Псалмы Ирода - Фриснер Эстер М.. Страница 50

— Проклятие Иисуса на них! — Пол кинулся за юношей, оставив Бекку одну, не бросив ей ни взгляда, ни слова. Что касается Бекки, то она, в последний раз посмотрев на Адонайю, уже знала, что ей надо делать. Неприлично подняв юбку выше колен, она бросилась догонять отца.

Сделать это было нелегко. Мощное тело Пола прорывалось сквозь цепкие ветки дубового подлеска, не обращая на них внимания и не задерживаясь ни на секунду. Бекка же путалась позади среди безлистных, хлещущих как бичи веток, цепляющихся и льнущих к ее рукам и ногам, стегающих по лицу и глазам.

Бекка вскрикнула, когда ее нога оступилась и подогнулась под тяжестью тела — та самая нога, которую она повредила еще раньше, наступив на скользкий желудь. Боль пронзила колено, Бекка неловко упала, обнимая руками камни и целуя губами сырую землю. Отец, должно быть, слышал ее крик, но продолжал бежать. Бекка с трудом поднялась на ноги и захромала ему вслед, стараясь идти как можно быстрее.

К тому времени, когда Бекка оказалась среди зданий Имения, острая боль в ноге уже прошла, превратившись в весьма болезненную пульсацию. Пола нигде не было видно, но это ничего не значило. Сейчас она могла найти сколько угодно провожатых. Улицы Добродетели кишели бегущими мужчинами — старыми, молодыми, местными, из Коопа. У многих в руках были рассыпающие искры факелы — маленькие братишки огромного пламени, полыхающего на склоне холма. Насколько Бекка могла судить, все бежали на запад, но в голове у нее так все перемешалось, что особенной уверенности, что это запад, не было. Из страха, что ее затопчут, Бекка старалась держаться стен зданий. С факелами или без них, но мужчины не видели перед собой ничего, кроме пожара.

Плетясь следом за мужчинами, Бекка миновала несколько групп девушек. Ей показалось, что она видит кого-то из сестер, ей даже послышалось, что ее окликают по имени, но останавливаться она не стала, сделав вид, что ничего не слышит. Пламя, все выше взвивавшееся на холме, влекло ее к себе более властно, чем любой голос. Колено еще болело, но уже не так сильно. Если сжать зубы покрепче, то доковылять можно.

Она миновала место, где две пересекающиеся улицы образовывали довольно обширную площадь. Здесь тоже горели факелы и толпилось множество пожилых женщин с каменными лицами. Они были суровы, но деловиты. Группами по нескольку человек они выкатывали на площадь одну за другой бочки с дождевой водой. Другие группы матрон опускали в бочки кожаные ведра и передавали их бегущим мужчинам, сопровождая лаконичными сухими предупреждениями о необходимости беречь каждую каплю воды. Бекка узнала Айву, которая с трудом одна передвигала бочку, поставленную на попа. Бекка тут же подбежала, чтоб помочь старухе, но за все свои труды получила лишь ругательство и грубый приказ не болтаться под ногами.

— Тут не место детишкам! Возвращайся в свой лагерь и сиди там!

Но Бекка думала иначе. Ее место было там, где пламя швыряло свои языки в лицо глубокой ночи. Там, где можно увидеть зрелище, подобного которому, возможно, она уже никогда не увидит. Вот там и было ее место, а советы ма пусть провалятся в тартарары. Никто не обращал внимания на девушку, которая плыла в потоке мужчин Имения. Она плыла в этом потоке, пока он не разбился о стены пылающей житницы.

Жар пахнул на Бекку, будто в лицо ей швырнули совок раскаленных углей. Знойное дыхание пожара откинуло назад пряди волос, окаймлявших ее лицо. Житница представляла собой одиноко стоящую высокую башню с прорезанными в ней узкими окнами-щелями, из которых теперь наружу рвались оранжевые языки огня.

Окружавшая башню толпа держалась от нее на приличном расстоянии. Исключением были отряды мужчин, образовывавших шеренги, расходившиеся от башни, как спицы колеса. По этим живым спицам взад и вперед ходили ведра, и целые фонтаны воды взлетали в воздух в тщетной попытке победить бушующее пламя.

— Чье это хранилище? — услышала Бекка вопрос какого-то мужчины.

— Благодарение Богу, не мое, — послышался ответ, — и пока это все, что меня интересует.

— Да, но что будет, если огонь перекинется на наши? Ты хоть знаешь, где они находятся?

— Будь я проклят, если знаю! В темноте все кажется другим.

— Было бы легче разобраться, стой башни с зерном с каждого хутора вместе, а не вразброс…

— Ну, с обычаями Имения не спорят.

— А как начался пожар?

— Откуда ж мне знать?

— Смотри! Смотри вон туда! Вон та башня тоже загорелась!

— Как это могло случиться? Она же далеко от этой. Искры на такое расстояние не долетят, да и более близкие зернохранилища не загорелись! И ветра сейчас нет, за исключением того, который создается самим пламенем!

— Господи помилуй, это же житница Миролюбия, да и вторая башня его же! Я вижу их тавро при свете огня.

— Миролюбия?

— А что это там такое карабкается по стене? — Мужчина указал пальцем на только что вспыхнувшую башню. Башня была без окон — только спираль деревянных ступенек, вбитых в стены, поднималась до самой ее вершины. Пламя уже лизало основание этой спирали, но пока оно поднималось на высоту не больше двух человеческих ростов.

— Спаси нас Господин наш Царь, это же демон!

При свете пожара Бекка увидела нечто вроде лохматого призрака в дымящейся юбке, с лицом закопченным и страшным, как дьявольская маска. В одной руке призрачная фигура держала тонкую горящую палку и с помощью этого самодельного факела спокойно и расчетливо поджигала каждую ступеньку лестницы, которую она, поднимаясь, оставляла за собой. В другой руке она сжимала питьевой мех, но если в нем и была вода, то, надо думать, зачерпнутая прямо из адской реки. На каждой ступеньке фигура останавливалась и брызгала на пройденную ступеньку, после чего поджигала ее своим факелом. Ступенька сразу же вспыхивала веселым пламенем.

Призрак уже почти достиг верха башни, когда по неосторожности выплеснул немного жидкости на свою одежду. Искры, летевшие от факела, подожгли материю, окружив фигуру бело-синим сиянием. И факел, и мех полетели вниз, а окутанная пламенем фигура, все еще покачиваясь из стороны в сторону, стояла на лестнице. Руки, мгновенно превратившиеся в обугленные клешни, тянулись к небу. Волосы вспыхнули, как факел, только куда более страшный и грозный, чем любой факел, когда-либо зажженный человеком. Несколько мгновений фигура раскачивалась взад и вперед, как бы колеблемая потусторонним ветром, а затем с воплем, от которого сердце Бекки чуть не остановилось, полетела вниз.

Бекка рванулась вперед.

«Нет, Бекка! — Лицо давно погибшей девушки-призрака проплыло перед глазами Бекки на фоне пожара. — Есть вещи, видеть которые не следует».

Бекка не послушалась. Шаг за шагом она прокладывала дорогу между рядами мужчин, пока не увидела демона, рухнувшего с высоты башни. Череп скалил зубы сквозь лопнувшую и обугленную кожу. Плоть все еще пузырилась, как пузырилась пена на поверхности котла, в котором мужчины вываривают детские скелетики. Запах стоял такой, будто его специально изготовили, чтоб он вечно сопровождал мысли о проклятии и адском пламени, кишевшие сейчас в уме Бекки.

Только размеры тела указывали на то, кому оно только что принадлежало. Только обугленный и дымящийся остаток бального платья говорил, что это женщина. Вернее — девушка.

«Это не человек… — Бекка многократно повторяла слова про себя, чувствуя, что только так она сможет сохранить рассудок, а потому яростно отгоняя от себя всякую другую возможность. — Это не может быть никто, кого я когда-то знала».

Только позднее, когда она вернулась под защиту палаток своего лагеря и не раздеваясь забралась в постель, Бекка подслушала, как ее отец говорит кому-то из мужчин о печальном событии: безумие охватило одну из дочерей Захарии. Эти слова прорвали наконец возведенную Беккой вокруг себя защиту, и она, обхватив обеими руками голову, безудержно разрыдалась.

13