Сказки Долгой Земли (авторский сборник) - Орлов Антон. Страница 44

Стефан понял, что это содержательное повествование затянется хоть на полчаса, хоть на час, и поднялся с дивана. Нервная дрожь прошла. Колени, перед тем размякшие, как тесто, вернулись в свое обычное состояние. Тетка шла следом, дышала в затылок и продолжала тянуть свое:

– Люди болтают, этот претендент колдун, а я уж который день без сахара чай пью, так мог бы, еще наша котельная недавно была на ремонте без горячей воды, мог бы сахара людям-то привезти, и помойку из-под моего окна вот бы выгрести хоть на улицу, хоть на соседний двор, а то со всех дворов сюда тащат, я и говорю, пришел бы господин претендент посмотреть на нашу помойку, а то никому ничего не надо…

Стефан выскочил на площадку, нетвердо сбежал по лестнице – и задохнулся от морозной синевы густеющих зимних сумерек с серебряными искорками звезд.

Не дождалась. Совсем немножко не дождалась, хотя он вернулся за ней, как обещал.

Может быть – эта мысль показалась ему и пугающей, и спасительной, – Эфру увезли силой, попросту похитили? Но, с другой стороны, в этом случае она не стала бы посылать к черту больничное начальство… Она уехала с ними добровольно. Предпочла бедному поэту претендента на Весенний престол – влиятельного, богатого, еще и колдуна. Обычная история. До скрежета зубовного обычная. Стефан чуть не влепился лбом в фонарный столб – на этой улочке они стояли не по линейке, а как придется, словно решили разбрестись в разные стороны. На глазах закипали слезы. Желтые квадраты окошек и заборы, здесь и там заляпанные известкой (напоминание о визите важного гостя-подлеца, укравшего чужую возлюбленную), в иные моменты становились кристально отчетливыми, а потом снова расплывались.

– Ты, чмо, че тут ходишь?!

Стефана толкнули. Потеряв равновесие, он чуть не полетел в грязный сугроб, из которого торчали обломки гнилых досок и мерзлый сапог с разинутой зубастой пастью.

Три пьяные рожи.

– Че, тот самый тухляк, который к нашей общей телке клинья подбивал? Он же уехал, а тут ходит… Че тебе у нас на Мархене понадобилось?

– И ботинки, как у пидораса! Гля, какие ботинки позорные! – подхватил второй.

– У нас на Сансельбе все носят такие ботинки, – понимая, что его могут забить насмерть и потом, скорее всего, даже расследования не будет, пробормотал Стефан. – Я приехал за документами, которые забыл в больнице, сейчас поеду обратно.

– А сучку нашу ты, че ли, с той важной шишкой свел, что она вместе с мамашей умотала, не прощаясь? Ты же щас ходил к ней домой? Отвечай, ходил, блин? – парень с мутным взглядом сгреб его за грудки.

– Ходил, и она меня бессовестно обманула, – Стефан начал импровизировать, мысленно прощаясь с жизнью. – Я же думал, тут ее застану, а она куда-то уехала… А я денег ей привез, не нужны мне теперь эти деньги… – он дрожащей рукой нашарил в кармане и бросил на утоптанный снег кошелек. – Ничего мне больше не надо, пойду в проруби утоплюсь, все они одинаковые!

Мархенских подонков это заявление обескуражило. Один подобрал кошелек, заглянул внутрь и радостно сообщил:

– Че, много тут, живем!

Другой, выпустив куртку жертвы, наставительно сказал:

– Псих, что ли, из-за траханой телки топиться? Другую найдем… Пойди лучше выпей!

Посмеиваясь, они двинулись дальше, повернули за угол. Их гнусавые невнятные голоса постепенно затихали вдалеке.

Стефан сморщился и тоже пошел своей дорогой. К северным береговым воротам. Лучше не слоняться по этой чертовой дыре, а переночевать в фургоне, чтобы с первыми лучами солнца отправиться в обратный путь. Перестрелять бы всю эту гопоту… Видимо, он только что на волосок разминулся со своей погибелью. Не растерялся, подыграл им, а теперь на душе мерзко. Таких надо убивать на месте, а не подыгрывать… Ну и пакостное чувство, как будто совершил предательство. Как будто потерял частичку себя.

В ушах звенели слова сумасшедшей колдуньи: «Разве ты – это ты?»

Столица закружила Стефана грохочущей разноцветной каруселью. Танхалийцы спешили, целеустремленно шагали, слонялись и неспешно прогуливались по улицам, разъезжали на трамваях и в такси, скребли лопатами тротуары, сидели в трактирах и кофейнях, катались с огромных ледяных горок на площади Белой Звезды перед дворцом Зимней Госпожи, собирались на митингах послушать посулы и программные заявления претендентов на Весенний престол. А еще, безусловно, влюблялись, и мысль об этом отзывалась в душе болью: Эфра не дождалась, не захотела совсем немножко потерпеть, предпочла неустроенному мечтателю практичного политика… Вот когда Стефан станет знаменитым, она об этом пожалеет, да будет поздно!

Деньги закончились, не считая куцего остатка в банке на черный день. Можно было продать доставшуюся в наследство квартиру и купить взамен что-нибудь подешевле, но его сразу очаровала Малозеркальная улица. Модерновая лепнина по карнизам, облезлый, но величественный бронзовый дракон на вывеске антикварного магазинчика в цокольном этаже дома напротив, волшебно сверкающие витрины уплывшей в чужие руки парикмахерской и зеркально-стекольной мастерской. Стефан давно мечтал поселиться в похожем местечке.

Он устроился расклейщиком афиш в Новый Квадроэсхатологический театр на Малиновой площади, с дальним прицелом показать главному режиссеру свои пьесы, и целыми днями мотался по городу. Клеил, где придется. Платили гроши, но зато в преддверии смены времен долгого года и, соответственно, смены власти в Танхале едва не каждый день можно было урвать бесплатной кормежки. По традиции кандидаты в верховные правители угощали народ, демонстрируя свою щедрость и заботу, а кто будет жмотиться – тот заранее проиграл.

Претендент на Весенний престол Онор Шуйбе, подкупающе улыбчивый молодой человек (подвид С, как минимум сто пятьдесят лет), потчевал собравшихся экономными булочками величиной со спичечный коробок и обещаниями разобраться с городским освещением.

Его соперник Маркел Ногельшан раздавал дешевые ореховые конфеты и брошюру Санитарной службы «Как уберечь свое жилье от незваных гостей» – с обложки на Стефана гипнотически уставилась фасеточными глазами личинка, высунувшая голову из дыры в диване с подлокотниками-валиками.

Максимилиан Келлард, стриженный под ноль крепыш в грязно-белом зимнем камуфляже, нападал на «безыдейное пораженческое искусство»: тех, кто лишен боевого духа и правильной точки зрения, нечего допускать до театра или кинематографа. Не то чтобы он в открытую угрожал кому-то репрессиями, но давал понять: став Весенним Властителем, он не будет мириться с таким положением вещей, когда штатские балаболы самовыражаются кто во что горазд. Неуютно было его слушать, а еще неуютней – сознавать, что он вполне может выиграть предвыборные состязания: и харизма есть, и сторонников целая толпа. Но зато люди из его команды кормили всех желающих такой вкусной солдатской кашей с маслом… Стефан ел кашу, в душе не соглашаясь с Келлардом.

Зарплаты он до сих пор не видел как своих ушей. То ли действительно были затруднения, то ли дирекция театра не гнушалась экономить на вспомогательном персонале. Давно бы ушел, но его держала надежда: вдруг они наконец-то прочитают его пьесу – обещали ведь! – и увидят, что это намного лучше, чем то фуфло, которое у них на сегодняшний день идет. Да и с работой в столице было туго: наплыв беженцев с окраинных островов, разоренных набегами кесу. Максимилиан Келлард был не так уж не прав, когда громил нынешнее зимнее правительство за из рук вон плохую организацию обороны от лесного агрессора и процветающее в армии штабное разгильдяйство.

А третья причина – Стефану не хотелось ни в контору, ни за прилавок, ни в мастерскую, ему нравилось чувствовать себя вольной городской птицей и с утра до вечера бродить по Танхале, каждый день открывая новые уголки необъятной столицы. Если бы еще и есть не хотелось… Он-то согласился бы питаться одним танхалийским воздухом, пьянящим, как старое пряное вино, однако у желудка было на этот счет свое мнение, не совпадающее с хозяйским.