Скитальцы - Удовиченко Диана Донатовна. Страница 67

— Нет, только не это! — взмолился Лис. — Дай выиграть!

— Ты права, — поддержал эльф. — Нельзя допускать драки на корабле, это ведет к беспорядку и бунтам. Но зачем же самой? Сейчас я их разниму бесконтактно.

Лэй долго бы еще болтал, но я зверски оскалилась, и друг приступил к активным действиям. Он что-то пошептал, покрутил пальцами и махнул рукой в сторону моря. Из-за борта поднялся высокий столб воды, оторвался от поверхности, скрутился на лету в шар. Лэй сделал еще один жест — огромная капля поплыла по воздуху и зависла над дерущимися. Все происходило бесшумно и стремительно. Движение пальцев — и холодная вода обрушилась на близнецов.

Но заклинание ушастика опоздало. За долю мгновения до того как братьев настигло отрезвляющее купание, в руке Дака блеснул нож. Я рванулась вперед, но тоже не успела. Меня накрыло водой вместе с близнецами. Протерев глаза, я увидела, что Зак лежит неподвижно, а лужа вокруг него быстро наливается красным. В груди парня торчал нож.

Дак, горестно подвывая, стоял на коленях возле брата. От его воинственности не осталось и следа. Кажется, матрос не вполне понимал, что совершил. Он пытался поднять Зака, уговаривал его встать, тряс за плечи. Речь его была бессвязной, похожей на лихорадочный бред. Остальные моряки, ничуть не расстроенные случившимся, злобно переругивались и, кажется, тоже собирались сцепиться. Им было все равно, с кем драться и за что — сгодился бы любой повод. Воздух словно был насыщен яростью и ненавистью.

— Кто? — угрожающе тихо произнесли рядом.

Я обернулась: возле меня стоял боцман. Старик был в бешенстве: ноздри огромного носа раздувались, словно у разозленного быка, маленькие глазки смотрели колюче.

— Кто? — повторил Дайф сквозь зубы.

— Да он же, — будто оправдываясь, сказал кто-то из команды. — Дак брата и порешил…

Боцман шагнул к Даку, и мне показалось, что сейчас одним трупом на корабле станет больше. Решив не допустить нового убийства, я вытянула руку, чтобы схватить Дайфа за плечо…

— Всем стоять! — раздался негромкий, но повелительный голос.

Бобо Клешня, растолкав угрюмых моряков, вошел в круг в сопровождении двух помощников. Вот тут мы и оценили степень его влияния на команду. Сквернослов и богохульник, сейчас он обошелся без ругательств, даже не повысил голоса. Матросы от одного его взгляда съежились, опустили глаза. Каждый старался отойти в сторону и сделаться как можно незаметнее — так ведут себя бродячие псы при появлении вожака стаи. Капитан ничего не спрашивал, мгновенно оценил ситуацию и коротко бросил:

— Зака упокоить по морскому закону, Дака на рею. Свистать всех наверх, Дайф! Пусть на казнь смотрят все!

— Он же не в себе был, — шепнул мне эльф. — Как-то жестоко…

— Все правильно, — так же шепотом ответила я. — Капитан поступил, как мудрый вождь. Ты сам говорил, что драки ведут к бунтам. Представь, что произойдет, если сейчас передерется вся команда? Потом их невозможно будет утихомирить, ими нельзя будет управлять.

Толстяк и Мах подхватили Дака. Парень не противился и не молил о пощаде. Единственной его просьбой было:

— Дозвольте с братом попрощаться.

Клешня отрывисто кивнул:

— Тебя повесят после его упокоения.

Тело Зака обернули парусиной его же койки, привязали к ногам груз. Не было ни речей, ни церемоний.

— Прими твое тело Сиверентус, а душу Десид, — проговорил Клешня.

Два моряка на веревках опустили серый кокон в море. Поверхность воды мягко подалась и сомкнулась над телом. Глухо зарыдал Дак:

— Прости, братишка! Не знаю я, как это!.. Морок нашел!

Его подхватили под руки и потащили к мачте. Парень не сопротивлялся, только кричал:

— Прощай, Зак! Скоро свидимся!

Внимание команды было приковано к Даку, только мы с Лэем и Лисом смотрели за борт. Почему-то я не могла оторвать взгляда от этой печальной картины: тело Зака под тяжестью груза быстро погружалось под воду. Серый силуэт все еще был смутно виден. Вдруг в глубине мелькнули неясные тени, на поверхности воды закрутилась небольшая воронка.

— Акулы, — вздохнул Роману. — Страшные твари…

— Непохоже на акул, — усомнился эльф. — Насколько я могу судить по очертаниям, это какие-то другие существа…

Между тем Дака дотащили до реи — поперечника мачты. Через рею перекинули веревку, завязали на конце петлю, надели на шею матроса. Моряки, задрав головы, в мрачном молчании наблюдали за подготовкой к казни.

— Так будет с каждым, — громко сказал Клешня. — Слышите, вы? Если надо, всех перевешаю, один останусь. Но убийств на корабле не допущу! — Он взмахнул рукой. — Давай!

Лиер толкнул Дака, тело несчастного задергалось в агонии, заплясало над головами моряков. Лэй тихо выругался и отвел взгляд.

— Я вор, а не продавшийся, на такое глядеть, — пробормотал Роману, опуская голову.

Я тоже не стала наблюдать за последними судорогами Дака. Не потому, что боялась — орки не страшатся ни своей, ни чужой смерти. Но все же есть разница между гибелью воина на поле боя и позорной кончиной в петле. Противно было на это смотреть. И противно видеть на лицах моряков облегчение, смешанное с любопытством.

— Ты, эльф, и ты, орка, ступайте в каюты, — скомандовал Бобо. — И товарища своего прихватите. А помощники и боцман — ко мне, — добавил он, наградив моряков грозным взглядом.

— Думаю, сейчас нам лучше жить в одной каюте, — сказал эльф, когда мы спускались по трапу к себе. — Вместе будет безопаснее. Если сбрендит вся команда, сумеем отбиться.

— А спать где? — заворчал Роману, хотя, по-моему, говорил он это только из чувства противоречия. — Я вор, а не селедка в бочке…

Я кивнула, соглашаясь с ушастиком. Вместе будет спокойнее. Мало того, что нас троих одолевали недобрые предчувствия, судя по которым приходилось ожидать нашествия живых мертвецов, так еще и на корабле творилось что-то непонятное. Я не могла забыть лица моряков, когда они смотрели на казнь товарища. Ни капли сочувствия, ни тени сожаления — только затаенная злоба и облегчение, что казнят не их. Да еще эта пропажа юнги… Хоть Лэй и говорил, что мальчишка был не в себе и пытался выпрыгнуть за борт, я подозревала, что его прикончил кто-то из команды. А от трупа в открытом море избавиться очень легко. Если же вспомнить, что Дайф, всегда хладнокровный и рассудительный, вдруг тоже вышел из себя, картина вырисовывалась неутешительная. Доверять нельзя было никому.

— Лучше в мою каюту, она просторнее.

Кают на корабле было всего пять, да и те скорее напоминали кладовки, чем жилые комнаты. Но Клешня, растроганный моим якобы сходством с Берти или Герти, любительницей поблевать с пирса, выделил мне самую лучшую. В ней болтались две гамачные койки, а места на палубе хватало как раз еще на одну постель.

— Есть охота, — зевнул Роману, когда мы разместились в каюте. — Время обеда, а мы еще не завтракали. Интересно, кок делает хоть что-нибудь или тоже бегает по кораблю, выискивая, с кем бы подраться?

Громкое урчание у меня в животе было самым красноречивым ответом: изголодавшийся за время морской болезни желудок требовал пищи.

Втроем отправились на камбуз, пообедали, потом до вечера Лэй читал свою книгу, я полировала фламберг и пятипалый, а Роману показывал нам карточные фокусы. Мы сочли за благо держаться вместе.

После ужина, когда мы уже собирались спать, в дверь постучали, и заплетающийся голос произнес:

— Эй, красотка, открывай! Принимай любовничка!

Переглянувшись с друзьями, я спокойно спросила:

— Кто там?

Человек громко икнул:

— Это я, Милашка Пат!

Лэй с трудом сдерживал хохот. Милашкой звали кривого на правый глаз плюгавого матроса. Ко всем его достоинствам, у Пата еще не хватало нескольких передних зубов, лицо было покрыто оспинами, а на носу гордо торчала большая бородавка. Я вообще плохо разбираюсь в человеческой красоте, но даже мне было понятно: Пат — настоящий уродец.

— Открывай! — блажил он. — Я тебя желаю! Ты девка крепкая, статная, а что зеленая, так ничего! Я на тебя кривым глазом глядеть буду…