Своевольная принцесса и Пегий Принц (ЛП) - Хобб Робин. Страница 4

Так или иначе, в окружении нескольких дам она отправилась на рынок. Я терпеть не могла лошадей и прочий скот, но разумеется пошла с ними, готовая всегда прийти на помощь, сбегать за освежающим напитком или что-то в том же духе. Было жарко и пыльно. Я пугалась, когда в опасной близости от меня оказывались эти большие животные, но Каушен и ее спутниц это не беспокоило.

При этом они совершенно не собирались ничего покупать, остроумно высмеивая то одного, то другого торговца и его товары. Один, по их мнению, был больше похож на лошадь, чем на свою мать, а у другого живот так раздулся, что он казался более беременным, чем кобыла, которую он расхваливал. Юные дамы вовсю обменивались остротами, а принцесса и не думала упрекать их — наоборот, она громко смеялась, поощряя их поведение.

Наконец они добрались и до торговца из Чалседа. Пятнистый жеребец был в тот день спокоен — возле него стоял тот тихий парень. Когда Каушен и одна из сопровождающих ее леди подошли, он поднял взгляд и удивленно округлил глаза, словно раньше никогда не видел женщин. Несмотря на потрепанный вид, он был красив: мускулистый, высокий, черноволосый. Когда королева в ожидании взглянула на него, он покраснел, словно невинная девушка. Затем опустился перед ней на одно колено и склонил голову так, что его темные волосы упали, точно грива, открыв странный затылок — бледный и пушистый.

— Стойте, — произнесла Каушен. — Меня здесь кое-что заинтересовало.

Одна леди, пытаясь казаться остроумной, ткнула пальцем в сторону жеребца и хихикнула:

— Так вот значит, что стало с тем старым дырявым одеялом, которое мы повсюду искали. Из него сделали лошадь!

Другая вмешалась:

— Да нет же, нет, это всего лишь оседланная корова!

— Это не одеяло и не корова, а сыр, покрытый плесенью, — перебила третья.

И все трое преувеличенно громко рассмеялись, пытаясь заслужить одобрение королевы в ожидании.

— Хватит молоть чушь, — неожиданно осадила их Каушен ледяным тоном. — Я никогда не видела никого более совершенного.

При этом она смотрела не столько на жеребца, сколько на стоящего рядом с ним мужчину. И сразу же заявила, что покупает животное. После свершения сделки она получила и коня, и молодого человека, хотя в Шести Герцогствах покупка и продажа людей были запрещены законом. Тем самым принцесса превратила раба из Чалседа в слугу, вольного человека.

Его имя было Лостлер. Говорили, что его звали Слай Хитрый, а в песнях даже Слай Уита, но я никогда не слышала, чтобы его кто-нибудь так называл. Дефект речи вынуждал его говорить тихо, он казался застенчивым, но при всем этом он был настоящим мужчиной, сильным и решительным, как и его конь.

К концу месяца главный конюший Баккипа явился к королеве в ожидании, умоляя ее избавиться от пятнистого жеребца. Тот не выносил ничьих прикосновений, кроме Лостлера, да и прочие жеребцы бесновались, чуя его запах, и лишь Лостлер мог их успокоить. Однажды этот зверь перепрыгнул через ограду и покрыл трех кобыл, хотя они предназначались для других жеребцов, и увести его смог опять же только Лостлер.

— Избавьтесь от одного коня ради блага всей конюшни, — просил он.

Каушен выслушала его и ответила, что избавиться нужно не от одного коня, а от одного главного конюшего.

— По вашим словам, Лостлер делает всю вашу работу, так зачем вы нужны там? Пусть он займет ваше место.

Так и получилось. Король в очередной раз не стал с ней спорить и позволил ей сместить человека, которого сам же назначил на эту должность десять лет назад.

Сказать по правде, у Лостлера был дар. По крайней мере тогда это считалось даром. Он понимал язык животных и мог подчинить своей воле почти любого зверя. Этот вид магии называли Уитом, а человека, обладавшего им, причисляли к Древней Крови. В те времена обладание Уитом не считалось чем-то постыдным. Даже наоборот, многие считали, что это весьма полезная магия. И в самом деле, в течение последующего года конюшни Баккипа процветали: лошади и собаки стали гораздо послушнее, а большинство больных животных поправилось. Также народилось множество пятнистых жеребят.

Когда Королева в ожидании желала покататься верхом, Лостлер готовил для нее лошадь, держал стремя, чтобы она могла взобраться в седло, и ласково отвечал на ее вопросы. Она стала ездить верхом каждый день, хотя раньше ее не особенно развлекали подобные прогулки, если речь не шла об охоте. И хотя мне это не очень-то нравилось, я была вынуждена постоянно ее сопровождать.

Поэтому я не могла не замечать ее отношение к новому главному конюшему. Лостлер был застенчив и всегда краснел, стоило Каушен заговорить с ним. Но она обращалась с ним так нежно, словно он был лошадью, которую она успокаивала. И он слушал ее не двигаясь, опустив глаза. Поговаривали, что она имела над ним такую же власть, какую он имел над животными.

Вскоре она изъявила желание ездить верхом на пятнистом жеребце, хотя прекрасно знала его упрямый нрав.

— Только Лостлер может управиться с ним, — возражали придворные. — Мало кому захочется сопровождать вас, если вы решите ездить на пятнистом коне.

— Пусть Лостлер меня и сопровождает, — ответила им Каушен. — Он сможет успокоить коня, если понадобится, а что касается остальных — мне совершенно все равно, поедут они со мной или нет.

Несмотря на неудовольствие короля и придворных, принцесса поступила именно так. При этом меня от прогулок никто не освобождал. Лостлер подобрал мне самую спокойную и мирную лошадь, так что иногда мне казалось, будто я сижу не в седле, а в мягком кресле. Каждый день, нагруженные корзинами с обедом, мы покидали Баккип быстрым галопом (это мне совершенно не нравилось), и хотя поначалу я плелась в хвосте, тем не менее я довольно быстро нагоняла их. Лошади к тому времени шли спокойным шагом, а Каушен и Лостлер беседовали.

Я постоянно наблюдала за ними и знала то, о чем многие лишь догадывались. Когда Каушен гладила коня, Лостлер вздрагивал от удовольствия. Сидя верхом на коне и обвивая его ногами, она словно обнимала не коня, а мужчину. Они оба были очарованы ею, а в Каушен постепенно просыпалась чувственность. Отдавая им все свое внимание, она забывала обо мне, что давалось мне очень нелегко.

Дни шли за днями, и Королева в ожидании гораздо больше интересовалась верховой ездой, чем будущим престолом. Тем не менее все молодые лорды продолжали ухаживать за ней, хотя это было непросто. Попробуйте ухаживать за леди, которая постоянно сидит верхом на лошади, а позади нее вечно маячит главный конюший, тихий и мрачный. К тому же Каушен, по всей видимости, доставляло удовольствие мучить своего застенчивого сопровождающего, заигрывая с поклонниками. Однако не все было так просто. Она проявляла к ним интерес, чтобы заставить его ревновать, и мне это было ясно как день.

Шел первый день наступающей осени, туман скрыл утро, а весь двор выехал на охоту. Будущая Королева сказала, что поедет на своем Пятнистом Жеребце. Она так и сделала, но в тот день воля короля взяла верх в другом вопросе, и мастеру конюшен Лостлеру было велено остаться в конюшнях. На охоте должен был присутствовать молодой человек, которому благоволил король, и король однозначно дал понять своей своевольной дочери в разговоре, не предназначенном для моих ушей, что он ожидает от нее внимания к этому молодому человеку и его ухаживаниям. Это досадило Каушен, и она не преминула показать свое раздражение тем, что в разговорах с окружающими ограничивалась лишь короткими фразами и агрессивно правила лошадью. Очень скоро гончие взяли след и устремились в погоню, и все лошади и знать последовали за ними. Будущая Королева на своем капризном скакуне была в первых рядах наездников и вскоре вырвалась вперед. Пока длилась эта погоня, туман в долинах сгущался, и лай собак отражался от холмов до тех пор, пока никто не мог определенно сказать, откуда он раздавался. И в тянущихся саванах тумана наследная принцесса Каушен на Пятнистом Жеребце исчезла из виду.

Сегодня кто-то скажет, что воздух был пропитан магией в то утро, и что вскоре гончие потеряли след и вернулись, поскуливая, к своим псарям. Другие упомянут, что туман клубился только вокруг Будущей Королевы и ее скакуна, или что Пятнистый Жеребец намеренно понес ее в самую гущу тумана, чтобы скрыться от вельмож. Но я была там, и это был всего-навсего ужасно дождливый и туманный день. Моего бедного скакуна и меня в сутолоке кидало из стороны в сторону и вскоре в шуме и криках оставили позади. Я ожидала, что так будет, и, как только суматоха охоты отдалилась, я была счастлива повернуть лошадь назад и дать ей самой найти путь обратно в конюшню.