Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Хеннен Бернхард. Страница 33

Люк не мог этого себе представить, это было чересчур. Но найти нужные слова, чтобы объяснить Леону, что он не святой, юный Лев не мог. Потому что он им точно не был! Он — просто мальчик.

— Я…

— Нет, Люк. Доверься мне как старшему и мудрейшему из нас двоих. Я распознал тебя. Я видел твое сердце глубже, чем можешь это сделать ты. Ты — то, что я сказал тебе, хотя сейчас ты этого принять и не можешь. — Он вздохнул. — Я сам очень хорошо помню свои ощущения, когда брат Ален, бывший примархом до меня, открыл мне мою силу. У меня было такое ощущение, точно я, будучи мальчиком, должен надеть доспехи, выкованные для взрослого мужчины. Но он оказался прав во всем. Я знаю, какое бремя налагаю на тебя, Люк. Если ты будешь доверять мне, тебе будет легче нести его. Ты еще доверяешь мне после всего, что между нами произошло?

Люк ответил не сразу. Слишком свежо было воспоминание о тени меча. Если бы вчера он не оправдал все ожидания примарха, то гнил бы сейчас где-то в лесу в какой-нибудь безымянной могиле. И никто из его братьев и сестер по ордену никогда бы не узнал, что с ним произошло. Он долго смотрел на Леона. У него возникло ощущение, что старик боится его и опасается, что Люк откажется. Но может ли Лев поступить так, если Господь избрал его для особой цели? Не будет ли дерзостью пренебречь даром божьим? К тому же было похоже, что Леон действительно искренне хочет помириться с ним.

— Я буду доверять тебе, — сказал он.

— Тогда положи руку на сердце и поклянись, что никогда не выдашь тайны ордена Святой Крови.

Люк положил правую руку на сердце.

— Клянусь, — торжественно произнес он.

Старик громко вздохнул.

— Хорошо, брат мой. Что ты знаешь о Древе Крови, о гербе Нового Рыцарства?

Вопрос был настолько легким, что он показался Люку немного обидным. Он мог бы ответить на него даже еще до того, как впервые встретился с Мишель. Каждый ребенок знал, о чем говорят знаки Церкви.

— Когда Другие взяли в плен Гийома, они привязали его в Анискансе к большому дубу перед старой храмовой башней. Они хотели заставить его очернить Тьюреда. Поскольку тот не согласился, они стали пытать его. Их стрелы пронзали его руки и ноги до тех пор, пока дуб не обагрился кровью святого. Когда он устоял перед пытками, они сожгли его вместе с дубом. Итак, Древо Крови — это дуб, на котором Гийом принял страдания. Древо Праха — знак его смерти, за которую следовало отомстить.

Леон хлопнул в ладоши.

— Хорошо выучил, мальчик, я сам не сказал бы лучше. Но есть еще и другая, скрытая история. Она является тайной Братства Святой Крови. У Гийома был сын, Святой Жюль. Он был странником, обновившим Церковь Тьюреда и основавшим орден Древа Праха. Он хотел подарить Церкви меч, чтобы в будущем она не была беззащитна перед кровавыми злодеяниями Других. А еще Жюль был мужчиной с добрым сердцем, которому легко открывались сердца женщин. Никто не может сказать, сколько детей он зачал. Так же, как и Гийом, Жюль был сильным целителем. Он унаследовал дар от своего отца и передал его своим потомкам. До сих пор рождаются правнуки святого Гийома, у которых в крови данный ему Господом дар.

Леон выжидающе смотрел на него.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Люк понял, что это может означать. Но это было настолько чудовищно, что он не мог решиться вымолвить это.

— Этого не может… Я не…

Старик схватил его за руки.

— Да, Люк. Ты — правнук Гийома, и в твоих жилах течет освященная Тьюредом кровь. Наш герб, Древо Крови, имеет два значения. Одно из них известно каждому ребенку, как ты уже говорил. Но второе, скрытое толкование, известно только Братству Святой Крови. Герб — это наше отражение. Отражение нашей родословной. Гийом и Жюль — это ствол. Потом дерево начало выпускать ветки. Мы и есть Древо Крови, Люк.

Мальчик почувствовал себя совершенно огорошенным. Леон, наверное, ошибается!

— Я всего лишь сын оружейника. Ты, должно быть, ошибаешься. Я…

Старик меланхолично улыбнулся.

— Нет, на этот раз — нет, Люк. Вчера я наконец-то распознал тебя.

Улыбка замерла. У Люка возникло ощущение, что Леон хотел что-то сказать ему, но потом все же решил промолчать.

— Тебе знакомо чувство, что ты не такой, как другие? Что с тобой что-то не так?

— Да, — выдавил он из себя. Господи, как же хорошо знакомо ему это чувство! Два года, с тех пор как рыцари в вороньих масках пришли в Ланцак, оно мучило его каждый день. Да и раньше он подозревал, что с ним что-то не в порядке.

— Ты — единственный, кто пережил чуму в своей родной деревне. Ты необычаен. Прости мне, что я считал тебя подкидышем. Но ведь и силы Тьмы мощны. И оружие их — подлость. Однако ты — избранный Господа. Но и это должно остаться тайной, потому что слишком многочисленны наши враги. Мы тоже сражаемся втайне. Даже наши братья и сестры не должны знать, кто мы. Ты увидишь, это самое тяжкое бремя из всех. Сможешь ли ты нести его?

Люк знал, что ничего не скажет. Он ведь поклялся. Но он немного побаивался Гисхильды. Она умела заглянуть ему прямо в сердце. Как же ему скрыть от нее эту тайну?

— Я буду верен Братству Святой Крови. И буду во всем слушаться тебя, брат Леон.

— Ничего другого я и не ожидал. — Примарх со вздохом поднялся. — Пусть тебе дадут в конюшнях лошадь, Люк. Менее чем через час твои Львы получат свой герб. И не отчаивайся. Позорное пятно тоже может привести к славе. Мы, Львы, никогда не ищем легких путей. Зато все нас знают, пусть даже не все любят.

Отмеченные

Он ехал, отпустив поводья. Медленно, словно не хотел прибыть на место. Странно видеть его на лошади, подумала Гисхильда. Он казался каким-то сломленным, со своим пустым рукавом, который лениво трепал ветерок. Лицо Друстана не выражало ничего. Что он им несет? В уцелевшей руке он сжимал щит, который был завернут в лен и пока еще был скрыт от их взглядов.

На Друстане была безрукавка со шлицами. Магистр был опоясан рапирой, которой больше не пользовался. Гисхильда впервые видела его чисто выбритым. Но он казался печальным… не гостем, едущим на праздник…

Все они уже более часа стояли перед башней. Незадолго до рассвета Леон отпустил ее. Казалось, он ничего не заметил. Не обследовал ни дверь, ни зарешеченное окно. Сначала Гисхильда огорчилась. Но теперь испытывала облегчение.

Всю дорогу от замка до их башни она бежала. Она надеялась застать Люка в бараке. Леон обещал ей! Она спасла его, пусть даже ему нельзя этого говорить. Но Люка здесь не было!

Но он придет! Не может же Леон так поступить.

Друстан достиг подножия холма, неловко спешился. Ни один из Львов не бросился помогать ему. Всем было известно, что он этого не терпел.

Тяжелый щит выскользнул и упал в пыль.

Стоявший рядом с ней Рене застонал. Мальчик выглядел безупречно, как всегда. Его светлые волосы сверкали в лучах утреннего солнца. Его кожа была настолько светлой, что под ней видны были кровеносные сосуды. Даже долгие недели на галере не смогли ничего сделать с его бледностью. Он казался Гисхильде удивительно нереальным. Эльфам бы он понравился, если бы не посвятил себя Древу Крови. Так же, как и она сейчас. Гисхильда судорожно сглотнула.

Рамон бросился навстречу Друстану. Магистр поднял руку и пробормотал что-то невнятное. Но Рамон и не собирался помогать ему. Он поднял щит и отряхнул пыль с ткани.

— Где ты была прошлой ночью? — прошептал ей на ухо Раффаэль. — Я скучал по тому, как ты украдкой подсматриваешь за тем, как я целую других девочек.

Гисхильда проигнорировала его. Дурак! И как у него получается, что все позволяют ему себя целовать? Даже Бернадетта…

— Мы всю ночь наслаждались музыкой Рамонова желудка. Это было страшно. И Друстан исчез… Не говоря уже о Люке. Ты знаешь, что происходит?

— Может быть, с нас хватит уже твоей болтовни.

— Ой… Моя роза сегодня выпустила шипы.

— Тебе не хватает меня для коллекции? Иначе ты мог бы считать, что перецеловал всех девочек из нашего звена?