Путешественница - Самойлова Елена Александровна. Страница 23

– Ллина, я боюсь! – трагическим шепотом доложила Мила.

– Успокойся! – зашипела я, пытаясь отодрать ее намертво вцепившиеся в мою руку пальцы. – Я от тебя ни на шаг не отойду, обещаю. А со мной ты не пропадешь.

– Честно? – сиплым шепотом спросила Мила, едва сдерживая слезы.

Девушка мелко дрожала, и я могла понять ее – сама в возрасте Камиллы больше всего боялась, что надо мной могут совершить насилие. А потом стала Путешественницей, и страх по этому поводу ушел раз и навсегда. Поэтому я улыбнулась максимально непринужденно и ответила:

– Честно.

Вроде бы помогло – Мила выпрямилась и перестала цепляться за меня. Я мельком глянула на эльфа, вокруг которого собралась большая часть табора, шумно обсуждавшая его внешность. Аннимо держался молодцом, невозмутимостью напоминая статую, но когда какая-то гоблиниха, больше смахивающая на Бабу-ягу на последнем издыхании, особенно громко и непечатно прокомментировала тыл эльфа, даже он вздрогнул.

Наконец полы шатра зашевелились, и вся орда моментально затихла. Повисло благоговейное молчание…

Из шатра вышел… вышло НЕЧТО.

Оно обладало почти двухметровым ростом, мощной комплекцией (хотя и похлипче, чем у Гирдыка), редкостной волосатостью и на диво отвратительной и зверской рожей без проблесков разума в маленьких, глубоко посаженных глазках.

Мила наклонилась ко мне и шепнула:

– А наш-то тролль намного круче!

Я согласно кивнула – Гирдык по сравнению с этой «отрыжкой природы» смотрелся красавцем писаным. Судя по всему, на момент создания сего субъекта природа-мать мучалась жесточайшим похмельным синдромом после празднования очередного юбилея дня сотворения мира…

Да уж, правильно говорят, что кому-то природа мать, а кому-то – теща. На редкость злобная…

Существо громко рыгнуло, чем добавило своему облику еще больше неземного очарования, и сказало густым прокуренным басом:

– Я – Большой Тыр, предводитель славной орды степных гоблинов…

Я фыркнула и тихо переспросила:

– Как он сказал? Большой Дыр?

– Сегодня вы – наша добыча, – продолжил гоблин, между делом почесывая себя пониже спины. – Короче, что вы можете предложить нам в качестве выкупа за свою жизнь и свободу?

Я тихо прокомментировала:

– Видать, долго речь репетировал…

Гоблин, к счастью, меня не услышал, а от нашей группы вперед вышел Гидеон.

– Я командую своими людьми. В поклаже есть золото – возьмите его в качестве откупа за право прохождения через ваши земли.

Нечто задумалось, и тотчас к нему подбежал низенький и щуплый гоблин. Большой Тыр наклонился к нему, а мелкий начал быстро-быстро что-то шептать предводителю на ухо. Потом глава орды выпрямился и громогласно объявил:

– Вашего золота хватит только на двоих. Выбирайте, кого отпустить.

Гидеон обвел нас взглядом и сказал:

– С нами путешествуют две девушки. Отпусти их, а мы останемся.

Я чуть было не заорала: «Гидеон, ты благородный идиот!!!» – но сдержалась, и только шепнула Миле:

– Что бы ни случилось, держись ближе.

Девушка подняла на меня непонимающие глаза:

– Ллина… Но ведь они обещали, что отпустят двоих…

– Господи, Мила! Неужели ты не понимаешь? Посмотри на их женщин! И после этого ты думаешь, что они нас отпустят?

Камилла сравнялась цветом лица со своей белой рубашкой, а нас уже обступили гоблины, отделив от остальных. Гидеон, увидев, что нас уводят, возвысил голос:

– Вождь, ты же обещал их отпустить!

– Я обещал отпустить двоих. Но не женщин. Они станут моими женами, а за это я отпущу вас всех. – Большой Тыр довольно захохотал. – Оружие не отдам, а то еще вздумаете напасть на нас. Но вам вернут лошадей, еду и воду. Освободить их!

Гоблины моментально перерезали путы на наших спутниках, а меня и Милу отвели в сторону, и местные гоблинихи окружили нас живой стеной. Я смотрела на то, как подруга стремительно бледнеет, семимильными шагами приближаясь к глубокому обмороку, и молилась только об одном – чтобы у ребят хватило ума отойти подальше. Нас двоих я вытащу, но всех отбить не смогу…

Гоблины сопроводительным эскортом довели наших до границ стойбища, где им вернули лошадей и все вещи, кроме денег и оружия. Тролль громко возмущался, костеря гоблинов на чем свет стоит, ему вторил гном; паладин и Гидеон о чем-то тихо разговаривали, явно строя какие-то планы, и только Аннимо Орве шел с гордо поднятой головой и абсолютно спокойным лицом, но… Когда он проходил мимо нас, я увидела, что глаза его из фиалковых стали темно-лиловыми, словно грозовая туча, – в душе эльфа клокотала холодная ярость, которая только и ждала момента, чтобы вырваться наружу…

Когда звуки удаляющихся вместе со всадниками лошадей стихли, Большой Тыр повернулся к нам, одарил щербатым оскалом кривых, лет двадцать не чищенных зубов и пробасил:

– Вас отведут в шатер, где как следует подготовят к ночи в моем обществе.

Гоблины, видимо сочтя сие заявление за крайне удачную шутку, разноголосо загоготали. Мила покраснела, а я, дождавшись, пока хохот стихнет, сказала громким голосом:

– В смысле придушат до потери сознания, чтобы не мучились?

Теперь уже гоготали над Тыром. Тот на секунду перестал лыбиться, а потом рявкнул во всю глотку:

– А ну, тихо всем!

Гоблины, вспомнив, кто здесь главный, быстренько заткнулись и разбежались. Нас же повели в шатер, стоявший напротив обиталища Большого Тыра.

Там было темно и очень душно. Сопровождавшие нас четыре гоблинихи зажгли масляные светильники, от которых стало светлее, но теперь к духоте присоединилась еще и жара. Потом они сноровисто стянули с нас одежду (Мила сопротивлялась и визжала, но после того, как я посоветовала ей успокоиться и дать себя переодеть, затихла, глядя на происходящее широко распахнутыми глазами). Нас натерли каким-то маслом с ароматом розы и начали впихивать в принесенную женскую одежду, видимо награбленную на большой дороге. Миле досталось почти новое, очень короткое сиреневое шелковое платье, подвязывающееся под грудью широким шифоновым шарфом белого цвета, концы которого спускались почти до земли. Девушка оглядела себя в большом, треснувшем пополам зеркале, которое держали две гоблинихи помоложе, и резюмировала:

– Какой кошмар. Как будто я из публичного дома.

Я же, сидя за занавеской, где меня упаковывали в настолько непонятный наряд, что я даже не рисковала представить, как это должно выглядеть, успела порадоваться, что втихую наложила на Милу успокаивающее заклинание. Теперь она хотя бы не пыталась упасть в обморок или удариться в истерику.

Наконец процесс одевания был завершен, и я вылезла из-за занавески со словами:

– Мила, поверь, у меня костюм еще хуже!

Девушка повернулась и уставилась на меня с открытым ртом. Я обеспокоенно дотронулась до волос:

– Мил, они меня, часом, не покрасили?

Камилла замотала головой, а гоблинихи подтащили ко мне зеркало, в котором я смогла увидеть себя в полный рост.

Мать моя женщина!..

То, что на меня напялили, обозвать платьем было в высшей степени затруднительно. Ниже талии красовалась шелковая золотистая юбка до пола, расшитая по поясу мелким речным жемчугом, а вот то, что было выше, описанию не поддавалось. Больше всего это было похоже на лифчик, сделанный из часто понавешенных ниток жемчуга, который при малейшем движении колыхался, словно не желая держаться на законном месте. От конфуза спасало обилие бус различной длины и фасона, полностью прикрывавших грудь наподобие воротника. Кроме того, гоблинихи превратили мои волосы в дикую мешанину косичек. Представив, сколько времени придется затратить, чтобы привести голову в порядок, я тихо застонала.

Мила, взглянув на меня, поняла стон по-своему:

– Ллина, как я тебя понимаю… Он действительно чудовище!

Тем временем гоблинихи, видимо, удовлетворившись деянием рук своих, выдали нам по паре туфель на каблуках – белые для Камиллы и светло-бежевые для меня – и вышли из шатра, не забыв прихватить с собой зеркало. Мы остались одни.