Леди с клыками - Мясоедов Владимир Михайлович. Страница 66

– Этого, видно, поднимал из могилы гвардейца как минимум магистр, – несогласно покачал головой гном. – Клер, вы с ним двигались так, что в воздухе размазывались.

К моему удивлению, зажимающая рот, но продолжающая хихикать эльфийка закивала, подтверждая наблюдения Торката.

– Грум! Хрум! Бум! – Звук, который мог бы издать дракон, продирающийся через подлесок, донесся до нас примерно оттуда же, откуда вывернул мертвец.

– Отступаем, – скомандовала я и быстро подала пример. – С парой-тройкой обычных покойников мы, наверное, справимся, но если это какой-то привет из Эпохи Смерти – нам каюк!

Гулкий вой учуявшего добычу монстра распорол тишину подземелья.

– А как же брат?! – возопил гном, вновь вскинувший ружье и умудрявшийся пятиться не многим медленнее, чем я бежала.

– К огнемету отступаем! – уточнила я. – Их тут не может быть много. Надеюсь. Мертвые тела очень хорошо горят, а там несколько канистр огнесмеси!

Еще один громкий бух, раздавшийся куда ближе, сочетался с мелодичным звяканьем, практически гарантирующим, что позавтракать горе-археологами собирается какой-то экспериментальный образец, сейчас топчущий пробирки в родной лаборатории.

Мы бежали, и громкий топот пополам с леденящими душу завываниями преследовал нас. Когда я завидела последнее пристанище покойника, озаботившегося перед самоубийством парочкой записей, проливающих свет на произошедшее, Лаэла, вырвавшись вперед, уже разливала в узком проходе, который должен был перекрывать огнемет, горючую жидкость.

– Быстрее! – крикнула нам подруга, отскакивая от растекающейся лужи. – Торкат, готовься. Простая пуля если их и не убьет, так на пару секунд остановит. Клер, готовься поджигать! Уж на пару язычков огня-то твоего дара хватит?

Вместо ответа я, миновав горючий участок, поднапряглась, вспоминая занятия со стихийниками, и развела руки, между которыми заплясала блеклая, но сыплющая во все стороны искрами молния. Вряд ли она была бы опасна кому-нибудь, кроме воробьев, жаб и лягушек. Но воспламенить алхимическую смесь сумела бы.

Из-за поворота вылетело чудовище, своими очертаниями напоминавшее слепленный из двух половинок шар. Сверху оно было одето в вычурные и аляповатые, пусть и поблекшие от времени ярко раскрашенные доспехи, болтавшиеся на нем как на вешалке, а снизу в край кольчужной юбки упирались рыцарские сапоги, казалось отлитые из золота. На спине его болтался громадный морщинистый синий горб, размерами как бы не превышающий остальное тело, и можно было лишь гадать, что за мерзость скрыта под этой жуткой оболочкой, на которой выделилось несколько сочащихся темной жидкостью пятен. Морды твари видно не было, спасибо рогатому шлему черного цвета. Монстр явно проспал все прошедшие с начала войны две сотни лет, поскольку был укутан в настоящий кокон, образованный смесью, в равных пропорциях состоящей из пыли и паутины. В руках чудовище сжимало обломанную секиру с двумя лезвиями.

– Не стреляйте! – завопила вдруг эльфийка, ударяя по ружью гнома, уже собравшегося испытать на древней нежити современное оружие. – Это Гроткар!

Поздно она это сказала. Я уже запустила дугу из электричества в радостно вспыхнувшую лужу. Впрочем, к тому времени как это случилось, силуэт уже стремительно прошагал через нее, словно не заметив вспыхнувшего позади пламени, способного зажарить мамонта, и рухнул у моих ног. Из-под глухого шлема донесся тихий взрык, почти моментально оборвавшийся. Синий горб на спине фигуры узнаваемых гномских пропорций оказался то ли шторой, то ли скатертью, в которую был завернут какой-то хлам.

– У него аура Гроткара, – тихо сказала эльфийка, но шепот ее, казалось, перебил гул огня.

– Б-б-б-брат! – Заикающийся Торкат упал рядом с неизвестным существом на колени и дрожащими руками потянул вверх забрало шлема. Под ним обнаружилось исцарапанное и грязное лицо знакомого всем нам подгорного жителя с закрытыми глазами. Оно почмокало губами, что-то неразборчиво пробормотало и захрапело с мощностью паровоза. В воздухе разнесся аромат чудовищного перегара. Торкат от удивления даже удерживаемую в руках железку выпустил, и она упала обратно, скрыв лицо его брата. Раздался негромкий рык, усиленный гулкостью шлема.

Глава 19

Гулкий шепот, перекатывающийся гравием звуков по мрамору заклинательного покоя и многократно отражающийся от затянутых паутиной трещин стен, тонкими сапожными гвоздиками боли вонзался в мою многострадальную голову, в данный момент не очень-то разбирающуюся в том, где находится пол и почему перед глазами танцует поверхность того, что могло бы быть потолком. Мягкий и от этого совсем не страшный круговорот пространства, отеческой ладонью укачивающий меня на волнах становящейся все расплывчатей и недостоверней действительности, и запах… запах свежей крови… моей крови, медленными ленивыми ручейками вытекающей из небольших, практически ювелирных разрезов на запястьях. Примерно таких, которые в древние времена можно было увидеть на гравюрах внутри книг целых трех направлений магии: крови, некромантии и целительства. Последнее, между прочим, правда. Кровопускание применялось, да и до сих пор применяется довольно-таки широко, несмотря на некоторую архаичность метода и его в целом сомнительную результативность. Лучшее средство от истерических припадков, которые так любят устраивать рафинированные дамочки из высшего света. Теперь точно на собственном опыте могу подтвердить: после такого не то что поистерить – дышать-то с трудом получается.

По какой причине я сейчас наслаждаюсь успокоительным холодом мрамора? Нет, не по причине истерики или проведения ритуала поднятия высшей нечисти, находясь в одной из самых значительных ролей – в роли заготовки. Нет, все просто. Одна ударенная на голову девица решилась-таки на проведение ритуала поиска родной крови.

– Может, хватит? – Гулкий шепот Гроткара кузнечным молотом разрушил хрустальные замки тишины, охватывающей меня со всех сторон, и заставил болезненно сморщиться.

– Не лезь, пьянь несчастная. – Лаэла. Ну кто еще может так ласково приложить?

– Ну я ж чуть-чуть – для настроения. – Виноватый «шепот» или то, что гномы обычно подразумевают под этим словом, снова обрушился на мою многострадальную голову.

– И для храбрости!

Боги! По какой такой надобности вы породили этих сволочей гномов?! У-убе-э-эйте меня… или его. В смысле – их.

– Храбрости!!! – Возмущенный взвизг эльфийки прошелся циркулярной пилой по моим извилинам и заставил замерцать перед глазами какие-то странные пятна и линии. – Выжрать два – два! – ящика довоенного горлодера и запугать до потери сознания несчастного упыря!

– Почему это несчастного?

– А у них оно есть?

Демоны преисподней, ну за что? Одновременный парный шепот братьев оказался похлеще горной лавины, расплескав озеро боли, бурлящее где-то в моей голове.

– Да он от тебя так улепетывал, что не удивлюсь, если цепь, на которой он сидел, он сам со страху и порвал.

– Не сам. – Гном явно либо в прошлой жизни был демоном, профессионально пытающим безгрешные души, либо в будущем собирался стать им. – Ты разве не видела последнее звено? Оно разрублено, а не разорвано. Не знаю, правда, кем и когда, но не мной. Кажется…

Голова начала кружиться, постепенно все набирая и набирая обороты. Пока все шло так, как планировалось. Хм, понятно, почему этот ритуал требуют проводить на гладкой, холодной и широкой ровной поверхности. С алтаря или стола бы свалилась, на мягкой теплой кровати уснула, то есть потеряла бы сознание.

Магия крови древняя сила. Запрещенная и вырезанная из памяти смертных в эпоху правления нежити, но быстро открытая вновь. Ритуал поиска родной крови был разработан вроде бы аж в первое столетие после гибели вампиров и личей. Молодые чародеи, учившиеся пользоваться своим даром, очень уж жаждали увидеть близких, с которыми частенько оказывались в разных резервациях-кормушках. А дорогу к ним спрашивать было не у кого. Потому обряд был примитивным. Всего-то рисовалась кровью субъекта, чью родню искали, пентаграмма, в центр которой клался он сам с открытой раной, и ждали. Куда потечет алый ручеек, туда идти и надо. А то, как далеко он дотянется, показывало примерное расстояние до цели. При правильно выбранном месте проведения ритуала погрешность составляла несколько сотен, максимум тысячу шагов.