Темное торжество - Ла Фиверс Робин. Страница 13

Я улыбаюсь так, словно он от души меня похвалил. Д’Альбрэ жестом велит ему отойти:

– Ты, верно, рада будешь узнать, что я наконец-то нашел тебе дело, дочь.

Мое сердце выдает медленный удар, больше похожий на судорогу. Мне ли не знать, что д’Альбрэ признает за женщинами лишь два предназначения: рожать ему сыновей и удовлетворять его похоть. Когда речь идет о его собственных дочерях, он худо-бедно признает за ними еще одну роль: замужество, способное добавить ему богатства и славы.

Лишь благодаря посланию из обители у меня хватает отваги поднять подбородок и ласково улыбнуться ему:

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, государь, чем возможность вам послужить.

– Мне еще предстоит дознаться, кто открыл герцогине наши замыслы и предупредил ее, – говорит он. – Я хочу повнимательней присмотреться к нантским баронам. Быть может, один из них клянется мне в верности, но тайком доносит ей обо всех моих планах? Имей в виду эти подозрения, когда поближе познакомишься с бароном Матюреном.

Я тщательно слежу за тем, чтобы на моем лице не отразилось никаких чувств. Эта новая низость необычна даже для него: обрекать собственную дочь на разврат ради политических выгод!

– С этим толстяком, у которого подбородков не сосчитать? Да я из него все секреты вытяну, даже особенно близко не знакомясь, – легкомысленным тоном произношу я.

Д’Альбрэ наклоняется вперед, черная борода встает дыбом.

– Ты что, отказываться вздумала?

– Нет, конечно, – отвечаю я.

Мое сердце колотится в панике – я отлично знаю, что бывает с теми, кто пытается сказать графу «нет».

Д’Альбрэ склоняет голову на сторону:

– Только не говори мне, что тебя одолевают девические колебания. Всем тут известно, что это вранье.

Эти слова звучат словно пощечина, и мой разум, шатаясь, пускается в бег по длинному коридору, полному жутких воспоминаний. Они таковы, что в глазах темнеет, но рассудку, по счастью, удается оправиться.

– Всего лишь хочу заметить, – говорю я, – что добыть необходимые вам сведения можно множеством способов.

Такой ответ удовлетворяет графа, и он вновь откидывается в кресле.

– За ужином сядешь с ним рядом.

Он собирается дать мне дальнейшие распоряжения, но тут приходит дворецкий. Он приводит гонца, грязного и усталого после дальней дороги. Д’Альбрэ сразу машет рукой, выгоняя и меня, и капитана де Люра.

– Оставьте нас, – приказывает он, и де Люр ведет меня к выходу.

Бессильное отчаяние бушует во мне, но я не даю ему воли. Пусть даже д’Альбрэ почти во всеуслышание объявил, что я замарана и недостойна его покровительства, сейчас не время паниковать. Я обхватываю ладонью запястье с пристегнутыми ножнами, черпая силы из хранимого там послания, и торопливо удаляюсь к себе.

В спальне я обнаруживаю Тефани и Жаметту. Они не находят себе места и при виде меня испытывают невероятное облегчение. Это не мешает мне против всякой логики возложить на них вину за свои новые горести.

– Ванну! – коротко приказываю я. – Немедленно!

Они принимаются за работу, я же, ускользнув в гардеробную, наконец-то вытаскиваю письмо. Дрожащими руками разворачиваю маленький свиток, держа над отверстием нужника, чтобы никто не нашел крупинок черного воска и не использовал их как улику против меня. Очень надеюсь, что в записке содержатся указания, которых я так жду.

Послание, естественно, зашифровано. Сдерживая нетерпение, я выстраиваю нужную последовательность букв, но, поскольку ни чернил, ни пергамента у меня под рукой нет, расшифровка занимает слишком долгое время.

– Госпожа? – окликают меня. – Ванна готова! Вам плохо?

– Нет, – обрываю я взволнованные расспросы Тефани. – И будет совсем хорошо, если меня оставят в покое!

– Простите, госпожа, – кротко извиняется фрейлина, и я возвращаюсь к письму.

Дражайшая дочь наша,

мы полагаем, что государь д’Альбрэ взял в плен барона де Вароха. Между тем, если герцогиня надеется созвать войско для борьбы против д’Альбрэ и французов, без Варохского Чудища ей никак не обойтись. Засим повелеваем тебе выяснить, действительно ли он еще жив, и, если сведения верны, найти способ вернуть ему свободу и как можно скорее переправить его в Ренн.

Настоятельница Этьенна де Фруассар

Я не в силах поверить собственным глазам. Меня бросает сперва в жар, потом в холод. Переворачиваю записку: быть может, я что-нибудь пропустила? Потом заново расшифровываю ее… Нет, текст все тот же самый. И приказа убить д’Альбрэ в нем по-прежнему нет.

Недоверие сменяется таким гневом, что у меня воздух в легких сгорает. Она же обещала, что я стану орудием божественного возмездия! Что д’Альбрэ получит воздаяние от руки собственной дочери!

Только это обещание помешало мне расхохотаться аббатисе в лицо, когда она объявила о решении вернуть меня в дом графа. Только это обещание сподвигло меня удвоить усилия, дабы в последние недели перед отъездом из монастыря изучить как можно больше смертоносных искусств.

Более того, ее обещание придавало смысл всему, что мне довелось вытерпеть и выстрадать. Не будь у меня за спиной божественной воли, кем бы я чувствовала себя? Беспомощной жертвой! И что же теперь?

Гнев растекается по моим жилам таким могучим темным приливом, что я почти задыхаюсь.

Я уйду из монастыря. Она не вынудит меня остаться. Безвылазно сидя на своем островке, аббатиса даже не узнает, что я от нее ушла.

А вот д’Альбрэ узнает.

У него очень длинные руки, и он разыщет меня в любом уголке Франции или Бретани. Безопасности нет нигде – разве только за стенами Ренна, а если д’Альбрэ решит напасть на город, ее не будет и там.

То есть я должна сидеть тихо, точно безмозглый крольчонок. Будущее простирается передо мной, уходя в угрюмую бесконечность. Обитель обманула меня. А д’Альбрэ скоро сделает меня шлюхой – для того лишь, чтобы заманить в ловушку очередного врага.

Нет уж! Я комкаю записку в кулаке и роняю ее в отверстие отхожего места. Нет!

Я выхожу из гардеробной и, не обращая внимания на встревоженные взгляды фрейлин, сбрасываю одежду еще прежде, чем они успевают подскочить мне на помощь.

И весь следующий час яростно соскребаю с себя их грязные замыслы – и моего отца, и аббатисы…

Понятия не имею, как я переживу сегодняшний ужин. Я только и думаю: многим ли известно, какую роль уготовил мне д’Альбрэ? Еще поневоле гадаю, к кому он приставит меня в следующий раз. К недоумку-маршалу Рье? К Рожье Блэйну, немногословному и серьезному?

Войдя в трапезную, я тотчас ощущаю на себе взгляд д’Альбрэ. Холодный и мертвый, точно мясо у него на тарелке. Я высоко несу голову и болтаю с Тефани о какой-то чепухе. Приблизившись к возвышению, приседаю в поклоне. Улыбка у меня жутко ненастоящая. Однако д’Альбрэ слишком занят собственными мрачными размышлениями. Он жестом отправляет меня туда, где сидит Матюрен.

Я иду к столу барона, гадая, как можно убить монстра вроде д’Альбрэ, с его-то почти нечеловеческой силой и такой же хитростью? И осуществимо ли это вообще, раз уж сам Бог Смерти до сих пор не пожелал на него указать?

Как мне подобраться к нему? Как добиться, чтобы он не заподозрил худого? И особенно если учесть, что я не смогу – нет, ни за что! – воспользоваться искусством обольщения, которое так хорошо мне дается?

Я подсаживаюсь к барону, и глаза у него загораются.

– Судьба нынче благосклонна ко мне, юная госпожа! Чему обязан честью составить вам общество?

Меня подмывает хорошенько встряхнуть его, предупреждая, что это никакая не честь, а едва ли не бдение у смертного одра… но нельзя. Я с напускной скромностью улыбаюсь ему.

– Это мне повезло, господин мой, – говорю я ему.

Беру кубок с вином и выпиваю сразу половину. Если мне повезет, барон и дальше будет увлеченно рассматривать мою грудь, а потому не поймет, что я вынуждена напиться допьяна, чтобы выдерживать его драгоценную компанию.