Дочь горного короля - Геммел Дэвид. Страница 31

– Маловато, но я буду там в срок.

– Ступай же и пришли сюда нижнестороннего.

Гвалчмай достал из тележки кувшин. Холмы, лежавшие впереди, вели к Цитадели. Собаки, Шемол и Кабрис, спали на солнышке. Гвалч вытащил из кувшина затычку и сел рядом с молчаливым, задумчивым Тови. Солнце светило ярко, горы радовали взор, но пекарь был слеп к окружающей его красоте. Гвалч разделял его чувства.

– Славный мальчуган был твой сын. – Он поднес кувшин ко рту, сделал три долгих глотка.

– Ты же не знал его, – монотонно промолвил Тови.

– Я знаю тебя и вижу его твоими глазами. Ты гордился им, и по праву.

– Что теперь проку. Его мать все глаза выплакала, его братья и сестры сидят тихо, как мышки. Непонятны мне мужчины, способные повесить ни в чем не повинного мальчика. Они что, чудовища? Или демоны овладели ими?

– Достаточно одного чудовища, которое им приказывает. Если бросить щепоть яда в кувшин с вином, все вино превратится в отраву. Выпить хочешь?

– Нет. Надо, чтобы глаз был острым, когда появятся эти дьяволы. Знаешь, Гвалч, я даже ненавидеть их не могу. Ничего не чувствую. Постарел, что ли? Утратил что-то за все эти годы в пекарне?

– Мы все утратили что-то, дружище, но можем обрести это вновь. – Гвалч опять поднял кувшин, остановился и показал на юг. – Видишь там что-нибудь? Мои старые глаза подводят меня.

Тови прищурился:

– Да. Сталь блестит на солнце, враг приближается. Им понадобится не меньше часа, чтобы пересечь долину.

– Сколько их?

– Далековато, точно не скажешь. Возвращайся в Силфаллен, скажи, что нижнесторонние идут.

– А ты? – Гвалч встал, собаки тоже зашевелились.

– Я их сосчитаю и пойду вслед за тобой.

Гвалч залез в тележку, не выпуская кувшина, тряхнул поводьями, тронул с места. Тови проводил его взглядом. Пекарю вспомнился Лоран из клана Паллид и его предостережения относительно нижнесторонних. Тогда Тови хотелось думать, что Паллид ошибается, но теперь он признал его правоту. Тогда, не так уж давно, жизнь была мирной, уютной, полнилась запахом свежевыпеченного хлеба и детским гомоном. Теперь вдали снова забрезжили кровавые времена.

Он поднял свой старый клеймор, упер острием в землю, повернулся на юг. Палаш когда-то хорошо послужил ему, но Тови, беря его в руки, не испытывал больше гордости и не радовался. Горе вытеснило все прочие чувства.

Всадники спускались по длинному склону в долину. Он их пересчитал без труда – сто пятьдесят солдат, пятеро офицеров. Такой большой отряд не пошлют брать заложников. Нет, этим приказано убивать. Полторы сотни солдат на деревню, где живут сорок семь мужчин, тридцать восемь женщин и пятьдесят один ребенок! При мысли о малышах Тови загорелся гневом и ожил. Большие руки сжали рукоять, подняли клеймор над головой. В свое время он мог зарубить трех-четырех человек. Посмотрим, много ли отняли у него годы.

Тови обернулся спиной к врагу, вскинул палаш на плечо и зашагал по дороге к дому. Домики Силфаллена казались крохотными против могучих гор и зеленых холмов. Они стояли плечом к плечу, как друзья – и каменные, что поновее, и древние срубы. Да, Силфаллен всем готов оказать дружеский прием. Не отгораживается стенами и валами, ведь его жители до недавних пор жили без страха.

Он доверчив, Силфаллен, и потому беззащитен. Тови знал, что никогда уже не увидит родную деревню прежними своими глазами. Теперь он примечал отсутствие укреплений, прикидывал, как кавалерия вторгнется с холмов прямо на площадь. Видел дома с недостаточно крепкими дверьми и простыми окнами вместо бойниц. Рва – и того нет, только ручей да белые камни, о которые женщины колотят белье.

Свою слабость Тови ощущал не менее остро. На хлебе с деревенским маслом живот вырос дальше некуда, правая рука уже устала держать палаш.

– Ничего, я найду в себе силы, – сказал он вслух.

Капитан Чард ехал медленно и держался в седле очень прямо. Исхлестанная спина, несмотря на медовый бальзам, горела так, словно ее постоянно жалили осы. Кольчуга усугубляла мучения, и настроение у капитана было прескверное. Окажись Обрин более ревностным палачом, ему бы и вовсе не жить: даже тридцать ударов плетью-трехвосткой, если бить сплеча, могут убить человека. Обрин щадил свою жертву, но свинец, вплетенный во все три хвоста, свое дело сделал. Чарду тошно было вспоминать, как он стоял у столба и грыз кожаный ремень. Он твердо решил, что кричать не будет, но не выдержал и кричал, пока не лишился сознания на тридцать четвертом ударе.

Спину ему намазали смесью вина и меда, три самых глубоких рубца пришлось даже зашить – однако вот и двух недель не прошло, а он уже сидит на коне и возглавляет отряд.

Милость барона он встретил благодарственным лепетом, но барон не пожелал его слушать.

– Смотри не подведи меня снова, Чард. Сколько тебе нужно людей?

– Триста, ваша милость.

– На одну деревушку? Бери уж тысячу, – засмеялся барон.

– Но их там двести человек!

Барон заглянул в свои записи.

– Около ста пятидесяти. Пятьдесят из них – дети до двенадцати лет, еще сорок – женщины. Мужчины все пахари, пастухи, ни единого воина. Даю тебе полторы сотни. Пленных не брать. Жителей для примера повесить, деревню сжечь.

– Слушаюсь. Ваша милость, говоря о пленных, подразумевали… мужчин?

– Убейте всех до единого. Твоих солдат я сам отбирал. Наемники, сплошь подонки. Трудностей с ними не будет. Как управятся, дай им пограбить. Молодых девок они, может, тоже не сразу прикончат. Пусть позабавятся, это хорошо поднимает боевой дух. – Барон устремил на Чарда холодный взгляд. – Что-то не так?

Чарду хотелось набраться мужества и сказать, как противна ему подобная бойня, но он лишь сглотнул и промямлил:

– Никак нет.

– Как твоя спина?

– Заживает.

– Ты ведь не подведешь меня снова, Чард?

– О нет.

Солнце стояло высоко, рубцы щипало от пота. Отряд спустился на дно долины, и со стонущим Чардом поравнялся другой офицер.

– За теми холмами, что ли? – Глаза у офицера были навыкате, лицо рябое. Вокруг ноздрей сидели белые прыщики, на затылке зрел чирей. – Баб-то там много?

– Обеспечьте прикрытие с левого фланга, – приказал Чард.

– Зачем? Это ж деревня. Кому тут засаду устраивать?

– Выполняйте.

– Как скажете. – Офицер с плохо скрытой усмешкой повернулся в седле и крикнул: – Каждый второй налево, для прикрытия. Остальные направо. Насчет атаки какой приказ будет?

– Много ли есть способов, чтобы убивать безоружных?

– Зависит от того, знают они о нападении или нет. Если нет, просто собираете всех в одну кучу и знай руби. Если они знают заранее, то запираются в домах или бегут в лес. Тут возможна и конная атака, и пешая. Вам решать.

– Эта деревня у вас не первая, верно?

– Я им уже и счет потерял. Вы не поверите, как хорошо узнаются люди в таких вот набегах! На это ведь не каждый способен. Был у нас один молодой парень, бесстрашный такой. Мечом и копьем владел превосходно, а как дошло до устрашения, сплоховал. Метался туда-сюда, рыдал, как ребенок. Знаете, что с ним случилось? Какой-то мальчуган наскочил на него и перерезал ему глотку серпом. Жаль чертовски. Большие надежды подавал этот парень.

– Пошлите разведчика, пусть поглядит на деревню сверху.

Молодой солдат галопом въехал на холм и махнул остальным.

Чард с другим офицером поднялись к нему первыми. К югу от Силфаллена протекал узкий ручей с двумя мостиками. Чард полагал, что лошади преодолеют его без труда. За ручьем была подпорная стенка фута два высотой и тридцать длиной. Дальше начинались дома, которые ему предстояло сжечь. Из одного вышла молодая женщина с корзиной белья, опустилась у ручья на колени, стала стирать. Чард вздохнул и распорядился:

– Пятьдесят человек на север, чтобы отрезать им дорогу к холмам. Остальные атакуют деревню с юга.

Полусотня отправилась на северо-запад.

– Вам, Чард, я бы советовал подождать здесь, – вполголоса сказал младший офицер. – Я слышал, что у вас вся спина в ранах, поэтому в бою от вас пользы мало. Ну и… порезвиться, наверно, вы тоже не захотите. Предоставьте все мне и моим людям, согласны?