Закон сильного - Денисенко Ярослав. Страница 2

Почти год мы наслаждались заслуженным покоем в нашей крошечной независимой вотчине. Не хочу показаться хвастуном, но три мои улицы были, наверное, единственным местом во всей Стрелке, где можно спокойно ходить даже пасмурной ночью и в Небесное Таинство, не опасаясь за жизнь и кошелек. Кое-куда, между прочим, и днем заходить не стоит.

И вот два месяца назад Черный Паук нарвался на мага. То, что от него осталось, еще не успели смести в совок и выкинуть с заднего крыльца трактира, а Трехпалый и Ящер уже делили «наследство». Паук не терпел соперничества, и после его гибели в банде не нашлось никого, способного ее возглавить. Усилившись за счет владений Паука, Трехпалый взял верх над Скелетом, а Ящер – над Вороном. Потом они сообща перебили хребет Пятнистому Коту, и никого из их бывших соперников не осталось в живых. Тогда-то и вспомнили они о зарвавшемся выскочке Чертополохе, раскидывающем свои колючие листья у самых границ их новых вотчин. Тут следует уточнить еще кое-что. Возможно, другие главари на этом месте предпочли бы для начала испытать на прочность своего союзника. Но Ящер и Трехпалый были единоутробными братьями. И потасканной старухе Нелии, хозяйке борделя у Козлиной горки, удалось привить сыновьям подобие представлений о братском долге. На полноценное родственное чувство оно не тянуло, но при мысли о взаимной разборке Трехпалому с Ящером становилось слегка неуютно.

А еще неуютнее становилось мне. С Пятнистым Котом – досужим лентяем и бабником, предпочитающим не шевелиться до тех пор, пока расслабившийся противник не зазевается настолько, чтобы очутиться на расстоянии прыжка от молниеносных острейших когтей, – отношения у меня были настороженно-нейтральные. Обаятельный толстяк, которого звезды наградили неведомой болезнью, покрывшей его кожу крупными белесыми пятнами, испытывал ко мне явную благодарность за избавление от Свинорыла, чаще других заставлявшего его отрываться от бесконечных гулянок и новых подружек. При желании Кот мог бы раздавить нас, но осторожничал, понимая, что мелюзга, завалившая Свинорыла, способна хорошенько попортить его лоснящуюся пегую шкурку. А еще ему было лень. Но теперь Пятнистого Кота сменили куда более нервные соседи.

В прошлое Небесное Таинство Ящер явился к старому Клауру, столяру-краснодеревщику, чей дом и мастерская стояли на перекрестке, за которым начиналась его новая вотчина. Не остались без внимания и булочник Нил, и Лисия-белошвейка. Для меня это оказались крайне неприятные дни. Одно дело – заявить на словах о своей власти над районом, и совсем другое – подтвердить это делом. Всеобщее воодушевление в честь моей победы над Свинорылом улеглось и потихоньку забылось. Жизнь района вернулась в привычную колею. А теперь представьте такую картину: тощий белобрысый парень семнадцати лет заявляет его обитателям, что защитит их от здоровущего бандита, получившего кличку Ящер за то, что выдрал сердце у своего врага и сожрал сырым. Он и потом не изменил «милому» пристрастию к людоедству. Любимой привычкой у него было отрезать неугодным пальцы и медленно, со смаком обгладывать на глазах у бывших владельцев. Я обратил внимание – Лисия в течение всего разговора то и дело так и косилась на собственные руки. Еще бы – своими пальцами она зарабатывает на хлеб. И неплохо, между нами, зарабатывает. Ей не гнушались оставлять заказы даже чародейки из тех, что попроще. Время от времени Лисия даже подумывала, не перебраться ли ей в Подкову, но так и не собралась. Здесь, в Стрелке, она считалась за богачку, в Подкове очутилась бы на краю бедноты. А возможно, все дело было в том, что увядающая старая дева так и не оставила мечты добиться любви своей юности – кузнеца Мирта с соседней улицы, даром тот уже пять лет как овдовел. Но теперь, что бы ни задержало Лисию с переездом, гордость или кузнец, было поздно. Ящер счел бы это личным оскорблением и нашел способ добраться до ускользнувшей добычи, невзирая на границы.

Лисия, Клаур, Нил и остальные жертвы притязаний Ящера глядели на меня, не веря, что я способен остановить это чудовище. Кажется, они попросту не понимали, что выбора у меня нет. Я видел это в поникших плечах, в виновато ускользающих взглядах. «Да, хороший парень Ксин Чертополох и в доску свой. Помним тебя еще с тех пор, как бесштанной мелюзгой мельтешил у нас под окнами. Ты был меньшим злом из всех возможных. Но теперь игрушки кончились. Так что беги, покуда цел, да покрепче глаза ладошками зажми, чтоб не видеть, как взрослый дядька Ящер будет расставлять нас в позу!»

Я просто кипел от бешенства и едва не сорвался на крик, одернув себя лишь в последний момент, прекрасно понимая, что, орущий в бессильной злобе, лишусь остатков солидности. До нелепости мерзкая ситуация! А ведь именно то, что они так хорошо меня знали, и заставляло их сомневаться в моих силах. В конце концов, тот же Ураган был немногим старше. Но его уважали и боялись. Еще бы, если тот мог полоснуть ножом лишь за то, что морда не понравилась. Настоящий главарь, куда там отходчивому добряку Чертополоху! Неужели так и устроено в жизни: чтобы завоевать уважение, надо кого-то убить, ограбить, изнасиловать, унизить? И повторять это без конца, каждый день, чтобы не забыли? Я вот убил – Свинорыла. Который именно этим и занимался. Оказался сильнее того, кого считали сильным. Неужели недостаточно? Неужели то, что у Чертополоха есть колючки, надо попробовать именно на своей шкуре?!

– Соскучились по злобным ублюдкам, которые мигом напомнят вам, что такое главарь района? – недобро поинтересовался я, изо всех сил сохраняя видимость спокойствия. – И что сделать для того, чтобы вас развлечь? Подпалить тебе сарай с материалом, дядька Клаур? Или разложить по скамьям твоих учениц, Лисия, да поиметь всей бандой? Ящер, к которому вы все готовы бежать на поклон, именно так и поступит. Просто чтобы поразвлечься.

– Не сердись, Чертополох, – вмешался булочник. – Не думай, что мы не ценим доброго отношения. Ведь после смерти Свинорыла мы исправно платили тебе откуп. Ты главарь района, но…

– Правда, дядька Нил? А мне показалось, по старой памяти – пирожками подкармливали. Или думаешь, я не знаю, что Свинорылу платили вдвое больше моего? А вот поднажми я тогда, глядишь, сейчас людей было бы поболее. Всему есть предел. Это мои улицы. Ящера я сюда не пущу. И всякий, кто вмешается в наши с ним дела, поплатится за это. Ваш интерес тут – благополучие, а мой – голова. Вот и думайте, на что я способен, чтоб сохранить ее на плечах. Услышу, кто заплатил ему откуп, – пеняйте на себя.

Расходились люди, вдвое более хмурые и задумчивые, чем собирались. Я знал: в этот день что-то сломалось в моих с ними отношениях. Навсегда. Они поняли, я не шучу. Вот так вот – был хороший парень Чертополох, свой в доску, да весь вышел.

Несколько дней они еще надеялись, что я, как уже бывало, остыну и отойду. Не отошел. Сутками напролет ребята дежурили на границе, отслеживая каждое подозрительное движение. Я ставил туда пришлых, ребят, прибившихся к банде из соседних районов, прослышав о том, что Ксин Чертополох не заставляет младших воровать и попрошайничать, как это часто водилось у других главарей. Пришлые не могли знать, как булочник Нил, смахнув муку с засученных рукавов, бывало, украдкой манил к себе, чтобы сунуть в руку горячий масленый пирожок. Они не гоняли по лужам выструганных Клауром корабликов и не ели по праздникам леденцов, которые набожная Лисия, возвращаясь из храма, накупала на радость уличной детворе. Пришлые не могли проявить слабину, поддавшись воспоминаниям о былом добре.

Лишь Подсолнух и Тай знали, чего мне стоило в эти дни не проявить ее самому. Подсолнух предпочитал больше молчать, но по задумчивому выражению, не покидающему его конопатую физиономию, я понимал: он чувствует то же самое. В конце концов, мы оба знали, на что шли. Тай же, видя мое убитое состояние, зажала себя в кулак, преодолевая отвращение к близости мужского тела, что поселилось в ней после знакомства со Свинорылом, в тот же вечер подошла ко мне и робко погладила по плечу. Дальше этого дело не пошло, но в мрачный хор тяжелых мыслей вплелась еще одна: никакое внимание и сдержанная ласка не дали мне получить того, что подарила беда. Почему человек устроен так, что хорошее никогда не подействует на него с такой же силой, как плохое?