Принц для Сумасшедшей принцессы - Устименко Татьяна Ивановна. Страница 27

– Да на кой гоблин тебе сдалась эта фигня? – возмущенно заорал Генрих. – Ты чокнулся, что ли? Совсем на косметике помешался!

– Жаль, что она тебе мозги не остудила! – молвил кислым тоном некромант.

– Цыц! – приструнил критиканов орк. – Лансу лучше знать – зачем!

– Пока даже не подозреваю зачем, – меланхолично отозвался полукровка. – Но хоть убей меня на месте, а уверен – она нам понадобится!

Сердце глухо екнуло у меня в груди и почти остановилось, преисполненное жалости к этим убогим существам, сплошь покрытым ужасающими язвами и коростами. Замотанные в лохмотья, оставшиеся от некогда добротной одежды, уродцы баюкали заживо гниющие культи рук, напоминающие корни засохших деревьев. Подслеповато щурясь от яркого солнца, жалкие обитатели вонючих бараков скорбно выползали наружу, разглядывая меня с недоверчивым интересом. Но в передних рядах жалких калек я заметила двух мужчин, еще сохранивших некое гротескное подобие былой привлекательности и внушительности. Первый, бесспорно, являлся троллем, ибо лишь представители этого народа обладают подобными кряжистыми фигурами и широкими, бочкообразными грудными клетками, сплошь заросшими темными волосами. Его черные глаза внимательно следили за каждым моим движением, выражая задумчивое недоумение, исполненное воистину королевской выдержки. Похоже, он усиленно пытался вспомнить что-то чрезвычайно важное и нужное. А вот второй вожак отреагировал на меня далеко не так спокойно.

– Лопни мои зенки! – бесцеремонно заорал он, радостно всплескивая широкими лапищами и хлопая себя по мускулистым ляжкам. – Три волны мне в корму! Да это же баба! Клянусь килем знаменитого клипера [38] «Вепрь» – настоящая баба…

Каторжники растерянно загомонили.

– И что, – насмешливо поинтересовалась я, многозначительно поигрывая одной из даг, – можно подумать, ты прежде никогда женщин не видел?

– Да как не видать-то, кошечка! – глумливо хохотнул мужчина. – И видел, и трогал…

Я с откровенным интересом пристально разглядывала его порядком поредевшую от радиации рыжую шевелюру, самодовольную морду, так и расплывшуюся в сальной ухмылочке, и типично орочью затейливую татуировку, украшавшую еще не успевшие истаять бицепсы. Вне сомнения, выдумщица-судьба свела меня с одним из соплеменников Огвура.

– …только давненько это в последний раз случалось, – нахально продолжил орк, бесцеремонно посвящая меня в подробности своей интимной жизни, – кажется, год назад!

Я сложила губы в трубочку и издала наигранно-сочувствующий свист.

Тролль, наблюдавший за мной со странной смесью сочувствия и озабоченности, сделал шаг вперед и повелительным жестом положил руку на мощное плечо своего товарища по несчастью:

– И не вздумай дотронуться до нее хоть пальцем, Торвен! Ты же видишь, наша гостья – беременна. Я не позволю тебе обидеть слабую женщину, к тому же ждущую ребенка!

Но рыжий Торвен возмущенно стряхнул ладонь тролля и свирепо зарычал:

– Плевал я на ее состояние и твое благородство, Арланмир! Да как ты не хочешь понять – ведь это же баба, живая и настоящая! Знаешь, год воздержания и наша собачья жизнь выжгли из моей души последние остатки щепетильности. Я хочу эту девку, и я ее получу… Причем – немедленно, невзирая на все твои лицемерные расшаркивания. А потом забирай ее и делай все, что хочешь… Кстати, если у нее хватит ума вести себя хорошо, то я постараюсь не причинять ей лишней боли…

Арланмир открыл рот, намереваясь возразить и все еще не теряя надежды уладить дело миром, как вдруг я вызывающе расхохоталась во все горло и двусмысленно подмигнула своему потенциальному насильнику:

– Торвен, а ты в курсе, чем хорошие девочки отличаются от плохих?

– И чем же, киска? – Орк выпятил толстые губы, посылая мне воздушный поцелуй.

– Хорошие девочки наставляют мужчинам рога, а плохие – шишки! – Я звонко причмокнула, сторицей возвращая Торвену его неловкие заигрывания. – Шишки, а порой и шрамы!

– Что, шмара портовая, решила закосить под недотрогу? – вульгарно заржал орк. – А я шрамов не боюсь, они нас только украшают!

– Шрамы-то, может, и украшают, – язвительно протянула я. – А вот шмары мужиков укрощают!

– Торвен, не выставляй себя дураком, не приставай к девушке! – дипломатично посоветовал тролль, не оставляя попыток вразумить зарвавшегося друга.

– Спасибо за подсказку, уважаемый Арланмир, – вежливо поблагодарила я. – Уж Торвену ли не знать – дураков на свете мало, но расставлены они столь грамотно, что встречаются на каждом шагу!

От шеренги каторжан долетело обидное хихиканье. Орк, чувствуя, как его авторитет начинает таять буквально на глазах, и обоснованно опасаясь стать всеобщим посмешищем, гневно сжал кулаки и ультимативно заявил:

– Киска, прояви благоразумие и будь умной девочкой. С тебя же не убудет, если ты ненадолго примеришь на себя роль моей любящей женушки!

– Умные женщины никогда не бывают хорошими женами! – тонко улыбнулся Арланмир.

– Почему? – сразу не дошло до орка.

– Потому что они никогда не выходят замуж! – хохотнула я, молниеносно развернулась на левой пятке, а носком правого сапога заехала Торвену в челюсть.

Зрачки орка полыхнули красным огнем бешенства, он взревел, будто раненый бык, и, оскалив желтые, но по-прежнему крепкие зубы, попер на меня…

Единственное, что я успела сделать, так это снять перевязь Нурилона и сбросить на землю свой тяжелый клинок. Мне вовсе не хотелось травмировать безоружного орка, но зато я собиралась проучить его с лихвой, сразу же наглядно показав всем остальным, кто есть кто. Авторитет – весьма хрупкая и эфемерная штука, завоевывать которую лучше всего сразу же, с первого захода. Сдрейфишь, запоздаешь – и придется тебе впоследствии постоянно оглядываться да чутко спать вполглаза, ожидая подлого удара в спину. Война не прощает трусости и ошибок, а уж попавшие на войну люди – тем более.

Однако униженный моими насмешками Торвен разозлился не на шутку. И тут же выяснилось, что зря я играла в благородство, потому как в лапе орка неожиданно блеснул самодельный нож-заточка, топорно сработанный из узкой полосы отлично закаленной стали. Полуторастороннее [39] лезвие длиной с мою ладонь оканчивалось тяжелой, обмотанной тряпицей рукояткой. Опасная вещица, чрезвычайно подходящая для нанесения нечестных, страшных, вспарывающих живот ударов. Такими ножами, вызывающими брезгливые ухмылки на устах благородных дворян, обожают вооружаться абсолютно чуждые понятию «честь» наемники, мародеры да охочие до грубых потасовок корсары. Впрочем, жаргон Торвена говорил сам за себя, красноречиво подчеркивая его близость к пиратскому ремеслу.

Мои губы искривились в нехорошей улыбке. Рыжий грубиян откровенно нарывался на неприятности, распаленный животной похотью и, очевидно, с рождения привыкший считать женщин чем-то вроде игрушек для мужских утех, людьми второго сорта, не имеющими права на личные убеждения и свободу. Скорее всего, ему даже в голову не приходило, что какая-нибудь женщина однажды посмеет воспротивиться проявлению его гнусного желания, унижающего ее добродетель. И как это до некоторых мужчин не доходит, что истинная мужественность начинается не с ножа в волосатом кулаке, не с попойки в портовом кабаке и не с продажных ласк дешевых шлюх. Слабого обидеть легко, гораздо труднее не позволить кому-либо более сильному, чем ты, обижать беззащитных детей, стариков и животных. Любая подлая тварь, единожды перешагнувшая тончайшую грань, отделяющую добро от зла, и сознательно идущая на сделку с собственной совестью, никогда уже не будет являться достойной звания «человек» в полном смысле этого слова. Хотя попадаются и исключения из сего прискорбного правила: ведь мне уже приходилось встречаться с героями, сумевшими собственноручно выдрать из своей души ростки низменной гнили и вновь повернуться лицом к свету. И стало настоящим чудом, что в итоге Торвен тоже оказался одним из них…