Двор Тумана и Ярости (ЛП) - Маас Сара. Страница 39

— В те годы я пытался использовать Сифоны, — сказал Рис. — И уничтожил с десяток до того, как понял, что они не подходят мне — камни не могли удержать ее. Моя сила течет и оттачивается другими способами.

— Как трудно быть таким могущественным Высшим Лордом, — поддразнила Мор.

Рис закатил глаза.

— Лорд лагеря запретил мне пользоваться магией. Ради всех нас. Но когда я ступил на тот тренировочный ринг в тот день, я не имел никакого понятия как драться. Остальные мальчишки моего возраста сразу это поняли. Особенно один, взглянувший на меня и сразу избивший до полусмерти.

— Ты был таким чистеньким, — сказал Кассиан, покачивая головой. — Миленький полукровка, сын Высшего Лорда, каким роскошным ты был в своем новом тренировочном костюме!

— Кассиан, — сказал мне Азриэль таким голосом, будто сама тьма приобрела способность говорить, — на протяжении многих лет добывал новую одежду, ввязываясь в драки с другими мальчишками, где наградой была одежда с их спин.

В его голосе не было гордости — за жесткость его людей. Я не винила говорящего с тенями. Но такое отношение…

Кассиан, однако, усмехнулся. Но сейчас я смотрела на его широкие, сильные плечи, на свет в его глазах.

Я никогда не видела никого в Прифиане, кто когда-либо был голоден — так как когда-то я.

Кассиан моргнул, и взгляд которым он смотрел на меня, изменился — стал более оценивающим, более… искренним. Я могла поклясться, что видела слова в его глаза: ты знаешь, каково это. Ты знаешь, какой от этого остается след.

— В деревне я по два раза избил каждого мальчика нашего возраста, — продолжил Кассиан. — Но затем появился Рис, в его чистой одежде, и он пах … по-другому. Как истинный соперник. Поэтому я атаковал. За нашу драку мы оба получили по три удара плетью.

Я вздрогнула. Бить детей…

— Они делают и похуже, девочка, — вмешалась Амрен, — в этих лагерях. Три удара плетью у них сродни подстрекательству затеять драку снова. Когда они делают что-то действительно плохое, им ломают кости. Постоянно. На протяжении многих недель.

— Твоя мать добровольно отправила тебя туда? — спросила я. Действительно «мягкая и добрая».

— Моя мать не хотела, чтобы я полагался только на свою силу, — сказал Рис. — С того момента как она забеременела, она знала, что на меня будут охотиться всю мою жизнь. Если моя сила подведет меня, она хотела, чтобы меня спасли мои другие сильные стороны. Образованность была еще одним оружием — вот почему она пошла со мной: чтобы заниматься со мной после того, как заканчивались уроки. И когда в первую ночь она забрала меня в наш новый дом на окраине лагеря, она заставила меня читать у окна. Именно там я и увидел Кассиана, тащившегося по грязи в сторону нескольких ветхих палаток за пределами лагеря. Я спросил ее, куда он идет, и она сказала мне, что бастардам ничего не дают: они сами ищут собственный кров и еду. Если они выживают и проходят отбор в военные группировки, они вечно буду занимать самые низкие должности, но получат свои собственные палатки и припасы. Но до тех пор, он останется на холоде.

— Те горы, — добавил Азриэль, его лицо было твердым как лед, — они намного суровее, чем ты можешь себе представить.

Я провела достаточно времени в морозном лесу, чтобы понять это.

— После моих уроков, — продолжил Рис, — моя мать промыла мои раны, и когда она это сделала, я впервые осознал, что значит быть в тепле, безопасности и окруженным заботой. И это было не правильно.

— Вероятно, нет, — сказал Кассиан. — Потому что посреди ночи этот маленький ублюдок разбудил меня в моей скромной палатке и сказал держать рот на замке и следовать за ним. И может холод сделал меня глупцом, но я повиновался. Его мать была очень сердита. Но я никогда не забуду взгляд на ее прекрасном лице, когда она посмотрела меня и сказала: «Здесь есть ванна с горячей водой. Полезай в нее или можешь возвращаться в холод». Будучи умным малым, я подчинился. Когда я вышел, она вручила мне чистую пижаму и велела ложиться спать. Я провел всю свою жизнь, спав на земле, и когда я отказался, она сказала, что понимает меня, потому что однажды она тоже прошла через это, и мне сначала покажется, что кровать проглотит меня, но она будет моей столько, сколько я захочу.

— И после этого вы стали друзьями?

— Нет, Котел, нет, — сказал Рисанд. — Мы ненавидели друг друга, но вели себя хорошо только потому, что если один из нас нарывался на неприятности или провоцировал другого, тогда мы оба оставались без ужина. Вскоре моя мать начала обучать и Кассиана, но мы решили стать союзниками лишь после того, как появился Азриэль.

Улыбка Кассиана стала шире, когда он потянулся через Амрен, чтобы похлопать своего друга по плечу. Азриэль вздохнул — звук величайшего страдания. Самое теплое выражение на его лице за все время. — Новенький бастард в лагере — нетренированный говорящий с тенями — идеальная мишень для пинков. Не говоря уже о том, что он не мог даже летать из-за…

— Не отклоняйся от темы, Кассиан, — лениво вмешалась Мор.

И ведь действительно, вся теплота испарилась с лица Азриэля. Но я переступила через своё любопытство, и Кассиан снова пожал плечами, не обращая внимания на тишину, которая казалось лилась со всех сторон от говорящего с тенями.

Однако Мор увидела это, даже когда Азриэль не удосужился признать ее обеспокоенный взгляд. Она продолжала смотреть на его руку, словно собираясь коснуться ее, но передумала.

— Рис и я превратили его жизнь в сущий ад, был он говорящим с тенями или нет. Но мать Риса была знакома с матерью Аза, поэтому она забрала и его к себе. Когда мы подросли, то поняли, что все вокруг так сильно ненавидели нас, что у нас будет больше шансов на выживание, если мы будем держаться вместе.

* * *

У тебя есть какие-нибудь способности? — спросила я его. — Как у них? — я кивнула подбородком в сторону Азриэля и Риса.

— Взрывной характер не в счет, — подсказала Мор, когда Кассиан открыл рот.

Он ухмыльнулся ей так, что я поняла — быть беде, но он ответил мне:

— Нет. У меня таких нет, не считая убойной силы. Бастард, рожденный никем, до мозга костей.

Рис подался вперед, намереваясь оспорить, но Кассиан перебил его:

— Пусть так, другие мужчины знали, что мы отличались от остальных. И не только потому, что мы были два бастарда и один полукровка. Мы были сильнее, быстрее, и один лишь Котел знал почему, но мы были разделены, и по его воле нашли друг друга. Мать Риса тоже видела это. В особенности, когда мы достигли совершеннолетия, и все, что нам хотелось делать — это трахаться и драться.

— Мужчины ужасные существа, правда? — заметила Амрен.

— Омерзительные, — сказала Мор, цокнув языком.

Какая-то выжившая, крохотная часть моего сердца хотела… от души рассмеяться.

Кассиан пожал плечами.

— Сила Риса росла с каждым днем и все, включая лордов лагеря знали, что он сможет распылить их, если захочет. А мы двое… мы не отставали. — Он постучал по алому Сифону пальцем. — Иллириец-бастард никогда не получал ни одного из них. Никогда. Но их вручили мне и Азу, хоть и с неохотой, и каждый воин в каждом лагере по ту сторону гор оценивал нас. Лишь чистокровные придурки получали Сифоны — рожденные и вскормленные ради одной цели — убивать. Они все еще не спят по ночам, ломая голову, откуда, черт возьми, мы их взяли.

— Затем пришла Война, — продолжил Азриэль. То, как он говорил, заставило меня выпрямиться. Слушать. — И отец Рисанда посетил наш лагерь, чтобы посмотреть, как поживает его сын спустя двадцать лет.

— Мой отец, — сказал Рис, болтая вином, один раз, другой, — увидел, что его сын не только начал соперничать с ним за власть, но и объединился с возможно двумя самыми смертоносными иллирийцами в истории. Он вбил себе в голову, что если нам дать легион в этой Войне, то мы легко сможем обратить его против него самого.