Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс - Лу Психея. Страница 35
– Я могу з-заказать у бабушки еще несколько пар, – предложил Невилл.
– А может, подойдем к этому делу, как волшебники? – задиристо спросил Рон. – Можно трансфигурировать их из какого-нибудь хлама, дома мы так часто делаем.
– «Мы»? – насмешливо спросила Эри, пряча озябшие ладони в рукава.
Рону хватило скромности чуть-чуть смутиться:
– Ну, мама и старшие… а давайте не пойдем просить у Перси! Сами справимся, разве нет?
После долгих мучений, магловской и магической ругани (представители разных миров с удовольствием перенимали плохое друг у друга), и взрывов смеха, варежки и шапки были, наконец, трансфигурированы из простыней. Гермиона была горда собой – до тех пор, пока ровно через полтора часа, прямо посреди «Обороны Хогвартса» (защищали снежную крепость Эри, Невилл и Рон, нападали – Финниган, Томас и хаффлпаффец Макмиллан, Грейнджер была судьей) наколдованные предметы не превратились обратно. Запутавшиеся в ткани защитники крепости были сметены неприятелем, а Рон еще долго издевался над Гермионой:
– Теперь-то я понял! Трансфигурированные тобой предметы существуют ровно столько, сколько длится урок Трансфигурации. Чтобы успеть получить свое «превосходно». А потом бац, и все!
– Ну и что? – злилась девочка. – Нас ведь учат превращать предметы, а не тому, как продлить это превращение.
– На самом деле, – подключился к разговору равенкловец Терри Бут, проходивший мимо с книжкой в руках – видимо, из библиотеки шел. – Трансфигурация изначально была просто практическим умением, а не наукой. Также, как бытовые чары. Идет дождь – превращаешь рубашку в плащ. Нападает зверь – превращаешь первую попавшуюся палку в нож. А потом все возвращается в исходное состояние. Все эти длинные формулы, которые профессор Макгонагалл заставляет учить, сложные движения палочкой – это лишь костыль, подпорка для начинающих. Самое главное – как можно лучше вообразить себе предмет, который хочешь получить. А для этого нужно развивать образное мышление и эйдетическую память.
[прим.авт.: эйдетизм (греч. eidos – образ) – в психологии – разновидность образной памяти, способность к сохранению и воспроизведению чрезвычайно живого и детального образа воспринятых ранее предметов и сцен. Полагаю, волшебники иногда интересуются, что там делается у маглов, и чистокровный маг Терри – он же равенкловец! – вполне мог об этом прочитать.]
Рон закатил глаза, изображая, что падает в обморок. Впрочем, падать он не стал, а ловко выхватил учебник у Бута из рук:
– Ты опять?! Сегодня же суббота!
Обиженная Грейнджер пробормотала:
– Ну вот, еще идиотическая память какая-то, будто просто учить наизусть недостаточно. Терри, а можно узнать, где ты об этом прочитал?..
Эри не участвовала в разговоре: у нее наконец получилось сунуть растяпе Эрни Макмиллану снежный ком за пазуху, и сейчас они вдвоем пытались высушить его одежду. Очищающее заклятье не действовало, а когда она выкрикнула любимое Снейпом Эванеско, Эрни едва не остался без зимней мантии вовсе – она медленно начала исчезать, вместе со снегом. Оба задыхались от смеха.
Позже Эри вспомнила слова Бута, и восхитилась: как точно он выделил эту закономерность! Действительно, сама она трансфигурировала безошибочно и быстро – даже нетвердо помня, как произносится формула превращения. Достаточно было прикрыть глаза и представить желаемый предмет – и вот он уже перед ней. «Это у меня от папы, воображение, он ведь был лучший по Трансфигурации», – подумала девочка с уже привычной гордостью.
Промокшие насквозь первокурсники вернулись к себе, и Невилл, помявшись, убежал в теплицу, к профессору Спраут. Сам он говорил, что это просто самое теплое место в Хоге, но остальные-то знали, в чем дело. Роман Нева с Травологией набирал обороты, декан Хаффлпаффа его явно выделяла, а на его тумбочке, кроме аквариума с жабой, уже стояли три (три!) агрессивных растения. Рон жаловался, что последняя любимица Лонгботтома сжевала его домашку по Зельям – но Эри и Гермиона считали, что это он так пытается уговорить их дать списать.
– Ну что? – спросил Рон, когда они собрались в гостиной, оккупировав ближайшие к камину свободные кресла. – Будем в шахматы играть?
– Нет, я в библиотеку, поищу информацию о Фламеле, я еще в «Развитии современной магии» не смотрела, – ответила Гермиона.
Эри и Рон застонали хором.
Вот ведь заноза застряла, не скажи где! В один из визитов к Хагриду гриффиндорский квартет в очередной раз допытывался, что же такое таинственное было в сейфе в Гринготтсе, что теперь прячут в Хогвартсе? И наивный полувеликан, доведенный детьми, наконец рявкнул: «А ну не суйтесь в это дело! Это никого не касается, кроме директора и Николаса Фламеля!». Настырная Гермиона вцепилась в его слова, как бульдог, и теперь пропадала в библиотеке, пытаясь выяснить, кто же этот загадочный Фламель. Тайна манила и Рона, и Невилла, но они на такие изыскательские подвиги были не способны. Эри не слишком усердствовала: она привыкла прислушиваться к разумным советам, и не искать приключений на свою… скажем, голову. И так сами находят. К тому же дело касалось Снейпа – а ему она продолжала иррационально доверять.
– Смотри, не замерзни там, – напутствовала Эри подругу, когда Гермиона прошествовала мимо них – в толстом свитере, шарфе и перчатках, и с очень решительным выражением лица. – А мы пока поиграем.
Рон довольно улыбнулся.
В порядке «межкультурного обмена» (еще одно словечко Грейнджер) он пытался научить друзей играть в шахматы. Они научились не путаться в фигурах и отличать шах от пата, но на этом дело завязло. Невилла ужасала необходимость принимать решения – любые решения, даже такие, двинуть пешку или слона. А хамоватые, крикливые волшебные шахматы не прибавляли ему уверенности, наперебой советуя прямо противоположное. Он колебался, мучился, и ходил наобум до тех пор, пока уже не нужны были никакие решения – Уизли ставил мат. Гермиону расстраивало отсутствие четких инструкций – как ПРАВИЛЬНО играть. Она не понимала, что шахматы слишком сложны, чтобы можно было написать простой алгоритм, например – «если противник двинул пешку на e4, ходите конем на f6, и никак иначе». Эри про себя думала, что Грейнджер была бы счастлива, получи она книгу с названием вроде «Как надо жить: схема единственно правильных действий». Сама же Поттер просто не любила проигрывать – злилась на Рона и на себя, обижалась не пойми на что, и еле сдерживалась, чтобы не выпалить что-то вроде «зато ты в Зельях полный болван, и во всех остальных предметах тоже!». Она все же пыталась иногда играть с ним – больше для тренировки силы воли, потому что Уизли, беспрестанно вопрошающий «Кто так ходит? Неужели непонятно, о Мерлин, я же десять раз говорил!» – мог вывести из себя святого.
Но это было лишь маленьким недоразумением в снежном, пушистом облаке покоя, в котором Эри находилась. Даже совместные уроки со Слизерином проходили гладко – Малфой притих, не обращал на нее внимания. (Эри предполагала, что он что-то затевает, но не собиралась заранее волноваться; его обещание «тебя тут не будет к Рождеству» явно не исполнилось. Похоже, Снейп спустил «дело о драке» на тормозах). Рон и остальные гриффиндорцы-мальчики пытались дразнить Малфоя, напоминать, как его побила девчонка, но перестали, когда Поттер резко высказалась на эту тему. Сделала она это вовсе не из благородства, просто униженный враг сам по себе опасен. Если же ему постоянно напоминают об этом унижении – нет уж, иметь такое за спиной она не хотела.
Так, тихо и спокойно, подобно падающему снегу, прошло несколько недель, и наступило Рождество. Гермиона и Невилл, вместе с почти всеми студентами, уехали на каникулы, их ждали родственники. Эри и Рон остались, как и старшие братья Уизли – их родители и сестра отправились в Румынию, навестить второго сына, Чарли.
Подарков Эри не ждала – от Дурслей, что ли? – поэтому, когда рождественским утром она увидела кучу свертков на полу, то сперва подумала – это чужие. Лаванде, например, или Салли-Энн, прислал кто-то, не знавший, что они уехали. Но это лежало возле ее собственной кровати, поэтому она нерешительно вскрыла один из свертков. Это оказалась деревянная дудка от Хагрида и записка «Щасливого Рождества, малышка Гарриет». Поттер хмыкнула: пожалуй, дуть в эту свирель мог бы только сам Хагрид, сама она в это отверстие скорее голову засунула бы. Но это все же был подарок, поэтому она ласково погладила темное дерево и положила дудку на тумбочку. К следующему пакету была прикреплена записка – она узнала старательный округлый почерк Гермионы, и, торопясь, дернула бумагу. Шоколадные лягушки… «уже все в курсе, что я сладкоежка»… и толстый том «Стихийной магии». Эри улыбнулась: «наша заучка неисправима!».