Семь камней радуги (СИ) - Удовиченко Диана Донатовна. Страница 29

– Как ваша голова?

– Еще побаливает, - жизнерадостно ответил Лев Исаакович, - Но уже гораздо лучше.

– Я дам вам в дорогу листьев береницы, и травяной настой. Через несколько дней все пройдет, - сказал Гарт, присаживаясь к столу.

Макс последовал общему примеру, и принялся уписывать какую-то жареную птицу, приправленную соусом, напоминающим по вкусу и цвету брусничное варенье. Вошла Виктория и молча устроилась рядом. Она была непривычно грустна и молчалива, ничего не ела и лишь отхлебывала из кружки ароматный травяной чай. Сквозь смуглую кожу проступала бледность, делавшая лицо девушки нездорово сероватым.

– Пора, вставайте! Уже полдень! - поторопил Гольдштейн, расправившись со своей порцией, и первым вскочил из-за стола.

Гарт вывел друзей на окраину леса, за которой начиналось широкое поле. Здесь мирно паслись их кони.

– Ветер, миленький, как хорошо, что ты нашелся! - радостно завопила Милана, подбежала к своему коню и обняла его шею.

Жеребец приветствовал хозяйку тихим ласковым ржанием.

– Мы ускакали в поле, далеко от селения, - сказала Звезда, кобыла Гольдштейна, - Там нас и нашел ваш друг.

Виктория не спешила подходить к своему коню, она стояла, печально глядя на Гарта. Макс решил оставить влюбленных наедине, и шагнул к лошадям, потянув за собой Льва Исааковича. Но не успели они сесть в седла, как раздалось сердитое восклицание:

– Так ты не идешь с нами? Трус!

Разгневанная Виктория резко развернулась и подбежала к остальным. Она вскочила на коня и собралась было пуститься в галоп, но Гарт подбежал и положил руку на поводья. Глядя на девушку снизу вверх, он спокойно и ласково сказал:

– Я не могу вас сопровождать. У меня другие задачи. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь.

– Задача сейчас у всех нас должна быть одна - не допустить наступления Мрака, - отрезала Виктория.

– Ты ничуть не изменилась, - печально улыбаясь, проговорил Гарт.

– Что ж, ладно. По крайней мере, покажи дорогу к общине, - девушка достала из мешка коробку со спичками.

– Зачем тебе спички? - удивилась Милана.

– Хочу сделать с этими фанатиками то, что они собирались сделать с нами.

– Но там же дети, старики, женщины! - возмутился Макс.

– Они тебя вчера пожалели? огрызнулась Виктория, - Врагов надо уничтожать.

– Эти люди не враги вам, их ввели в заблуждение. Нельзя казнить людей за их веру, - Гарт разговаривал со своей возлюбленной терпеливо и мягко, как с маленьким ребенком, - Они не ведают, что творят. Будь снисходительна, умей прощать.

– Снисходителен только ты, учитель! Ты всех понимаешь и прощаешь! Может, ты уже и не воин вовсе, а проповедник?

– Научись прощать, смири свою гордыню, - повторил Гарт, - До свидания, Носители! Я желаю вам удачи! Двигаясь на запад, вы попадете на дорогу, которая приведет вас к Быстрице. Пуританская община - в противоположном направлении. Выбор за вами.

Он развернулся и, не оглядываясь, пошел к лесу. Виктория строптиво вскинула голову и, издав резкий клич, заставивший ее коня встать на дыбы, а потом пуститься вскачь, понеслась на запад. Милана с Гольдштейном последовали ее примеру. Макс пожал плечами, устроил Роки в мешке, вскочил на своего коня, и тронулся вдогонку.

Отряд пересек широкое поле и выехал на пыльную дорогу. С одной стороны дороги тянулось все то же поле, с другой - узкая полоса деревьев. Подул довольно сильный ветер, взметая вокруг всадников клубы дорожной пыли. Небо постепенно затягивалось серой пеленой, становилось прохладно.

– Будет дождь, - решил Гольдштейн, вглядываясь в сгущающиеся и темнеющие облака.

– Это что, предсказание? - насмешливо фыркнула Милана.

– Нет, это всего лишь прогноз. Предвидеть я пока не могу. Этот удар по голове выбил меня из колеи, - расстроено ответил Лев Исаакович.

Возделанные поля закончились, теперь дорога шла вдоль зеленой равнины. В густой сочной траве пестрели яркие цветы. Они гнулись под неприветливым ветром и закрывали свои разноцветные венчики в ожидании дождя. Небо становилось все темнее, и уже было непонятно: наступил ли вечер, или это признак надвигающегося ненастья. На почерневшем горизонте сверкнула молния, вслед за ней послышался отдаленный громовой раскат. Наконец, на дорогу шлепнулась первая тяжелая дождевая капля, и тут же вслед за ней забарабанили, прибивая пыль, ее товарки.

– Надо укрыться от дождя! - прокричала Милана.

– У нас есть дорожный шатер! - ответил Гольдштейн.

Свернув с дороги в густую траву, он отвязал от седла шелковистый тюк и развернул его. Макс поспешил на помощь, оставив девушек расседлывать лошадей. Вдвоем они установили шатер, что оказалось очень просто: расправленный, он сам натянулся, превратившись в подобие современной палатки с непромокаемым дном, и упруго встал на земле. Максу с Гольдштейном осталось лишь укрепить его, вбив в землю колышки и натянув на них веревочные петли, пришитые к нижнему краю шатра. Внутри было довольно просторно, для четверых места вполне хватало. Макс снял с плеч мешок-переноску с дремлющим внутри него Роки, положил на мягкую ткань, затем достал из второго, дорожного, мешка, плед из донного льна, и вылез наружу. Он подошел к Малышу и накрыл его пледом, как попоной.

– Спасибо, - сказал конь, нервно косясь на все приближающиеся всполохи молний.

– Не бойся, я рядом. Если что, зови, - ответил Макс и побежал к шатру.

Остальные тоже уступили свои пледы лошадям. Наконец, вход застегнули изнутри. Стало немного уютнее. Шатер с внутренней стороны был обит какой-то плотной тканью, похожей на брезент. Несмотря на усиливающийся ливень, стенки шелкового сооружения не пропустили ни одной капли. Порывы ветра сотрясали стенки палатки, но не могли проникнуть внутрь. Ткань не продувалась. Некоторое время все сидели, прислушиваясь к шуму разбушевавшейся грозы, затем, перекусив жареной дичью, которую дал в дорогу Гарт, улеглись на дно палатки. Макс лежал на спине, закрыв глаза. Всполохи молний и раскаты грома не давали уснуть, к тому же, он тревожился за лошадей, которых пугала гроза. Гольдштейн тихо всхрапывал во сне, рядом сладко посапывала Милана. Роки, так и не захотев вылезать из теплого мешка, издавал оттуда хрюкающие звуки. Вдруг Макс услышал сдавленное всхлипывание. "Опять Виктория плачет", - понял он. Поднявшись на локте, он увидел в свете новой вспышки молнии фигуру девушки, ссутулившейся возле входа в палатку. Она сидела, обняв руками колени и положив на них голову, и изо всех сил старалась сдержать рвущиеся слезы. Макс почувствовал жалость. Он тихо подполз к ней, присел рядом и дружески приобнял вздрагивающие плечи. В этот момент он не думал, как Виктория отреагирует на его поддержку, не вызовет ли это у нее приступ гнева, просто искренне сочувствовал ей. Внезапно девушка тихо заговорила.

– У меня нет никого, ближе него. И никогда не было.

– А твои родители? - осторожно спросил Макс.

– Я сирота. Дитя любви, - в ее голосе слышалась горечь, - Отец - студент из Конго, мать - русская. Они познакомились, когда отец был на последнем курсе университета. Через год он бросил мою мать на восьмом месяце беременности и уехал на родину. Мать оставила меня в роддоме. Меня отдали в дом малютки, потом в детский дом. Там я и выросла. К нам в детдом часто приходили бездетные пары и усыновляли детей. Но меня никто брать не хотел. А я все ждала, когда ко мне тоже придут мама и папа. Только гораздо позже поняла, что никто не захотел меня взять из-за цвета кожи. Ведь люди хотят, чтобы приемный ребенок был хоть немного похож на них.

– Там было очень плохо? - прошептал Макс.

– Нет, не очень. Нас хорошо кормили, воспитатели были добрые. Но меня часто дразнили, особенно старшие. Обзывали черномазой обезьяной. Я всегда отвечала, мстила за обиду. Дралась по каждому поводу. Мой дар начал проявляться очень рано - я была самой сильной, ловкой, выносливой. Постепенно от меня отстали, начали бояться. Но вот подружиться ни с кем я не смогла. Всегда была одна, чувствовала себя не такой, как все. И все время ждала, что меня найдут мои родители. Знаешь, в детдоме все дети верят, что мама и папа их просто потеряли, и надеются, что скоро они вернутся. А когда мне исполнилось четырнадцать, появилась моя мать - молодая, красивая, нарядная - такая, какой я ее себе и представляла. Я очень обрадовалась, думала, она заберет меня домой. Но оказалось, что я ей не нужна. Она сказала, что наконец-то нашла свое счастье, встретила мужчину своей мечты. Он богат, молод, и очень ее любит. Но ее муж не поймет, если узнает, что у жены есть цветная дочь. Она так и выразилась, очень политкорректно и в духе времени: "цветная дочь". Вежливенько так передо мной извинилась за доставленные неудобства, мол, ей было всего шестнадцать лет, а ее родители - это мои так называемые бабушка с дедушкой - увидев черного ребенка, пришли в ужас и потребовали, чтобы она от него отказалась.