Бури - Мишарина Галина. Страница 9

– Разве я не хотел? – сердито спросил он. – Может, тебе так казалось?

– Нет, Конлет, не казалось. Я не находила поддержки, и поэтому перестала заикаться на эту тему.

– Какая же поддержка тебе была нужна?

– Самая обычная, Конлет – ты мог меня хотя бы раз выслушать, но ты не хотел слушать. Помнишь, тогда, в апреле, на празднике Весны? Или зимой, когда дорогу завалило, и мы сидели в ангаре. Я пыталась сказать тебе, но ты отвечал всегда одно и то же: «Это не мечта, это реальный мир. Быть такого не может».

Он нахмурился, руки его были напряженно скрещены на груди.

– Мечта или не мечта, хотел или не хотел… Не знаю, возможно ли такое в принципе.

– Вот видишь! – горячо воскликнула я. – Как мне доверять тебе чувства, если ты сомневаешься в правдивости сказанного? Ты думаешь, я вру? Зачем мне придумывать это?

– Я не знаю зачем, Фрэйа, это твое дело, – резко ответил он. – Ты мастерица сказок.

– Каких сказок, Конлет?.. – отчаянно воскликнула я. – Это не сказка! Бури, то есть Буревестник, ожил на моих глазах! Он поднялся, расправил крылья…

– Боже, Фрэйа! – возмутился Конлет. – Ожил? Поднялся? Ты понимаешь, о чём говоришь?

– Понимаю! – выдохнула я, кусая от волнения губы. – Я видела это своими глазами. Алеард… он поверил мне… Почему ты не хочешь поверить?

– Потому что это невозможно, Фрэйа! – прошипел он. – Значит, Алан, собравший… то есть сконструировавший Бурана, не смог его «пробудить», а ты подошла – и р-р-раз! Или Алеард… Почему он не смог?

– Конлет, ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов! Почему я, почему сейчас… Я не знаю. Не знаю, как это вышло!

– Ничего путного не вышло, Фрэйа. Нечего было лезть к кораблю, вот и всё, – бросил он и, повернувшись, пошёл прочь.

Я возмущена, подавлена! Почему он не верит мне? Что его так разозлило? Неужели я сделала что-то плохое?

Я почувствовала слёзы в глазах. Сколько их, и как они настойчиво рвутся наружу! Но плакать нельзя, вокруг столько народу. Мне кажется, все смотрят на меня и видят, что я расстроена и обескуражена. Конлет? А что Конлет? Он здесь свой, а я лишь случайная гостья…

Из толпы вышел Алеард, и я попыталась взять себя в руки. Обида яростно сопротивлялась. Капитан, конечно, заметил, как я торопливо смахнула со щёк бегущие капли. Он подошёл очень близко, и долго смотрел на меня. В смущении я не могла поднять глаза, только беспрерывно шмыгала носом и стояла, как дура, опустив вниз голову. Через минуту я поняла, что Алеард не собирается заговаривать со мной, и отважилась посмотреть на него. И смутилась ещё больше: в его глазах помимо сочувствия были и забота, и сопереживание, и даже нежность. Он протянул мне руку. Сначала я решила, что он хочет утешить меня коротким прикосновением, но он, крепко сжав мою ладонь, потянул меня… танцевать! Я испугалась до полусмерти, но не смогла воспротивиться, и плелась позади него, забыв про все свои обиды и слезы. Сердце так сильно билось в груди, что я чувствовала его у самого горла.

Мы остановились в гуще толпы, и Алеард мягко и настойчиво притянул меня к себе, взяв за талию, и была в его движении уверенность и чарующая сила. Я почувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань майки, и ощутила его спокойное, глубокое дыхание на лице. Запах его тела был приятным и волнующим: это был запах малины и теплой влажной земли. Летний запах, такой, какой бывает в саду после дождя… Я не заметила, как мы начали свой танец, мне не нужно было ни о чём думать и заботиться, лишь чувствовать его и идти за ним. Я подняла голову, отклонившись назад, и увидела, что Алеард едва заметно улыбается. Его лицо было так близко, что я заметила длинный шрам у него на лбу, уходящий дальше, за висок. Глаза его поблескивали в свете костров, густые брови были немного сдвинуты к переносью. Он молчал, и мы танцевали медленно, и музыку я совсем не слышала, только чувствовала, как двигаются его плечи, и грудь, и бедра, и слушала его тело, и тянулась за ним, и ощущала, как что-то внутри сжимается и дрожит от необъяснимого блаженства. Я танцую под звездным небом с мужчиной. От этой мысли мурашки побежали по телу, и появилось в груди неизведанное, новое чувство. Я не могла дать ему названия. Проходили бесконечные мгновения, и не хотелось, чтобы они закончились. Мгновения бесценны, их не вернуть, они неповторимы и волшебны, они дают дыхание и жизнь всему вокруг… И я дышала вместе с ними и верила им.

Музыка затихла, и мы отошли в сторону.

– А говоришь, что танцевать не умеешь, – сказал он, и тихо провёл пальцами по моей руке. Я замерла, ощутив это незатейливое и полное нежности движение.

– Я ведь никогда не танцевала с тобой, Алеард, – волнуясь, ответила я.

– Ты боялась себя отпустить.

– Всему своё время. Конечно, если кто-то поможет этому времени прийти…

– Я знаю. Теперь будешь танцевать, если тебя пригласят?

– Нет, не буду, Алеард.

Он вдруг рассмеялся.

– Так и знал! Ты упрямая, как и я, Фрэйа.

– Да, упрямая, но не только в этом дело. Просто если я сейчас потанцую с кем-то другим… Я не могу, Алеард.

И снова странный взгляд, словно он услышал в моих словах нечто большее, чем я сама вложила в них.

– Конлет обидел тебя, Фрэйа.

– Он считает, что я обидела его.

Алеард вздохнул.

– Он отличный техник, у него умные руки, но сердце равнодушное. Ему нужно научиться быть к людям добрее.

– А этому можно научиться?

– Если захочет, он научится. После того, как я рассказал экипажу о случившемся, Конлет и еще пара ребят как с цепи сорвались, не могут принять произошедшее. Мы с тобой уже обсуждали это. Им кажется, они сомневаются, но это не сомнение, это нежелание идти дальше, находить свежие решения и ставить перед собой сложные задачи. Они ходят вокруг надёжной идеи и не смотрят по сторонам. А именно там, за пределами света, кроется самое важное. Мрак не всегда безопасен, но из него приходят радуги. Нужно оглядываться и присматриваться, впускать новые, волнующие чувства и мысли. Никто не обещал, что будет просто.

– Впустить новое – значит, изменить что-то в себе. И это действительно сложно, – несколько смущенно ответила я. Он говорил приятными образами, которые были мне близки. – Алеард, а тех, кто с цепи сорвался, только трое?

– Остальные тоже не верят, Фрэйа, но они готовы поверить. Им нужно дать время, а Конлету и этим двум балбесам не помешает хорошая взбучка, – он нахмурился, и глаза его снова стали строгими. – Давай пройдемся.

Мы бродили по полям, слушали мир и молчали. Стрекотали сверчки, ветер раздувал звёзды, и ночь мерцала. Небо было ясным, огромным, млечный путь сиял, как серебро, и луна заливала поля слепящей белизной. Колыхались на открытых местах густые травы, как пряди шелковистых волос, и доверчиво ложились под ноги цветы. Мы поднялись на холм, с которого я в тот памятный день видела большого белого пса. Ангар с Бури был отсюда хорошо различим. Его подправили, вставили новые стекла, кое-где еще были заметны дыры, но в целом он выглядел неплохо. Я стала думать о Бури. О том, каков он, его вынужденный сон? И если он живой, значит, ему что-то снится? Наверное, зверю видятся иные миры, в которых ему суждено побывать. Должно быть, это прекрасно: бродить по реальностям, по времени, и найти себя, обрести свой мир. Эта мысль крепко засела в голове. Откуда такое желание покинуть Землю? Неужели мне плохо здесь, среди этой нежной красоты: лесов и полей, и звонких ручьев, и бесконечных океанов, и величественных гор с белыми шапками? Здесь я дома, здесь я на своем месте… Или нет? Усадьба, где я жила, принадлежала моей двоюродной сестре, но она на неопределённый срок уехала на другой край планеты вместе с мужем и дочкой. Я с радостью согласилась в их отсутствие за всем присмотреть. Но когда ребята вернутся, куда идти мне? Домой, к родителям? Нет, только не туда. Я чувствовала, что замёрзну и окоченею, если вернусь. Трудно объяснить подобные чувства. Сердце вздрагивало от тоски: там уже не мой дом. Внутренний голос строго приказывал шагать вперёд и не оглядываться. Я вздохнула, и капитан посмотрел на меня.