Чародей поневоле (сборник) - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер. Страница 48

— Что это за колдовское творение, смертный?

Род сдвинул брови и вернулся взглядом к машине.

— Оно странное, милорд, темное и странное. Я владею познаниями о разной… магии, но именно с этой совсем незнаком.

— И что же ты станешь делать?

Род задумчиво посмотрел под ноги, поднял глаза к призраку и вяло усмехнулся:

— Спать. И размышлять об увиденном.

— А когда же ты изничтожишь эту сатанинскую игрушку?

— Когда уверюсь в том,— пробормотал Род, обернувшись к машине,— что это действительно беда для этого обездоленного мира — беда, а не панацея.

Логир сурово нахмурился и начал на глазах увеличиваться в размерах. Род казался себе карликом по сравнению с ним, и у него возникло пренеприятное чувство, будто бы на него на всех парах мчится средневековый локомотив.

Голос призрака прозвучал далеким раскатом грома:

— Повелеваю тебе изгнать злого беса из этого святотатственного алтаря и изничтожить мерзопакостных жрецов этого культа.

«Старикан,— решил Род,— совсем сбрендил».

А призрак между тем выхватил меч из ножен. Род против воли занял оборонительную позицию. Правда, он тут же выпрямился и мысленно отругал себя: какой вред ему мог причинить призрачный меч?

Меч парил в воздухе перед ним, рукоятка его была опущена. Древний клинок светился зеленоватым светом и смутно напоминал распятие.

— Поклянись же теперь на моем мече, что ты не будешь ведать сна и покоя до того часа, как избавишь эту страну от продажных властителей, что ты очистишь этот темный алтарь, изничтожишь тех, кто поклоняется ему, и что ты никогда не покинешь сей остров Грамерай, если ему будут грозить беды, до самой смерти.

У Рода рот сам собой раскрылся от восхищения — столь могущественным и величавым стал призрак. Под ложечкой у него препротивно засосало. Неведомый доселе страх закрался в сердце. Волосы на затылке встали дыбом.

Он попятился.

— Милорд… в этом нет никакой нужды. Я так… сильно люблю остров Грамерай! И я никогда…

— Возложи десницу свою на этот клинок и поклянись! — сурово и непоколебимо приказал призрак.

Род совершенно откровенно струсил, отчетливо осознавая, что клятвой привяжет себя к этому острову на всю оставшуюся жизнь.

— Милорд, вы просите, чтобы я присягнул вам на верность? Честно говоря, я несколько задет тем, что вы сомневаетесь в моей…

— Клянись! — прогремел под сводами пещеры голос призрака,— Клянись! Клянись!

— Вот ведь бред…— пробормотал Род еле слышно. Нет, ему было положительно не до смеха.

Он как зачарованный смотрел на светящийся клинок и суровое лицо призрака. Почти непроизвольно он сделал шаг вперед, потом — еще один, опустил глаза и увидел, как его рука сама сомкнулась на рукоятке меча. Пальцы ничего не чувствовали, они не касались прочного металла, но воздух под ними был так холоден, что костяшки пальцев онемели.

— А теперь клянись мне! — приказал Горацио.

«Ну ладно, ладно,— уговаривал себя Род.— Это ведь всего-навсего слова. И потом, я ведь агностик, верно?..»

— Я… клянусь,— выдавил он не без труда. И тут его озарило, и он легко, непринужденно добавил: — И еще клянусь в том, что не буду знать сна и покоя до тех пор, пока королева и все ее подданные не будут единогласно править вновь.

Он отнял руку от меча, очень довольный собой. Последняя фраза клятвы открывала ему прямую дорогу к цели его миссии, независимо от того, считал ли Горацио демократию благом для Грамерая.

Призрак нахмурился.

— Странная,— проворчал он,— очень странная клятва.— Он повернулся и, обернувшись через плечо, сказал: — Следуй за мной, и я проведу тебя по тайным коридорам.

Род последовал за призраком. Когда они добрались до стены, призрак указал на нее костлявым пальцем:

— Ощупывай стену, пока не найдешь камень, который подастся под твоей рукой.

Род вскоре нашел камень, о котором говорил призрак, и надавил на него всем весом. Камень с недовольным скрипом ушел в глубь стены. Отчаянно скрипнули дверные петли — их наверняка давненько не смазывали. Холодный, сырой воздух хлынул в лицо Роду.

— Теперь покинь меня,— сказал призрак, царственно возвышаясь над Родом,— и возвратись к делам своим. Но помни о своей клятве, смертный, и знай, что, если забудешь о ней, первый герцог Логир встанет у изголовья твоего ложа и не уйдет, пока ты не умрешь от страха.

— Нечего сказать, ободрил,— проворчал Род. Негромко напевая «Не будет путь твой одинок», он тронулся в путь по поросшим мхом ступеням.

На этот раз дверь в каморку оказалась открытой. Каменные стены с трудом выдерживали громоподобный храп Большого Тома.

Род помедлил на пороге, постоял, кусая губы. Вернулся в коридор, вынул из скобы на стене факел и, вернувшись к каморке, предварительно осветил ее и осторожно заглянул. Ему хотелось удостовериться в том, что Большой Том спит в гордом одиночестве.

Колеблющееся пламя факела осветило внушительную фигуру крестьянина-слуги, по пояс укрытого плащом. Согнутой в локте медвежьей ручищей он обнимал пухлую блондинку, укрытую (или раскрытую) до такой же степени. Голова женщины лежала на плече Тома, длинные волосы разметались по его груди.

Род глубокомысленно сдвинул брови, осторожно приблизился и получше рассмотрел женщину. Лицо узкое, нос курносый, рог маленький, на губах, даже во сне, счастливая улыбка.

Это определенно была не та брюнетка, что приставала к Роду в коридоре. Род удивленно хмыкнул. Стало быть, девица не стала клеиться к слуге после того, как ей отказал хозяин.

Правда, Том к тому времени уже был не один, но, зная его, Род не сомневался: этот бы и от второй подружки не отказался.

Род вышел в коридор, вставил факел в скобу, вернулся в каморку, восхищенно покачал головой, глядя на Большого Тома, и, не имея сил даже снять камзол, повалился на кипу сена, брошенного на пол. Запах сена пробудил приятные воспоминания. Род зевнул, положил руку под голову и задремал.

— Смертный Гэллоугласс!

Окрик гулко прозвучал в тесной каморке. Род рывком сел, подружка Тома вскрикнула, а сам Том выругался.

Перед ними в воздухе висел призрак, холодно светясь в темноте.

Род вскочил на ноги, искоса взглянул на Тома и женщину. Та в страхе прижималась к широченной груди Тома. На физиономии слуги запечатлелось выражение страха пополам с мрачной решимостью.

Род перевел взгляд на привидение, обряженное в полный комплект рыцарских доспехов. Лицо — если тут можно было говорить о лице — у призрака было невероятно длинное и худое. На боку у него висела шпага, а не меч. Короче говоря, это был не Горацио Логир.

Род мысленно напомнил себе о том, что он — хозяин положения. Правда, забыть об этом было очень легко. Он как можно более сурово взглянул в пустые глазницы призрака.

— В каком стойле тебя воспитывали,— гневно прорычал Род,— что ты так бесцеремонно врываешься в покои к джентльмену?

Глазницы призрака расширились, нижняя челюсть практически провалилась в глубь ямины рта. Он в ужасе смотрел на Рода.

А Род решил не упускать достигнутого преимущества.

— Отвечай, и отвечай учтиво, а не то я спляшу на твоих костях!

Призрак сжался от страха. Род попал в самое больное место. Видимо, существовала некая эктоплазматическая связь между призраком и его бренными останками. Род взял это на заметку и решил, что нужно будет выяснить местонахождение могил самых вредных и несговорчивых призраков.

— П-прошу п-прощения, милорд,— заикаясь, выговорил призрак.— Я не желал оскорбить вас, я только…

Род не дал ему договорить.

— Но теперь, когда ты уже прервал мой сон, можешь говорить. Что привело тебя ко мне?

— Вам велено явиться…

Род снова прервал его:

— Никто не имеет права повелевать мной.

— Прошу прощения, милорд,— Призрак низко поклонился.— Милорд Логир просит вас прийти.

Род еще на мгновение задержал на призраке суровый взор и со вздохом поднял с пола арфу.

— Да уж,— вздохнул он,— коли уж свяжешься с призраками, будь готов к тому, что позвать тебя могут в самое неподходящее время.— Он склонил голову набок.— Горацио Логир?