Дочь горного короля - Геммел Дэвид. Страница 7

– Не думаю, что ты прав, – проговорил Лоран. – Найдя военачальника, который объединит нас, мы выработаем стратегию. Лода покинет свои дома и отступит в горы. Осень у нас впереди, есть время сделать запасы. Если ты дашь согласие, я позабочусь, чтобы на землях Паллидов поставили для вас временные жилища.

– Нет, Лоран, – покачал головой Тови. – Победить мы не можем – значит, надо искать другой путь. Я вот все думаю, на что им сдались наши горы? Ни золота, ни прочей богатой добычи. Стал бы ты затевать войну ради пары коровьих стад?

– Я бы не стал, но армии, как и мечи, ржавеют без дела. Иноземцам, как я уже говорил, позарез нужен внешний враг.

Тови со вздохом поднялся, подошел к очагу.

– Я не лорд-ловчий, приятель. Я пекарь. Нет у меня ни власти, ни воинов. Даже воли к борьбе – и той нет.

– Чтоб тебе пусто было! – Лоран тоже вскочил со стула. – Встретил я по дороге одну шлюху, так и у той огня в жилах поболе, чем у тебя.

Тови, побелев, сгреб гостя за зеленый камзол и оторвал от пола.

– Как ты смеешь! Я стоял на Золотом поле, мой меч обагрился вражеской кровью. Я видел, как падают мои братья, как враг занимает мою страну. Где ты был тогда? Мамкину сиську сосал? Да, теперь я уже не тот человек, но от тебя оскорблений не потерплю.

– Извини, лорд-ловчий, – мягко, но без намека на слабость произнес Лоран.

– Ты это нарочно, Паллид, – прищурился Тови. – Хотел меня разозлить – и правильно. – Он отпустил Лорана и неуклюже попытался разгладить его помятый камзол. – Правильно, будь ты неладен. Когда долго ходишь в ярме, делаешься волом. Не знаю, насколько одарены твои Одаренные, но если мы переправим припасы к вам в горы, вреда в самом деле не будет. Вечером я созову старейшин, и мы обсудим твое предложение. Оставайся, если хочешь, и поговори с ними сам.

– Нет. Я хочу повидаться с пьяницей, о котором ты говорил.

– Это долгий путь, скоро начнет смеркаться.

– Ничего. Поем и отправлюсь. – Лоран отломил краюху хлеба и стал жевать.

– О какой шлюхе ты говорил? – спросил его Тови. – У нас в Силфаллене только одна такая, и из дому она редко выходит.

– Она молодая, с серебристыми волосами. Предлагается и даже платы за это не требует.

– Счастье твое, что ты не назвал ее шлюхой в глаза, – хмыкнул Тови.

– Почем ты знаешь, что не назвал?

– У последнего, кто на это отважился, челюсть оказалась сломана в трех местах. Двое мужчин с трудом оттащили Сигурни от него – она чуть язык ему не отрезала. Она последняя в роду Гандарина, – посерьезнев, добавил пекарь. – Сын ее стал бы бесспорным наследником престола, вот только детей у нее не будет никогда.

– Она бесплодна?

– Да. Она собиралась замуж за Фелла, лесного капитана, но старый Гвалч, Одаренный, объявил, что она неспособна родить. Она не шлюха, Лоран. У нее было много любовников, это верно, но выбирает она только тех, кто ей люб, и платы с них не берет.

– Выходит, мне еще и лестно должно быть?

– А тебе самому разве так не подумалось? – подмигнул пекарь.

– Она красива, не спорю. Когда я увидел, как она ныряет в заводь Железнорукого, у меня дух захватило. Продажных женщин я всегда сторонился, но начинаю жалеть, что упустил эту.

– Да. Другого такого случая ты вряд ли дождешься.

– Увидим.

Светловолосый парень сидел, уронив голову на руки, тупо глядя перед собой. Рядом стояла наполовину пустая кружка. Баллистар влез на скамью, уселся на край стола.

– Пьянством, Бернт, ничего не поправишь.

– Она не хочет меня видеть. Говорит, чтоб я больше не попадался ей на глаза. А я ведь не нарочно, Балли, просто не совладал с собой. Я ни за что на свете не причинил бы зла Леди. Но я смотрел на Сигурни, такую красивую на утреннем солнце… такую красивую… – Бернт осушил кружку до дна и икнул.

Баллистар с завистью глядел на его сильное лицо, глубоко посаженные голубые глаза, мощную шею, широкие плечи. Досадуя на то, что столько добра досталось такому дурню, он чувствовал себя виноватым, потому что Бернт ему нравился. Умом парень, конечно, не блещет, но есть в нем тепло и сострадание, которых у иных умников не найти. По сути своей это чувствительная душа.

– Я бы тебе советовал подождать. Леди почти совсем поправилась и охотится не хуже, чем прежде. Подожди еще немного и наведайся к Сигурни снова. Думаю, что она сменит гнев на милость – ты ведь никогда ей ничего плохого не делал.

– То-то и оно, что не делал – а потом взял и сделал. Мне всегда было трудно с ней говорить, половина ее слов до меня не доходила, но это ничего, Балли. Мне и того хватало для счастья, что я был с ней… любил ее. А ей только и нужно было, что мое тело. – Бернт оглянулся посмотреть, не слышит ли его кто-нибудь, но те двое, что сидели в таверне, кроме него, пьяно бубнили у очага о своем. – Она мне сама так сказала. Только это, говорит, ты и умеешь, Бернт. После тебя, говорит, всю тоску как рукой снимает. Да только ошиблась она, Балли. Я не только это умею. Таким я был с ней одной, а она этого не видит. Ума не приложу, как мне быть теперь.

– На свете есть и другие женщины. Ты парень хороший, сильный и честный, ты многое можешь им предложить.

– Не нужны мне другие, Балли. Когда я не сплю, только о ней и думаю, а когда сплю, мне снится она одна. Ты ведь знаешь, я никогда ничего не просил… ничего не требовал. Она ведь… после того… никогда не позволяла мне спать у себя в постели, всегда отправляла домой. В любую погоду. Однажды я в метель попал, заблудился, едва не погиб. – Расстроенный Бернт прикусил губу. – А ей и горя мало. Я думал, она когда-нибудь оценит меня, поймет, что я кое-что значу, да где там. Кто я, простой пастух…

– Говорю тебе, Бернт, дай ей время. Я знаю, что ты ей по сердцу.

– Она говорила что-нибудь про меня? – жадно распахнул глаза Бернт.

– Ты слушай, я правду тебе говорю, – глядя в сторону, сказал карлик. – Она еще сердится, но со временем это пройдет.

– Она сказала, что я дурак, да?

– Она пока еще сердится. Иди домой, поешь что-нибудь.

– Сделаешь для меня одну вещь, Балли? – внезапно улыбнулся пастух.

– Само собой.

– Пойди к ней и попроси, чтобы нынче, час спустя после вечерней зари, пришла в старую дубраву.

– Не придет она, ты же знаешь. И свечей, отмечающих время, она у себя не держит.

– Так пусть приходит, как только смеркнется. Попроси ее, а? Скажи, что для меня это важнее важного. Попрощаться хотя бы. Сделаешь? Скажи, что это моя первая и последняя просьба к ней.

– Ладно, я к ней схожу, но тебе от этого станет еще больнее.

– Спасибо, Балли. Я последую твоему совету – пойду домой и поем.

Бернт встал и с глупой улыбкой вывалился на улицу.

Баллистар слез со стола. Его коротким ножкам до хижины Сигурни было два часа ходу. И добро бы польза была, думал он.

День выдался теплый, но с Хай-Друина дул ветерок. Прошагав около часа, он сел отдохнуть. Вдали поднимался в гору еще один человек – в травянисто-зеленом плаще, с длинным посохом. Баллистар прищурился, но его не узнал. Человек направлялся к Гвалчу. Обратно он пойдет уже не так ровно, с ухмылкой подумал карлик.

Отдохнув, он двинулся по оленьей тропе вниз, к дому Сигурни. Она сидела на пороге и резала ремешки на новые охотничьи путы для Эбби. Леди не было видно, но Эбби сидела на шестке около дома. При виде карлика она заплясала и захлопала крыльями. Тот отвесил ей низкий поклон.

– Я тоже рад тебя видеть, Эбби.

– Ты как раз вовремя, – сказала Сигурни. – Завари-ка нам чаю из трав. У меня так хорошо не выходит.

– Извольте, принцесса.

Он вскарабкался на крылечко, вошел. Над огнем пускал пар старый чугунный чайник. Баллистар снял его, прихватив тряпкой. В задней комнате хранились в мешочках сухие травы, собранные Сигурни по весне. Он смешал их на глаз, залил кипятком, добавил кусок засахаренного меду, размешал чай деревянной ложкой и поставил завариваться. Как бы подъехать к Сигурни, чтобы уговорить ее встретиться с парнем?