Ролевик: Рейнджер - Дуров Виктор. Страница 15
Так, за разговорами и размышлениями, дошли до деревни. Почти сразу появились и зеваки – вначале детишки зыркали из-за заборов, потом, осмелев, стали проноситься мимо нас по улице. Если вы представили себе забор в виде калиброванного штакетника, прибитого гвоздями к жердям, то зря. Или редкого плетения плетень (почти тавтология, да вот как еще скажешь?), или просто – крестовины из кольев, на них, горизонтально, еще один кол лежит. А то и просто – ветки узкой полосой и высотой по пояс навалены – хворост сушится. Заборы не для красоты и не от всякого вора: скотина в огород не забредет – ну и ладно. Разумеется, крапива, малинник и всякие кусты, преимущественно – колючие, составляли изрядную долю этой ограды.
Затем показались и взрослые. Причем моя персона вызывала гораздо больше интереса, чем оба двурва. Интересно, что это они? С другой стороны, если вспомнить Шиллера…
Сей пиит весьма сокрушался в виршах своих и письмах прозаических, знакомым отправляемых, что очень утомило его внимание толпы. И особенно оскорбительным ему было то, что вызвано сие оказывалось не его литературными талантами, а банально и вульгарно – ростом. Люди оглядывались, мальчишки следом с криками бежали. А было в Шиллере ни много ни мало, а цельных сто семьдесят шесть сантиметров. Да, официальный средний рост на сегодня, а двести лет назад, как видим, хватало для привлечения зевак. Мои сто девяносто, да в мире, пока похожем на средневековый (холодное оружие, одежда и прочее), явно должны выбиваться из массы.
Кстати, о Шиллере. Казалось бы – прошло всего двести лет, персонаж известный, а поди ж ты. В одной биографии Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер описывается как выходец из низов бюргерства, отец – полковой лекарь, мать – дочь пекаря. В другом источнике отец уже хирург, мать – «набожная женщина». В третьей биографии вообще обзывают фон Шиллером, мать выводят из семьи священника, отца называют хирургом и доктором медицины. В общем, врут историки, «как свидетели» – по выражению одного известного сыщика.
Возвращаясь от старинных поэтов к современным для меня реалиям, осмотрелся. Да уж, резон в предыдущих рассуждениях был. Народец вокруг мелькал, мягко говоря, не крупный – метров от полутора, некоторые больше, но ненамного. Непонятно, с чего бы это средневековые легенды обзывали дварфов коротышками? Например, Драун почти одного роста с той вон теткой. Непонятно. Хотя… То, что для Драуна его рост – предмет гордости, почти на полголовы выше любого из встреченных им сородичей, я уже знал. Да и немудрено было не знать – это только в первый вечер он постеснялся хвастаться, потом подобие робости прошло, и быстро. А для простого народа разница сантиметров двадцать – двадцать пять вполне могла бы стать эдаким классифицирующим признаком и именно в этом качестве тщательно подчеркиваться.
Деревенька оказалась не так уж и мала – дворов двести – двести пятьдесят как минимум. Большая, можно сказать, деревня. И корчма нашлась – длинный одноэтажный дом, крытое крылечко с небольшой коновязью и колодой для воды. Прямо за широкой дверью – темноватый коридор поперек всего дома, в дальнем конце – выход во двор. Направо – вход в обеденный зал, налево – крепкая, монументальная, из тесаного бруса дверь на хозяйскую половину. Причем прорезана не напротив той, что ведет в зал, а со значительным сдвигом. Разумно – и захочешь, а лавкой с разгону не выбьешь. Был тут и представитель власти – староста, или тиун на местный лад. Собственно, именно в корчме мы его и нашли. Оно и хорошо – ходить далеко не надо.
Вот и он – первый контакт человека Земли с представителем инопланетного человечества! Где журналисты и фанфары? Что-то я нервничаю, раз такие плоские шутки в голову лезут.
– Доброго вам вечера, уважаемый… – Я сделал паузу, намекая на то, что хотел бы услышать имя. Может, и стоило представиться первому, но вот так получилось.
– Семн, Ригдоров сын.
Представился в ответ и я, следом – двурвы. На этом они сочли свое участие в переговорах законченным и устремились к соседнему столику, одному из полудюжины имевшихся в наличии. Там вскоре и заговорили с корчмарем, очень похожим на тиуна. Как оказалось позже – братья они были, корчмарь и тиун, хоть и двоюродные. Звался же хозяин местного общепита Юз, Юзов сын, хотя чаще ему приходилось откликаться на «дядька Юзок».
Тиун уже минут пять плел кружева, говоря обо всем и ни о чем. Это начинало немного напрягать. Тут слева от меня открылась входная дверь, и сразу левое плечо кольнуло десятком иголочек – отзывом какой-то магии. Я резко обернулся. На пороге стоял дядька лет пятидесяти на вид, в одеянии… наверное, это и был камзол, для меня – так клубный пиджак, малиновый, кстати, длиной до колена, с большими золочеными пуговицами, нашивками и чем-то вроде аксельбантов. Эдакая пародия на «нового русского» в роли официанта. Вот только аура гостя, ощущаемая мною даже без артефакта, была не официантской.
– Господин маг?
– Приветствую истинного Стража Грани в нашем поселении. Нет-нет, вы мне льстите, какой же я маг – просто сельский заклинатель. Хотя Школу магов окончил, конечно же.
Услышав приветствие мага, тиун явно расслабился и взглянул на нашу компанию иначе. Он что, самозванца во мне заподозрил?! Да что же это творится в Мире?!
Разговор пошел веселее. На вопрос, как жизнь, тиун ответил:
– Дык ить гоблины, чтоб их поперек наискось. Развелось в лесах, как комаров. Ну, это не токмо мы страдаем, по всему графству такое. Наш граф даже приказал выплачивать награду за каждого гобла убитого, надо токмо камушек нагрудный предъявить. Хотели ухи резать, так они воняют сильно, летом-то. Вот, отмечаем, – немного невпопад закончил тиун.
– Что отмечаете?
– Дык той ночью гоблы, чтоб им поперек рожать, на село-то напали. На крайнюю хату, там Степк-плотник живет. Ну, у него в хате и инструмент, и учеников двое, отбиваться начали. А жинка его как горло открыла – вся деревня набежала, отогнали. Оне еще сарай подпалить хотели, но сараюшка у плотника от огня заговоренная, закоптили токмо. Дык вот, пока то да это, ажно шестерых зеленомордых прибили. Кто кого – неведомо, решили сообща отметить, на призовые гроши.
– Такие камушки? – раздался голос Драуна. Он протягивал руку, с которой свисал целый пучок амулетов. А я еще думал – зачем мои спутники снимают этих «куриных богов», в которых ощущался только слабый след магии – видимо, использованной при изготовлении.
Тиун старательно раскладывал камушки на кучки – сначала по пять, потом подвигал туда-сюда. Получилось две группы по десять серых амулетов, кроме того – один зеленоватый и один красновато-кирпичный камешки.
– Полный сквид, – произнес кто-то в тишине. – Со спиллом и тинном вместе.
– Половина – его, – Гролин кивнул в мою сторону. – Причем и оба цветных тоже.
Радости большой в глазах тиуна я не заметил. Наверное, призовые суммы, присланные вместе с указом (тут графу неведомому большой плюс – живые монеты гораздо лучше подогревают интерес, чем обещания да расписки), уже пристроены в какое-то быстрое и выгодное дело. Эх, есть что-то общее у чиновников всех миров.
– Уважаемый, а можно вместо наличности обменять эти камушки на какой-никакой припас? А то мы в лесу поиздержались изрядно. Что останется – мы тоже отдохнуть и попраздновать не против, только в меру. Как вам такой вариант?
Я подумал – если шесть жетонов дают возможность попить пивка всем активом села, то за десяток можно купить продуктов на троих на три-четыре дня пути. Ну, еще за постой, за ужин… А тиун получает возможность потом, когда гешефт пройдет, забрать себе призовые деньги. Или, если афера не удастся, эти камушки прикроют его от гнева начальства.
Так и получилось. Тиун подозвал корчмаря (тут-то и выяснилось их родство), что-то перешептались, поспорили шепотом, косясь в нашу сторону. Наконец тиун с болью в сердце придвинул себе дюжину серых камушков и красновато-коричневый.
– Вот, этого хватит. Остальное – забирайте.
Двурвы протянули камушки мне со словами: