Дитя падшего бога - Хенди Барб. Страница 5

Уголки страниц истрепались от частого чтения, прочная кожа переплета растрескалась. Для каких целей мог служить монахам-отшельникам этот внушительный, старый, но добротно переплетенный фолиант? Чейн вышел в коридор, где было светлее.

Тиснение золотом на обложке почти не сохранилось, но он все же сумел разобрать название на старостравинском языке.

— «Пастушеская тропа», — шепотом прочитал Чейн и наугад полистал страницы.

Это был сборник стихов. Чейн невидяще уставился в пустоту кельи, гадая, что представлял собой ее прежний хозяин… или хозяйка? С какой стати тому, кто вел такое аскетическое существование, взбрело в голову наслаждаться поэзией?

Плечо и шею Чейна вдруг свело судорогой боли.

Он бросился назад, к своему табурету, обходя стороной кельи живых и в то же время старательно отводя глаза от дверей, за которыми бесновались новообращенные вампиры. И все-таки, усевшись в углу коридора с книгой в руках, Чейн не мог оторвать взгляда от дверей справа, за которыми царила тишина, дверей, которые были подперты только деревянными жердями. В глубине его сознания мелькнула беспокойная, не облеченная в слова мысль.

С нею пришел непонятный страх.

Чейн швырнул книгу вглубь коридора. Тяжелый фолиант заскользил по полу и остановился в луже густеющей крови.

Из-за первой двери слева донесся громкий пронзительный вопль. Чейн вскочил, схватив железный шест. Он услышал треск дерева, яростное рычание, но на сей раз дверь не выгнулась под натиском. Что-то происходило в самой келье.

Еще один вопль, громче первого, — на сей раз женский. Его тут же заглушил голодный вой. Женщина завизжала от боли, затрещала ткань, раздалось звериное рычание. Визг женщины сменился сдавленными всхлипами, затем стихли и они. Слышно было только хлюпанье, словно рвали на куски что-то мягкое.

Чейн стоял, тупо глядя на дверь, и не мог двинуться.

С каждой ночью шум драки в кельях становился все слабее, впрочем, на пятую ночь Чейн уже научился его не слышать.

В коридор вошел Вельстил.

Он был в черных облегающих штанах и застиранной белой рубахе. С собой он нес бурдюки с водой и мешочки, от которых пахло черствым хлебом. Вельстил подошел к первой келье справа, открыл дверь и швырнул внутрь мешочек и бурдюк с водой. Прежде чем неведомый обитатель кельи успел шевельнуться или вымолвить хоть слово, Вельстил захлопнул дверь и снова запер ее деревянной жердью. То же действие он повторил еще дважды.

Как часто он это проделывал?

— Нельзя дать им умереть с голоду, — с отсутствующим видом проговорил Вельстил и выразительно указал в сторону лестницы.

Ночная стража Чейна в очередной раз подошла к концу, и он беззвучно спустился по лестнице.

Всякий раз на рассвете он обнаруживал в прихожей какие-то мелкие странности. Ничего особенного, но все время что-нибудь новое. Однажды дорожный мешок Вельстила лежал у самого очага. Из горловины мешка торчали загадочные темные стержни, но Чейн был чересчур вымотан, чтобы проявлять любопытство. В другой раз он заметил неподалеку от очага старенький жестяной чайник, но чашки нигде видно не было, и в прихожей не пахло свежезаваренным чаем.

На четвертую ночь прихожая выглядела более опрятно, зато в ней пахло толчеными травами и еще чем-то неприятно-приторным — этого запаха Чейн так и не сумел распознать.

Сегодня дорожный мешок Вельстила лежал на скамье, а рядом с ним небольшая склянка и обтянутый кожей ларец — гораздо длиннее и уже шкатулки из орехового дерева, в которой Вельстил хранил бронзовую чашку для кормления.

Чейн никогда прежде не видел этого ларца.

Раза два за время этого путешествия он подумывал о том, какие артефакты мог прихватить с собой Вельстил, с его талантом мастерить магические предметы. Чейну были известны только бронзовая чашка да «кольцо пустоты», прятавшее Вельстила и всех, кого он касался, от врага, способного учуять вампира.

Чейн подобрался поближе. Присев на корточки, он почувствовал, что обтянутый кожей ларец источает уже знакомый, неприятно-приторный запах. Чейн взял со скамьи склянку — от нее пахло точно так же, причем сильно. Он вернул склянку на место и потянулся к горловине мешка.

Наверху, в коридоре с кельями, кто-то шевельнулся.

Чейн замер, так и не дотянувшись до мешка, краем глаза глянул на лестницу. И обострившимся слухом уловил, как Вельстил поерзал, устраиваясь на табурете. Чейн сжал пальцы в кулак и опустил руку.

Если он слышит каждое движение безумца, то и безумец может запросто услышать его.

А к неприятно-приторному запаху примешался аромат сушеных трав. Точно такими же травами пахло в монашеской мастерской.

Чем же Вельстил занимался здесь целую ночь?

Чейн медленно выпрямился. Замирая на каждом шагу и прислушиваясь к тому, что творится в коридоре второго этажа, он дошел до мастерской. Здесь запах трав был одуряюще силен. Чейн пригнулся и стал пробираться между столами, выискивая что-нибудь странное или неуместное.

И на одном столе обнаружил то, что искал.

Среди ножей, пестиков и обрывков вощеной бумаги стояла жестяная тарелка, почерневшая посредине, как будто в ней что-то долго кипятили. Затем Чейн заметил сушеные цветы, наклонился ниже и различил поблекшие оттенки — желтый, а ближе к середине темно-фиолетовый. Он взял хрупкий лепесток и осторожно его понюхал. В ноздри ударил все тот же неприятно-приторный запах, и Чейн поспешно отдернул руку с лепестком от лица — он узнал это растение.

«Двияка Свончек», по-белашкийски — «вепрев колоколец», названный так за форму желтых цветов и за поверье, что есть его могут только дикие кабаны и самые сильные хищники. Были в народе у этого цветка и другие названия — «Прилив Тьмы», «Дыхание Кошмара» и «Черная Смерть».

Другими словами, это был яд — и человек, надышавшийся его запахом, сходил с ума.

Чейн обошел по кругу всю мастерскую, озираясь по сторонам.

Чего ради вампиру мог понадобиться яд?

Чем занимался здесь Вельстил?

ГЛАВА 2

— Смотри! — Сгэйль указывал куда-то за спину Магьер. — Ваш корабль входит в порт.

Магьер встала рядом с ним на край причала, ладонью прикрыла глаза от яркого солнца.

— Вон тот, большой? — уточнила она.

Сгэйль кивнул, не сводя взгляда с корабля:

— Да.

Даже издалека можно было различить, как скользит по волнам золотисто-коричневое судно, направляясь к причалам эльфийского порта Гайне Айджайхе. Корабль шел необычно высоко, словно пархая с одного гребня волны на другой. Атласно-белые паруса радужно искрились под лучами заходящего зимнего солнца — если это солнце, конечно, можно было назвать зимним. Здесь, на северном побережье Края Эльфов, погода больше напоминала раннюю весну.

Порыв ветра хлестнул Магьер по глазам прядью ее черных волос. Магьер отмахнулась ладонью, пристально вглядываясь в диковинное судно, на котором ей и ее спутникам предстояло покинуть эти берега. Длинный, с плавными обводами корпус, узкий нос заострен, словно копье, и борта чуть заметно загнуты, как лист падуба. На миг Магьер почудилось, что в солнечном сиянии, отразившемся от воды, корпус корабля отливает темной зеленью, но тут же его цвет стал прежним — золотисто-коричневым.

В обширном заливе были и другие суда, крупные и мелкие, — одни выходили в открытое море, другие направлялись в гавань или уже стояли у длинных причалов. Вдоль пирса было пришвартовано много речных барков. Эльфы, трудившиеся на причалах, выгружали и перегружали товары, предназначенные для обмена с городскими лавками и морскими судами.

— Клянусь семью преисподними! — пробормотал за спиной у Магьер знакомый голос. — Мы что, и вправду поплывем на этой штуке?

Магьер оглянулась. Лисил, недовольно кривясь, остановился рядом со Сгэйлем. Женщина окинула взглядом их обоих.

Сгэйль, чистокровный эльф, анмаглахк, — специально обученный шпион и убийца, который поклялся защищать Лисила и его спутников, в том числе и саму Магьер. Познакомились они не так давно, и Магьер редко удавалось понять по его невозмутимому лицу, что он на самом деле думает.