глаимбаром в Нерушимый Союз.

— Ты молода, сильна и здорова, ты сможешь продолжить наш род. — В голосе ее отца слышалось облегчение. — А тебя, Глаимбара Остролезвого из клана Железные Тиски, я приветствую в нашей семье и в нашем клане. Старейшины нашего клана с радостью проведут ритуал родства, когда узнают о решении моей дочери. — Он опустил ладони им на спины и повел прочь от Тунгдила. — Пойдемте, пообедаем, а потом обсудим, как мы устроим свадьбу. В конце концов, этот праздник должен быть достоин нашей героини.

Балиндис шла среди родных. Она в последний раз оглянулась, а потом ее закрыл шлем одного из родственников, и Тунгдил ее больше не видел. Группа гномов скрылась за поворотом, и вскоре скрип их сапог и звон кольчуг затихли.

Златорукий замер на месте, пытаясь успокоиться, что ему, впрочем, не удалось.

Он беспомощно заметался по коридорам замка Первых, не обращая внимания на руны и гравюры на стенах. Перед глазами у него стояло лицо Балиндис. Тунгдил все шел и шел, переходя мосты и скитаясь по пещерам и залам. Словно в бреду, он не понимал, где находится и кого встречает по дороге.

Остановившись в пустой, слабо освещенной пещере, он опустился на пол и прислонился головой к скале. Где-то рядом с потолка капала вода, и каждая капелька пела: «Балиндис». Вдалеке по скалистой породе стучали кирки, присоединяясь к хору капель. Все, что издавало звуки, в ушах Тунгдила звучало как имя его возлюбленной.

«Прекратите. — Он закрыл глаза, сворачиваясь клубочком. — Прекратите!»

Но звуки не прекращались. В какой-то момент гнома сморила усталость, и он провалился в глубокий сон без сновидений, и только за мгновение до того, как Тунгдил уснул, перед его глазами из темноты появились лица Булингара и Глаимбара.

И его кулаки сжались от ярости. И ненависти.

«Неужели Нод’онну действительно удалось уничтожить всех магов в Потаенной Стране?» Андокай вновь и вновь задавала себе этот вопрос, прогуливаясь по коридорам дворца.

Сейчас она сменила боевое облачение на узкую бордовую мантию, глубокое декольте и длинные разрезы сбоку подчеркивали женственность ее фигуры, так не вязавшуюся с рублеными чертами лица.

Она неутомимо искала людей, которых могла обучить искусству магии. «Должны же были остаться люди с магическими способностями. Не мог же он убить их всех». Ее мягкие кожаные сапожки ступали по изящным узорам мозаики на полу. Солнце медленно садилось, и закатные лучи проникали сквозь стеклянную крышу коридора с аркадами, а колонны из белого мрамора отражали свет.

Волшебница спустилась по ступеням с башни и направилась к залу в подвале, где сила магических потоков ощущалась сильнее всего. Волшебное королевство, которое когда-то называлось Лиос-Нудин, находилось в самом центре магических полей. Отсюда магическая энергия устремлялась в другие регионы Потаенной Страны, питая их магией из своего бесконечного источника.

Андокай села на пол в устланной коврами комнате и, сосредоточившись, попыталась ощутить Силу. Магия здесь была изменена Нод’онном — Мертвые Земли позволили ему превратить нейтральную энергию, которой раньше могли пользоваться все маги и их ученики, в злую Силу.

Саму Андокай эти изменения магического поля не затронули — волшебница поклонялась Самузину, богу гармонии Света и Тьмы, и потому в ее душе было место не только добру, но и тому, что несмышленый ум назвал бы злом. Поэтому она и сейчас могла пользоваться магическими потоками Потаенной Страны, но любой, кто посвятил себя только Добру, уже не чувствовал полей Силы.

Андокай прикладывала все усилия, чтобы исследовать новые Потоки, но до сих пор так и не поняла, возможно ли очистить магическую энергию. Мертвые Земли исчезли, но магия, а значит, и поля Силы оставались отравленными.

Волшебница поднялась. «Сможешь ли ты когда-либо оправиться от удара, нанесенного Нод’онном? И сколько сотен солнечных циклов пройдет, прежде чем ты станешь такой же, как прежде?»

Поднявшись на поверхность, Андокай вышла из замка через центральный вход и остановилась на ступенях, ведущих в огромный двор.