Год Крысы. Видунья - Громыко Ольга Николаевна. Страница 4

Толпа поспешно втянулась обратно в веску, как червяк в нору. Путник наклонился, сорвал травинку. Пожевал сочный белый кончик, сплюнул. Взял крысу обеими руками посредине туловища, поднес к лицу. Жесткая кожа оплетки не давала твари изогнуться и цапнуть мучителя, а то, что с ней собирались сделать, крысе явно было не по нутру – хвост бешено крутился, зубы щелкали.

– Не сопротивляйся, – дружески посоветовал путник. – И мне труднее, и тебе больнее.

Внешне ничего не изменилось. Не было ни громов, ни молний, да и вообще белые облачка как плыли реденько по небу, так ходу и не прибавили. По-прежнему колыхался над землей раскаленный воздух, трещали кузнечики да сватался к солнцу жаворонок. Только пронзительно запищала крыса, и словно рябь по траве пробежала, на миг позолотив колоски.

Но путник опустил руки и довольно улыбнулся.

В лесу было еще жарче, чем на опушке – там хоть ветер по полю гуляет, а тут как в закрытой печке. Рубашка на Рыске мигом взмокла, девочка жадно хватала ртом горячий, с привкусом прели, воздух.

Топот и крики приближались. Для мальчишек это была всего лишь забава, они не шибко рвали жилы, успевая и постучать палками по стволам, и поорать дразнилки. Рыска же мчалась как одуревший от страха зайчонок, не замечая ничего вокруг и держа в голове только цель: дом.

Сияние облитых солнцем крон померкло. Тень от облака, обведенная тонким золотым контуром, с легкостью обогнала девочку и заскользила дальше – по сухой иглице, цветущему черничнику, кустам, стволам…

Придорожный дуб вздрогнул. Из дупла, прошивавшего его от корней до макушки, с испуганным цоканьем высыпала стайка белок, заметалась по веткам, торопливо перескакивая на соседние деревья. Старый трухлявый великан сумел пережить и зимние снегопады, и весенний ураган, широкой полосой положивший лес вешкой [3] левее. Но сегодня его везение кончилось.

Когда Рыска поравнялась с дубом, тот как раз начал обманчиво медленно валиться поперек тропы. Девочка, скорее почуяв, чем заметив угрозу, взвизгнула и, выставив руки, отшатнулась. Пятки вспахали пыль, Рыска больно шлепнулась на ягодицы.

Ствол ахнул о землю, брызнул корой и обломками веток. Лысый клык-сук мелькнул перед самыми глазами оцепеневшей девочки, ветер взлохматил волосы, начинил их щепками.

Но осознать, мимо какой беды пронесла ее Богиня, Рыска не успела.

– Ага, вон она!

Мальчишки гончими псами вылетели из-за поворота.

Девочка вскочила и с ужасом поняла, что до вески добежать уже не успеет. Обегать дерево некогда, перелезать долго, а в чаще, на мшистой болотине, ее догонят в два счета. Оставалось только вниз, по отвилку тропки, мимо выворотня с медвежьей берлогой и дальше, к дому Бывшего. Там мальчишки от нее отвяжутся, они полоумного старика до смерти боятся.

О том, боится ли его сама Рыска, девочка в тот момент не задумывалась.

– Эй, ты куда? – В голосе кузнецова сына послышался испуг.

Дорога к Старому Дому пользовалась еще худшей славой, чем кладбищенская. Обычно ребятня старалась поскорее проскочить сам поворот, хотя, конечно, каждый по разику да глянул, что ж это за дом такой. Когда-то в нем жила семья из семи человек, да в холерный год вся перемерла. По уму следовало бы сжечь избу, но сначала из-за заразы подходить боялись, а потом кто-то дух покойного хозяина увидеть сподобился: дескать, бродит по двору, глядит за забор и вздыхает. Не хватало еще, чтоб, дома лишившись, по всей веске бродить начал!

А потом пришел новый жилец. Ничьего разрешения спрашивать не стал, заселился, и все. Ни духи, ни зараза его не взяли, голова же у него сразу больная была: говорили, будто он прежде в путниках ходил, а потом утратил дар и свихнулся. Так весчане его Бывшим и прозвали.

Тропа почти заросла крапивой и малинником, Рыска здорово обстрекала и исцарапала ноги, пока добралась до забора. Дом и впрямь был старым. Несколько венцов ушли под землю, остальные обомшели и заплесневели. На прорехи в крыше жилец накидал камыша и веток, из-за чего дом напоминал бобровую плотину на обмелевшей речке. Хозяйства Бывший не держал, даже собака по двору не бегала. Еду покупал у весчан – видать, успел скопить деньжат в бытность путником, а одежду, похоже, носил ту самую, в которой пришел.

Рыска нырнула в дырку на месте трех выпавших штакетин, на четвереньках проползла бархатистыми лопухами и, не отряхнув коленей, на одном дыхании домчалась до порога дома. Развернулась – и охнула. Мальчишки рассудили, что раз эта засранка во двор забежала и на месте не померла, то с ними тоже ничего не сделается. Теперь они по очереди выбирались из лаза в заборе, боязливо осматриваясь и подначивая друг друга.

– Ну, сейчас ты у меня попляшешь, крысеныш! – Илай рванулся вперед.

Рыска вжалась спиной в дверь… и почувствовала, что та подается, уходит внутрь. Девочка взмахнула руками, теряя равновесие, неосознанно шагнула назад и с отчаянным писком падающей в ловушку мыши ввалилась в дом. Хлоп! Дверь закрылась.

Мальчишка сунулся было за Рыской, но вовремя опомнился и попятился. Дружки так и не осмелились подойти к крыльцу, а стоять на нем в одиночестве Илай тоже не пожелал.

– А вдруг он ее сожрет? – предположил сын кузнеца, от волнения кося больше обычного. Ему нравилась худенькая угрюмая девочка с желто-зелеными, чужинскими глазами, но признаваться в этом друзьям Варик боялся: засмеют, а то и затравят, как саму Рыску.

– Подавится, – неуверенно возразил Илай. Из дома не доносилось ни звука, отчего мальчишкам было еще страшнее. – Поди, подсмотри в щелку!

– Не-е… – отступил к лопухам друг. – Нашел дурака.

– Струсил!

– Ты сам струсил!

– А вот и нет!

Рыска же выглянуть во двор не побоялась и, увидев, что мальчишки о чем-то спорят, решила переждать по эту сторону двери. Дом казался нежилым не только снаружи, но и внутри. Свет едва сочится в запыленные окошки, плевка на одном из них надорвана и при порывах ветра въедливо посвистывает. Углы затянуло паутиной, лавка просела на сломанную ножку, под слоем сора не понять, глинобитный пол или дощатый. В углу кровать, с горкой заваленная тряпьем, в стоящем возле нее ведре плавает кружка – странно, что не жаба.

А еще в доме так воняло крысами, будто они не просто тут жили, а сбегались гадить со всей вески. Девочка зажала нос. Она ненавидела этот запах, как и самих прожорливых голохвостых тварей. Крыса издревле считалась символом беды, неудачи, хвори. Так и говорили: крысиный урожай, крысиная погода, год Крысы – значит, паршивей некуда. «У него в хлеву только крысы плодятся», – презрительно отзывались о бедняке, и Рыске, увы, не раз пришлось убедиться в меткости этой поговорки. Бывает, выглянешь в сени за простоквашей – а на кринке сидит огромный крысак, хвост до пола свисает. Если у тебя в руках кочерги или полена нет, даже ухом не поведет, а начнешь пугать, в ладоши хлопать, может и на тебя кинуться. И в гумно ночью лучше не заходить. Откроешь дверь, а они – шу-у-усь! – и по стенам вверх побежали, только шелест идет да глазки посверкивают.

– Ры-ы-ыска! – завопили во дворе. – Рыска-крыска, вылазь из норки!

– А то мы твоему батьке расскажем, что ты в Старый Дом заходила! – мстительно добавил Илай. У девочки екнуло в боку, но потом она сообразила, что тогда мальчишкам придется сознаться, откуда они это проведали. Как же от них отвязаться? Может, тут есть другая дверь или заднее окошко открывается? Рыска на цыпочках двинулась через комнату, шепотом моля Богиню, чтобы та помогла ей выбраться отсюда до возвращения хозяина.

Но когда девочка проходила мимо кровати, доски днища заскрипели. Из тряпья высунулась тощая, в разводах вен и коричневых пятнах рука и ловко сцапала Рыску за запястье.

Девочка завизжала. Да так убедительно, что во дворе эхом отозвались и без оглядки бросились прочь мальчишки.

Хозяин был дома. И вряд ли уже сумел бы его покинуть.

Рыска часто видела Бывшего, когда тот спускался за водой к ручью или появлялся в лавке. Он молча тыкал пальцем в разложенные на полках товары, расплачивался и уходил. Иногда останавливался посреди улицы и начинал разговаривать, даже спорить, с самим собой. Весчане только однажды слышали, как он обратился к кому-то другому – путнику, в его прошлый приезд, два года назад. Впрочем, обратился – слабо сказано. С руганью кинулся к нетопырю, пытаясь не то стащить всадника на землю, не то что-то отобрать. Все думали – путник ему сейчас в лоб кулаком, а то и мечом заедет, но тот побледнел, попятил нетопыря, развернулся – и ходу. Старик поорал-поорал ему вслед, плюнул на дорогу и побрел домой, по-прежнему не обращая ни на кого внимания.