Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс - Лу Психея. Страница 41

– Ммм, да? – Та встряхнулась, поправила очки.

– Кто такой Николас Фламель?

– Знаменитый алхимик, изобретатель философского камня, – машинально ответила та, и вдруг встрепенулась, гневно посмотрела на девочку. – А вам до него какое дело?

– Никакого, мэм, – вежливо ответила Эри. – Просто я встретила это имя в магловской книжке, – сочиняла она на ходу, – там говорилось, что это был великий чародей древности. Мне стало интересно, действительно ли он существовал.

– А-а, вот в чем дело, – библиотекарша улыбнулась. – Да, некоторые из волшебников действительно попадают в магловские хроники. Иногда – как «чародеи», маглы хоть и не верят в волшебство, но пишут об этом часто, не понимаю, почему. А иногда – сделав какие-то открытия в магловском мире. Я могу дать вам почитать книгу «Великие целители древности», она магловская, но там практически все наши. Гиппократ, Авиценна, Парацельс. Или «Сотрудничество магов и маглов до введения Статута Секретности» – правда, это пятитомник…

– Спасибо, мадам Пинс, не надо! – бодро ответила Поттер. Грейнджер, ошеломленно открывшая рот, заикнулась, что хочет взять все пять томов, но Эри сделала страшные глаза и потащила ее за собой, в их уголок. Рон и Невилл, которые тоже слышали диалог, едва не смеялись вслух.

Наконец они уселись за своим столом – самым дальним от библиотекарши – и заговорили шепотом:

– Все оказалось т-так просто, – фыркнул Невилл.

– И незачем было зарываться в книги, – с легким злорадством добавил Рон.

Гермиона надулась:

– Я не могла спросить, это ведь тайна. Видели, как она насторожилась?

– Но я развеяла ее подозрения, – ухмыльнулась Эри.

– Да, умеешь ты врать! – выдохнул Невилл с восхищением.

С восхищением? Эри покосилась на Гермиону:

– Опять скажешь, что я на вас плохо влияю?

Та только улыбнулась в ответ.

– Что м-мы тут делаем? – трагическим тоном спросил Невилл.

– То, что давно надо было сделать, – пропыхтел Рон.

Втроем под мантией-невидимкой было тесно и неудобно. Высокий Рон, толстый Невилл (правда, с начала года он немного похудел), и Эри, пихающая однокурсников острыми локтями, помещались с трудом.

Гриффиндорская троица, оставив Гермиону мирно учиться, топала в тот самый коридор на третьем этаже, вход в который был «запрещен под страхом мучительной смерти». Рон, которому фамильное безумие Уизли не давало покоя, ныл и жаловался до тех пор, пока Эри не согласилась разведать, что там такое. Ей самой совершенно не хотелось туда лезть – хватит, уже нашла кое-что «магическое» и «необыкновенное», после чего вдоволь наревелась, позорище. Но бросать безбашенного Уизли одного – не дело.

Эри уже поняла, что если она способна на сумасшедшие поступки в запале, в бешенстве, то у Рона попросту отсутствует предохранительный клапан. У него была настолько благополучная жизнь – в окружении любящей, пусть и бедной семьи, под грубоватой защитой старших братьев – что он просто не понимал, что может умереть, или хотя бы серьезно пострадать. Его самым большим горем была подержанная волшебная палочка и старая метла, самой серьезной травмой – падение с этой самой метлы. Он чувствовал себя бессмертным и неуязвимым – как, наверно, и полагается одиннадцатилетнему мальчишке. И Эри поневоле приходилось за ним присматривать.

А вот Невилл вызвался идти с ними сам. Он трясся от ужаса, но упорно доказывал, что не боится. «У меня, что ли, учится манипулированию?» – подумала Эри с неприятным удивлением, когда Лонгботтом, в пылу спора, произнес:

– Я знаю, вы не хотите меня брать, потому что считаете, что я трус и недостоин Гриффиндора. А еще называете себя моими друзьями!

Естественно, Рон немедленно кинулся убеждать его, что они так не считают, пожалуйста, пойдем втроем, Эр, ты не против?..

Она была не против. Позже тихонько спросила Невилла:

– Ты правда так думаешь?

Тот покраснел, опустил глаза:

– Я… ну, не то чтобы… я думаю, что это не вы так думаете, это на самом деле… это я так думаю. Что я недостоин.

«Ай, молодец! Манипуляция продолжается!» – восхитилась Эри, производя все необходимые словесные упражнения: нет, ты достоин, мы так не думаем, ты стоишь десятка таких, как Малфой, и прочее, прочее.

«Или он действительно так считает?»

У Невилла был самый бесхитростный вид, но Эри сама такой принимала запросто. Впрочем, кажется, Лонгботтом говорил правду. Думал, что говорит правду.

«Когда врут в глаза, все понятно сразу. А если неосознанно пытаются крутить вот так – чувствую себя слепой и глухой. Ладно. Будем считать, что наш мальчик-зайчик чист как подснежник».

– А-а-а!

Даже гриффиндорцы…

Нет, не так.

Даже гриффиндорцы-первокурсники, у которых инстинкт самосохранения еще не успел сформироваться, а храбрость-смелость-благородство аж из ушей хлещут…

И не так.

Даже гриффиндорцы-первокурсники Уизли и Поттер, и Лонгботтом, желающий убедить всех в собственной храбрости – даже они заорали и убежали, вне себя от страха, увидев зверюгу, обитающую в Том Самом Коридоре.

– Я… я больше никогда-никогда! – у Эри подрагивали руки.

Вылетев за дверь, они мчались еще долго, и пришли в себя уже возле гриффиндорской башни.

– Оно м-могло сожрать нас всех за секунду! – Невилл согнулся, оперся руками о колени, дышал тяжело, с присвистом. В квиддич он не играл, и сегодняшняя нагрузка была слишком большой. – К-каждая из трех голов могла сделать «АМ!», и все, н-нас нет!

Рон вытер мокрый лоб:

– Зато мы доказали собственную храбрость, разве нет?

– Рон! Мы в Гриффиндоре, хрен нам что-то доказывать?! Ой, извините.

– Да ничего, – ухмыльнулся Уизли.

Они еще несколько минут шумно дышали, обмениваясь короткими, выразительными и не всегда цензурными комментариями. Эри уже пришла в себя, а вот мальчики, морща лбы, сосредоточенно вспоминали всю грязную магловскую ругань, которую слышали от своей подруги раньше.

– Я что, это тоже говорила при вас?! – поразилась она. – Теперь мне в самом деле стыдно!

Рон засмеялся, спустя несколько секунд к нему неуверенно присоединился Невилл. Будь тут Молли Уизли, она могла бы объяснить про начало ужасного возраста, когда нравится шокировать окружающих, и в том числе – своей речью. Ругательства подходят для этого как нельзя лучше.

(А вот о чем миссис Уизли умолчала бы – это о том, как она счастлива, что весь этот сложный период ее дорогие детишки проводят в стенах Хогвартса).

– К тому же ты неправильно употребил это слово, его… эээ... используют только по отношению к женщинам. К непотребным женщинам, извини, не буду пояснять. Сам понял? Отлично. Я не думаю, что эта собачка была девочкой, да еще и легкого поведения… Нев, хватит ржать! Давайте серьезно. Вы видели, что зверюга стоит на люке?

– Как это ты разглядела? – удивился Рон.

– Развивайте наблюдательность, маглы этому учат. Ну, я так думаю, мы нашли, где прячут ту таинственную штуку из Гринготтса – этот мутант ее охраняет.

– И не т-таинственную, Гермиона же сказала, что это, скорее всего, философский к-камень Николаса Фламеля.

– Да какая разница, что там? Мы же не собираемся превращать все в Хогвартсе в золото? Значит, нам он не нужен. Выяснили тайну – хватит. И, Рон, если я еще хоть раз поддамся на твои подначки, что мне слабо!..

– Ага, зарекалась Ласка в курятник лазать...

Загадка разрешилась, и Эри не собиралась больше ломать голову по этому поводу. Философский камень хранится в Хоге? Да хоть сокровища Нибелунгов, в самом деле. Нас это не касается, своих проблем полно.

Например, Зелья…

На первом уроке профессор Снейп сперва ехидничал в своем обычном стиле («Да, сэр» и «Конечно, сэр» вместе с нежнейшей улыбкой – лучшая реакция, верный способ довести его до белого каления), а потом неожиданно спросил:

– Поттер, это из-за вас мне заново придется варить Зелье Прозрения?