Приносящая надежду (СИ) - Воронина Тамара. Страница 136

– А вот это и есть счастье, наверное, – вдруг сказал он. Шут удивленно посмотрел, но не потому, что не согласился, а потому, что Маркус не склонен был к разного рода обобщениям. – Ну… то есть… Когда ты ничего больше уже не хочешь и полностью удовлетворен жизнью. Я понимаю, что это ненадолго, что зачешется скоро, засвербит, но ведь и это – счастье. Ну и пусть этот чокнутый путается под ногами. Справимся. Я ведь даже не знаю, почему мне не хотелось его убивать. Ведь мог. Я точно знаю – мог.

– Пожалел, – пожал плечами шут. – Я думаю, пожалел. Он ведь не знает такого простого счастья.

– Да я вроде не сильно жалостливый, – удивился Маркус.

– Зато справедливый, – заявила Лена, и спорить с этим никто не стал. Маркус нагреб еще земляники, слизнул потекший по ладони сок. А в Лену уже не лезло. Откуда взялась корзинка? Собственно, откуда брались все вкусности на ее столе? Эльфам нравилось ее угощать. Ей нравилось печь им незатейливые тортики и печенье. Им всем нравилось быть вместе и заботиться друг о друге. Лена даже тешила себя мыслью, что все это не потому, что она Аиллена, Дарующая жизнь, а просто замечательная баба Лена Карелина… Свою фамилию она повторяла часто, потому что боялась забыть. У эльфов не было фамилий. Если требовалось уточнение, то уточняли: сын того-то. Кайл, сын Милита. Гарвин, сын Лиасса. Лиасс был в единственном числе. В честь Милита ребенка назвать было можно. В честь Лиасса, вероятно, тоже можно, но никто не называл. При этом в магию имен эльфы не верили. Имя – оно имя и есть. Чтоб называть. И не путать.

А у людей были фамилии, как и в мире Лены… господи, она уже не говорила «дома». Давно не говорила… Вот Рош был Винор, Маркус – Гарат, Карис – Кимрин, а Родаг – Гимус.

Качели качнулись, и мир померк. Что-то сверкнуло, грохнуло – и снова стало светло, солнечно, только это уже была не Сайбия. Лена, поднимаясь с земли не без помощи шута – здесь, не было качелей, потому она чувствительно приземлилась на соответствующее место, протянула руку Маркусу, чтобы Шагнуть обратно, но что-то ударило в бок, и она начала заваливаться на шута – ноги неожиданно отказали. Маркус и шут поддержали ее, и Маркус выругался коротко и смачно, а Лена охнула, когда его рука обхватила ее талию. Он отнял руку – она была в крови. Шут опустил ее на траву, положил ее голову себе на колени. Маркус сорвал с себя куртку, рубашку и начал эту рубашку драть на полосы, как партизан в старом советском кино, а шут зажимал рукой дырку в боку, из которой бежала кровь.

– Что? Болт?

– Ну а что еще? – раздосадованно отозвался Маркус. – Внутрь ушел. Черт… Что делать будем? Она же не сможет… Зови…

– Не получится.

Корин Умо пытался скрыть злорадство, но оно лезло отовсюду: глаза сияли, голос дрожал, рожа лоснилась. Лена шевельнулась – и сразу перестала, потому что стало так больно, что захотелось сразу умереть. Навсегда.

– Эх, а я без меча, – с куда большей выдержкой досадливо бросил Маркус.

– Ты всерьез решил, человечек, что я буду драться с тобой? На мечах? Ты – муха, от которой можно отмахнуться, а если надоест – прихлопнуть.

Маркус, презрительно повернувшись к нему спиной, уже спустил с плеч Лены платье, высвободил руки и быстро и крепко перетягивал обрывками рубашки, как корсетом, пространство от лифчика до юбки. Шут ласково поглаживал ее руку и говорил стандартные бессмысленные слова, которые были вовсе не важны, потому что важен его голос, его интонация… даже легче стало. На эльфа он тоже не смотрел.

– Я блокировал этот мир. Никакой амулет не поможет. Вы не сможете никого позвать. А она не сможет сделать Шаг. Вот и вся ваша хваленая власть над мирами кончилась. Так и сдохнете тут. Вы-то нет, вы выживете, но посмотрите, как она умирает. Похороните. И что дальше?

– Отвали, трепло, надоел, – отмахнулся Маркус, не оборачиваясь. Он был занят: укутывал Лену своей курткой. Корин рассчитывал на другой эффект, но ни Маркус, ни шут не обращали на него внимания. Как не обращал внимания на толпу привязанный к кресту Милит. Ну, копошится там что-то под ногами, червячок, ну да не до рыбалки. Шут прижимал ее к себе, как ребенка, Маркус поглаживал руку. Было почти не больно, если не шевелиться и дышать неглубоко, правда, холодно, но от шута шло живое мягкое тепло. Как от печки. Стало даже уютно. Ничего. Придумают что-нибудь. Шут может позвать дракона и без амулетов. Вряд ли Корин способен контролировать… а как это сказать? ментальное пространство? Впрочем, кто его, психа, знает. Переклинило мужика на ненависти к людям на основе тяжелого прошлого. Но как можно ненавидеть Маркуса? Или Кариса? Или Родага?

Губы шута прикасались к ее щеке, и дыхание тоже согревало. Почему у него такие глаза? И Маркус туда же – смотрит, будто в последний раз. Наверное, остаточное влияние крабберов.

Корин Умо все не унимался:

– Ну как ощущения, человечки? Как вы слабы, даже беспомощны, ни на что не способны…

Он говорил долго, обличал и клеймил, но так как его никто не слушал, голос его угасал, словно кто-то постепенно убавлял громкость. Тогда он решил испепелить их на месте или что-то в этом роде, сделал короткий жест, граничащий с неприличным, но ничего не случилось. Он забавно растерялся, пробормотал что-то – с тем же эффектом. Тогда, нахмурившись – ему, кстати, эта гримаса шла, придавала какую-то значимость, он вскинул руки и выдал, наверное, убойное заклинание. Лене показалось, что она увидела какие-то искры… только все равно ничего не случилось. Никак не удавалось беспомощных человечков уничтожить. Кинжалом резать пойдет? Вряд ли. С кинжалом тут очень неплохо умеют управляться. Лена улыбнулась, глядя на эльфа. А шут и Маркус даже повернуться не соизволили.

Кровь, похоже, не останавливалась. Слабость была жуткая, но как хорошо, что шут не положил ее на траву, а продолжал держать на руках, как маленькую. Какое тепло идет от него, мягкое, приятное, обволакивающее… Как хорошо, что руки Маркуса волосы поправляют. А почему я не могу сделать Шаг? Вообще, это, вероятно, классическое заблуждение. То есть Странницы – не могут. А как насчет Аиллены Светлой? Что там советовал великий ар-дракон, любитель пародировать разные мультики? Вспомни о самом необходимом. Чайник на плите оставила, чулок не заштопала, шута не поцеловала… Это не годится. Чайник снимут, заштопанные чулки убраны в сундук по причине лета, шута можно и тут поцеловать… Мысли читает! Желания угадывает. И целует. Нежно-нежно.

Ох, а ведь в Тауларме уже паника, Милит с ума сходит… Но Милит не сойдет, а Гарвин – Гарвин может, и никакой Лиасс его не остановит…

– Быстро! – заорал Маркус. – Гарвина ищите!

– Я позвал, – сказал шут, – он сейчас… вот уже.

Откуда он взялся? Он не мог открыть проход, потому что на нем браслет, не позволяющий использовать магию. Целительство, между прочим, тоже магия. И что? Гарвин протянул шуту руку.

– Сними это с меня, Рош.

И шут не стал говорить, что не умеет, а просто повозился – и снял. Гарвин сильно вздрогнул и скривился. Должно быть, снимать тоже больно… или магия пляску устроила на радостях.

– Положи ее на траву. Так… понятно. Держите крепко, чтоб даже шевельнуться не могла. Орать будет – пусть орет. Не пугаться и меня по голове не бить. Трудно будет…

Нет, Лена не орала. И не дергалась. Можно было и не держать. Какое там… было так больно, что небо почернело и скрылось. Долго-долго. Бесконечно почти. А потом пропало сразу все.

* * *

Шут сидел рядом на стуле и держал ее за руку. Лена заморгала. А как, собственно, она оказалась в своей собственной кровати? В своей собственной комнате? Шут улыбнулся одними глазами. Он был очень бледный, щеки, и без того не толстые, просто ввалились, словно он неделю не ел. Лена хотела пожать его пальцы, но не получилось. Она недоуменно посмотрела на свою руку. Рука была неприлично тонкая. Усилие оказалось непомерным. Лена закрыла глаза.