Меч эльфов - Хеннен Бернхард. Страница 45

— Ах, так ты решил не насаживать рыцарей на дубы?

— Ты подслушивала?

Волшебница ничего не ответила. Вместо этого она снова принялась строгать ивовый прут.

— Остаток дня я проведу, устраивая тайную могилу для короля Гуннара. Завтра утром мы уйдем от озера, Юливее. С вами или без.

— Как ты думаешь, что скажет князь Олловейн, если ты бросишь Фенрила в беде? Насколько мне известно, они дружат со времен битвы за Филанган.

— Он поймет, — ледяным тоном ответил Тирану, хотя совершенно не был в этом уверен. — Он — полководец Альвенмарка и поймет, почему я так поступил. А вот чего он не поймет, так это твоего поведения. Ты же волшебница. Отыщи Фенрила! Должна же существовать связь между ним и птицей. Ты можешь пойти по следу и сказать мне, где он находится?

Юливее порезалась и выронила нож. Сунула палец в рот и слизала с него кровь.

«Да откуда же у этой взбалмошной девчонки такие силы? — гневно думал Тирану. — Вот если бы я обладал такой силой, война приняла бы совсем другой оборот!»

— Ну, в чем же дело? Почему ты не ищешь Фенрила?

— Я не могу, — непривычно тихо сказала она.

— Почему?

— Потому что связь между ним и Зимнеглазом разорвана. Я не могу его найти.

Тирану не поверил своим ушам.

— Это значит, что он мертв!

— Нет! — Юливее вскочила на ноги. С пальца текла кровь. Голос звучал глухо. — Никогда не говори так больше! Слышишь? Никогда!

И она угрожающе протянула вперед руку.

Тирану отпрянул на шаг. Он был не очень одаренным волшебником, но почувствовал ее силу. Одно неверное слово…

— Прошу тебя, Юливее, объясни мне, что случилось с Фенрилом. Я тебя не понимаю.

Она поглядела на князя. Тот как будто просто мирно спал — уставший странник, прикорнувший на укромной полянке.

— Он не мертв, — глухим голосом сказала эльфийка. — Ты же видишь, что он дышит.

— Но если его ничто не связывает с птицей… Тогда должен быть мертв Зимнеглаз. А если умирает птица, то с ней умрет и Фенрил. Пусть даже его тело дышит… — Князь подыскивал слова, которые не должны были обидеть ее. — Это тело теперь всего лишь пустой сосуд. Ты охраняешь мертвого…

— Нет!

— В таком случае объясни, пожалуйста…

— Он — один из величайших героев Альвенмарка. Герои так не умирают. Не таким образом… Он не может просто так уйти. Так тихо. Как будто во сне… — Она больше не сдерживала слез. — Этого не может быть! — Девушка упрямо сжала кулаки. — Уходи! Твое присутствие мешает ему! Я знаю, он скоро вернется. И советую тебе выполнять его приказы! Чем заботиться о нем, позаботься лучше о пленных рыцарях. С ним все в порядке.

Два божественных дара

Над водой плясали сотни мотыльков. Они, должно быть, сидели на сухом островке посреди источника. Люк завороженно глядел на них, подобных ливню красок. Широкой струи воды, извергавшейся в пещеру из каменной пасти, так напугавшей его, они избегали. Казалось, их притягивал свет в глубине маленького озерца.

Мальчик поднял флягу и склонился у края дорожки, чтобы лучше видеть воду. На дне среди гальки лежал камень, от которого исходил мягкий свет, преломляемый подвижной поверхностью воды и расходившийся светлыми пятнами по потолку пещеры.

Танец мотыльков постепенно стих, они снова опустились на стены пещеры.

Люк осторожно вошел в ледяную воду и задержал дыхание. Ноги совершенно одеревенели. Он сжал зубы, а затем полностью погрузился в воду и нырнул за камнем.

Холод был просто убийственным и пронизывал до костей. Движения мальчика замедлились. Светящийся камень находился на расстоянии всего лишь ладони. Люку потребовалась вся сила воли, чтобы, работая руками и ногами, сделать последний рывок. Затем его пальцы обхватили камень — свет погас, и на него обрушилась темнота.

Судорога острым ножом вонзилась в икру ноги. Люк оттолкнулся от дна озерца. Разжал ладонь, в которой был камень: между пальцами потек бледный свет.

Отфыркиваясь, мальчик выплыл на поверхность озера и, постанывая от боли, выбрался на берег. Воздух был полон пляшущих мотыльков. Почти ничего не было видно.

Люк нащупал флягу. Наполнил ее, а затем побежал, преследуемый мотыльками. Точнее сказать, похромал, потому что режущая боль судороги все еще не отпускала его. Повязка на руке размоталась, и длинные льняные бинты свисали до земли.

У него стучали зубы. Холод никак не отпускал его. Ослепленный мотыльками, мальчик бежал к выходу из тоннеля.

Чьи-то лапки ощупывали его губы. Трепещущие крылья источали аромат цветочных лугов. Люк опасался сбивать насекомых. Ему казалось, что случится что-то страшное, если он убьет хоть одного мотылька, пусть даже по неосторожности.

Он отчетливо почувствовал невидимый барьер как раз перед выходом из тоннеля. Затем пестрые крылатые охотники за цветочной пыльцой наконец отпустили его и разлетелись по укромному саду. Солнце было подобно бальзаму. Медленно, как сосульки на зимнем солнце, оттаивало его тело.

В наполненных водой сапогах при каждом шаге хлюпала вода. Внезапно Люка охватила гордость: он ушел из Ланцака и выжил в первом приключении. Он взглянул на камень — теплый, цвета меда, совершенно гладкий.

— Люк!

Женщина-рыцарь сидела в стенной нише, отбросив одеяло, и грелась на солнце. Мальчик смущенно отвел глаза, не смея глядеть на нее.

— Что это за очередное чудо, король сада?

Люк не понял, о чем она говорит, и подошел к ней. Не смотреть на ее голые ноги не получалось, и он смущенно глядел на поверхность воды.

— Я принес тебе попить…

Она мягко коснулась его волос, и внезапно воздух снова наполнился мотыльками.

— Живая корона, — возбужденно сказала она. — Ты что же, святой? Что ты со мной сделал? Я должна была умереть. Я знаю… Видела, как умирали многие. Что ты за ребенок? — Она говорила с почтительным благоговением. — Ты посмотри на мою рану! Как это возможно? А теперь вот еще мотыльки.

Черные пятна исчезли с ее кожи. Там, где он разрезал бубон, теперь был тонкий шрам затянувшейся раны.

Люк почувствовал невероятное облегчение. Она останется с ним. Тень смерти ушла от нее. Они победили чуму. И он с благодарностью поглядел на статую белой женщины.

— Ты был очень одинок вчера ночью, — торжественно сказала Мишель. — Тьюред подарил тебе исцеляющие руки и в своей бесконечной милости решил сделать тебя своим инструментом. Моим спасителем. Моя жизнь была кончена. Мы называем чуму черной смертью, потому что никто из тех, у кого на теле выступают черные пятна, не выживает. Ты совершил чудо. Как святой.

Какой-то миг Люк хотел сказать ей, что принес пистолеты в жертву белой женщине и что он кто угодно, только не святой. Он — достойный проклятия язычник! Но больше всего на свете он хотел понравиться ей. Пистолеты были надежно спрятаны в нише за пьедесталом статуи. Мишель не найдет их, пока он не расскажет ей о тайнике. Если он сообщит ей, кому молился прошлой ночью, она оттолкнет его. Она ведь рыцарь, и ее жизнь посвящена борьбе с язычниками.

— Ты молчишь из скромности, — с улыбкой сказала она. — Я горжусь тобой.

Этого он вынести не мог. Он хотел понравиться ей, но замарал бы ее честь, если бы не сказал ей правду.

— Госпожа, не называй меня святым. Вчера я молился Тьюреду, да… А еще я молился белой женщине. И подарил ей свои пистолеты, чтобы она излечила тебя.

Охотнее всего он провалился бы сквозь землю, но в то же время был счастлив, что сказал это. Мальчик сжался в ожидании того, что теперь должно последовать. Она прогонит его. Или еще хуже…

Наступило молчание. С его волос на мощеную дорожку упала большая капля. Солнце пекло шею. Наконец он не выдержал и поднял взгляд. Она по-прежнему улыбалась.

— Прошлой ночью ты был, должно быть, очень одинок, — мягко произнесла она. — И в сильном отчаянии. А еще ты невероятно смелый. Я знаю немногих людей, кто способен противостоять искушению солгать. Может быть, ты и не святой… Но ты храбр и достоин уважения. Тьюред простит твои слабости. Он уже сделал это, потому что иначе меня бы здесь не было. Ты должен знать, что у языческих богов нет власти. Наши священники доказывали это на протяжении многих веков. Бог прощает тебя. Он увенчал тебя мотыльками и на твоем примере доказал свою чудодейственную силу.