Леди с клыками - Мясоедов Владимир Михайлович. Страница 65
– «Нежить больше не пытается добраться до меня и не показывается в зоне поражения огнемета, – продолжила читать эльфийка. – Все реже и реже слышатся выстрелы охранных «Скорпионов». Проклятие! Кажется, они сообразили, как бороться с остатками системы безопасности. Но как они перекрыли их ходы? К станции перезарядки не добраться никому крупнее кролика, уж слишком глубоко упрятана, а технические туннели были залиты расплавленным камнем. Эти умники в черных халатах превзошли самих себя. Выберусь отсюда – буду требовать место своего командира. Его все равно перекусили пополам, а проект наверняка будет продолжен, пусть даже после такой неудачи. Уж слишком перспективен результат».
– Найдем Гроткара – и пулей отсюда, – решила я. – Не знаю, какая гадость тут вырвалась на волю, но, если хоть один экземпляр уцелел, дочь вампирши на его фоне будет смотреться милой улыбчивой девочкой с наипошлейшими розовыми бантиками и в бальном платьице!
Отсутствующий план этого подземелья (в смысле у нас отсутствующий) явно представлял собой какую-нибудь круто завернутую хреновину, при взгляде на которую у обычного человека начиналась недельная мигрень и ежедневные кошмары, а у гнома приступ паранойи и комплекс жуткой неполноценности. Потому что этоявно проектировал кто-то сумасшедший или с очень большой примесью демонической крови. Очень большой. Изломанные линии коридоров, пересекающиеся под абсолютно неожиданными углами; возникающие из ниоткуда пустые залы, усыпанные темными провалами выбитых дверей; витые лестницы, ведущие свои узкие ступени куда-то на низшие уровни, и тонкие щупальца энерговодов, оплетающие все это сюрреалистическое нагромождение.
Вдобавок сосущее чувство чего-то очень нехорошего заставляло опасливо озираться и с тревогой вглядываться в любую встречающуюся на пути тень или отнорок. Которых, к слову, было не просто много, а очень много. Так что нервы, или то, что от них осталось после более чем пары часов осторожного, крадущегося перемещения по заполненным следами давней трагедии подземельям, были напряжены до последней черты.
Торкат на какой-то из непродолжительных остановок извлек небольшую глиняную носогрейку – так называются не более чем пяти дюймов в длину трубки для трубочного зелья так любимого подгорными жителями. К слову говоря, надземникам гномский грибной самосад не то что курить – даже вдыхать дым не рекомендуется. Вот в качестве успокоителя нервов незажженную трубку я видела впервые. А уж когда под крепкими прокуренными гномьими зубами не выдержал и с громким щелчком раскрошился на мелкие кусочки не самый хлипкий, как и любая другая гномья поделка, мундштук, то наш с Лаэлой прыжок стоило бы занести в книгу рекордов. Клянусь, еще бы чуть-чуть, и у меня получилось бы зависнуть на потолке коридора, не знаю как, но удалось бы.
– Торкат! Сволочь! – Крепкие кулачки эльфийки прошлись по стушевавшемуся гному. Впрочем, безо всякого эффекта. – Тут и так страшно, а еще ты!
Получившийся у меня как будто сам собой подзатыльник поставил жирную точку во фразе Лаэлы и, будь бы у меня рука немного потяжелее, а гном похлипче, стал бы эпитафией.
– Да вы что! Девы, вы это того – заканчивайте! А то, клянусь небесной кузней… – окончание фразы Торкат благоразумно проглотил, бросая на меня странные взгляды.
Оглянувшись, эльфийка глубоко и как-то обреченно вздохнула.
– Понятно… – Ушастая извлекла небольшой платок и принялась промокать остолбеневшую от такого обращения меня. Не всю, конечно, только подбородок. Оказывается, пока гном жевал трубку, я умудрилась отросшими клыками так искусать себе губы, что на фоне горящих зеленым огнем глаз и вот такого интересного макияжа любой встретившийся монстр, из мне известных, наверняка выглядел бы на уровне страшилки с детского утренника. – Все с вами понятно!
– Угу… – Многозначительный взгляд Торката остановился на алых отметинах от ногтей на внутренней стороне эльфийских ладошек, заставив Лаэлу стремительно покраснеть. – Все понятно…
В наполненных застарелой тьмой и ужасом подземельях раздался необычный звук, разогнавший многовековую мрачность этого места. Хохот – тройственный хохот, как будто сплетающийся из звонкого колокольчика эльфийского смеха, буханья дварфийского прокуренного баса и истерического подвывания схватившейся за живот дампирки.
– Бу! – Стремительный выпад скрюченных в пародии на когти пальцев Лаэлы заставили меня буквально сложиться и с мучительным стоном попросить пощады.
Не помогло. В смысле эта садистка остановилась, но смех и не думал останавливаться, вырываясь откуда-то из глубин то ли тела, то ли разума, как пар из котла.
– Ха-ха-ха, – гулко ухал гном.
– Хи-хи-хи, – тоненько вторила ему эльфийка.
– Хм! Хмп! Хмпф! – Я пыталась вытереть платком лицо и потому похвастаться выдающейся дикцией не могла.
– Шха, – негромко выдохнул, вероятно, больше по привычке, самый настоящий упырь, полуприсевший в дверях ближайшей к нам комнаты и готовящийся к прыжку. Слабо светящиеся красным глаза и голая морщинистая кожа на том, что осталось от лица, не оставляли в принадлежности своего обладателя к трупам никаких сомнений.
Давно мертвое и столь же давно голодное тело оттолкнулась от пола ногами, на которых болтались разорванные когтями остатки обуви, и воспарило в длинном, казалось бы, невозможном прыжке, целясь в самую беззащитную, по мнению твари, добычу. Убрать эльфийку с его траектории не успела бы даже я. А вот шагнуть вперед и принять грудью удар получилось. Цапнуть подвернувшееся под раззявленную пасть мясо монстр не смог. Помешал намордник, сделанный из зачарованной кожи и стали. У мертвеца когда-то был хозяин-некромант, но, судя по тому, что его сбруя не была приведена в боевое положение, превращаясь из оков в своеобразные доспехи, последний, скорее всего, был убит и съеден две сотни лет назад. Правда, его плоть собственный питомец так и не оценил на вкус, хотя, вероятно, очень старался.
Столкновение черепушки стопроцентной нежити сначала с бюстом вампирши-полукровки, а затем с полом не убавили азарта поднятого из могилы чудовища. Тварь резво вскочила на ноги и выставила в мою сторону все десять выпущенных из пальцев когтей, мало уступающих ножам по длине и прочности.
А мой маникюр, между прочим, куда скромнее выглядит. Даже обидно немного. Зато у меня есть два коротких клинка, один из которых можно метнуть в набегающего упыря, все равно двумя руками фехтовать не умею.
Рунный меч хоббитов рукояткой въехал мертвецу в забранную частой решеткой намордника лицевую кость, заставив мотнуть головой и немного замешкаться. И в следующий миг полюбившаяся мне мизерикордия уже вонзилась в грудь твари.
– Пфе. – Примерно такой импульс пришел от почти разумного оружия. Во всяком случае, подозрений в этом все больше и больше. Было бы оно кошкой, обязательно бы развернулось и попробовало закопать противную штуку, невзирая на то, какая поверхность находится под лапами. Но узкий длинный кинжал, оборвавший столько жизней, что приобрел магические свойства, остался самим собой и вошел в неживую плоть, легко миновав защитный слой из тонкой стальной проволоки, которой было опутано тело твари. А упырь, пошатнувшись, упал, сраженный искорежившим нутро рукотворного монстра волшебством, разбросав свои длинные руки с остатками шипастых боевых наручников, на одном из которых до сих пор болталась оборванная цепь.
– Хи, хи, хи. – Тон Лаэлы странно изменился. – Клер, хи, что это, хи, было, хи?
– Упырь обыкновенный, – констатировала я, рассматривая поверженного монстра. – На настоящий момент считается официальной вершиной созданных некромантией существ. В общих чертах схож с вампиром, но отличается от него как кремневый топор от двуручника из гномьей стали.
– Я даже выстрелить не успел, – пробормотал Торкат, опуская сжатое в руках ружье. – Все произошло так быстро…
– Да не особо, – покачала головой я, припоминая вычитанную в книгах информацию о вампирах и их ближайших родичах вроде того существа, которое сейчас лежит на полу. – Обычно они столь же быстры, как и материал, послуживший основой для твари. Ну при условии, что делал хороший мастер смерти, раза в полтора-два быстрее. Но, в общем и целом, упыри обычно приравниваются к хорошо обученному ветерану. Да и то больше из-за полного бесстрашия и нечувствительности к боли.