Шайтан-звезда - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 66

Юноши Хиры часто встречались на ристалищах, и метали копья, и играли в кольцо, и они любили конные игры, где нужно гонять по полю мяч длинным джоуганом. А я ничего этого не умела, и всякий раз отговаривалась болезнью, и из-за этих отговорок на меня стали смотреть косо. И это тоже удручало меня.

Вот в каком состоянии я пребывала у ювелира, но не прошло и месяца, как судьба моя переменилась.

И вот в лавку, где я сидела, вошел как-то купец из купцов Индии, и я показывала ему товар, и рассказывала о свойствах камней, и вдруг он говорит мне:

– О дитя, у меня в доме есть оружие, рукоятки которого украшены многими камнями, и я хотел бы заменить камни, а старые продать. Не согласится ли хозяин лавки пойти со мной, и оценить камни, и вынуть старые, и вставить новые?

Я позвала невольника, и велела ему сходить за ювелиром, потому что видела богатство этого купца и не хотела упускать выгодного дела. И ювелир пришел, и поговорил с купцом, и вдруг оказалось – они давно знакомы, но превратности лет состарили им обоим лица, так что они не сразу узнали друг друга. И ювелир велел мне пойти с купцом и осмотреть камни, а потом прислать с невольником записку, какие новые камни потребуются, чтобы он нашел их в наших запасах или же при необходимости купил и сам явился с ними к тому купцу, а звали его Кумар, у нас же он получил прозвище аль-Сувайд, по причине своего темного лица и малого роста, ибо, если бы он был черен и высок, его можно было бы называть аль-Асвад.

И я подумала, что если пойду с тем купцом, он мне много расскажет об оружии, и покажет, как держать его в руках, так что в собрании юношей я буду равноправным собеседником. А я еще не оставила надежды отыскать в Хире царевича Салах-эд-Дина.

И я пошла с аль-Сувайдом, и вошла в дом, который он снял на время пребывания в Хире, и купец открыл свою оружейную, и я растерялась – так много было там дорогих ханджаров, мечей, щитов, а также вещей, назначение которых было мне непонятно. И я обходила их, и смотрела на них, и записывала позолоченным каламом на рисовой бумаге все, что касалось камней, но в руки это оружие не брала.

А купец наблюдал за мной, и он догадался, что я не тот, за кого себя выдаю, и ласково обратился ко мне:

– О доченька, что заставило тебя остричь волосы и сменить одежду? Если в человеческих силах помочь тебе, то я выручу тебя из беды.

И я доверилась аль-Сувайду, и рассказала ему, что пала жертвой колдовства старухи аз-Завахи и мудреца Барзаха, и лишилась дочери, и не могу выполнить свой договор с царевичем, потому что он пропал неведомо куда, а также рассказала со слов аз-Завахи о споре между Барзахом и Сабитом ибн Хатемом.

И купец выслушал меня, и подумал, и сказал мне вот что:

– О доченька, ты должна принести жалобу повелителю мудрецов и звездочетов, и показать ему договор между тобой и царевичем Салах-эд-Дином, ибо для правоверного слово должно быть свято, а тебя его ученики вынуждают его нарушить. Но повелитель мудрецов и звездочетов – сам великий мудрец и маг, одолевший смерть, и он обитает в подземных дворцах, и нет нам к нему пути. Чтобы принести жалобу, ты должна отыскать прославленного мага из его учеников, и заручиться его поддержкой. А их, насколько мне известно, очень мало, и они скрываются от людей и заняты только своими заботами. Я знаю человека в Индии, который оказал одному из наших магов большие услуги, и я закончу кое-какие дела в Хире, вернусь в Индию и выясню, как свести тебя с ним. А весь свой дом и все оружие я до возвращения оставлю на тебя, о Захр-аль-Бустан, но с двумя условиями. И первое – ты заменишь камни в рукоятках, проследив за тем, чтобы я немного потерял от этого в деньгах, а второе – ты каждый день будешь приходить сюда и встречаться с моим черным рабом по имени ад-Дамиг, а он будет тебя учить обращению с нашим оружием.

– Ради Аллаха, к чему мне брать в руки оружие? Разве этим сильны женщины, о дядюшка? – спросила я.

– Да будет тебе известно, о доченька, что владыки Индии окружают себя стражей из женщин, и когда они едут в храм, то справа и слева идут или едут на лошадях телохранительницы с обнаженными мечами. И для этого часто нанимают свободных гречанок или покупают их на рынках рабов, чтобы обучить воинскому ремеслу. И этими женщинами владыки гордятся друг перед другом, и похваляются их красотой и искусством во владении ситхаком, баной, витой или куттаром, – отвечал мне аль-Сувайд.

Последнее слово чем-то изумило меня. Мне показалось, что я уже когда-то слышала его и знала, что оно означает.

– О дядюшка, а что такое куттар? – спросила я. – Мы не знаем такого оружия, а ведь я была на ристалищах, где учатся сражаться здешние юноши, и видела все, что способно колоть, рубить и причинять раны.

– Вот он, попробуй, каков он в руке, ради Аллаха, – сказал аль-Сувайд.

Я увидела оружие, и протянула к нему руку, и рукоять легла мне в ладонь, словно созданная для моей руки.

Это был короткий прямой меч, и рукоять его оказалась такова, что меч служил как бы продолжением вытянутой руки, он словно вырастал из косточек моего сжатого кулака. От этой диковинной рукояти отходили две железные палки, каждая в два моих пальца толщиной, и они простирались с двух сторон от косточек кулака до самого сгиба локтя, защищая руку от удара противника.

– Возьми куттар и в левую руку, о доченька, – подсказал аль-Сувайд. – Разве ты не видишь, что перед тобой лежат парные куттары? И правый из них – длиннее, а левый – короче, но он более крепок и надежен в качестве щита. Если ты подставишь его под занесенный ханджар, рассчитав при этом угол, то ханджар соскользнет, не причинив тебе вреда, а твоя рука, вильнув подобно змее, вонзит острие противнику в гордо!

Я сомкнула пальцы на рукояти другого куттара, и выставила оба перед собой, и взмахнула руками крест-накрест, так что одно лезвие со скрежетом прошло по другому лезвию, и вес куттаров был таков, что я могла бы поражать ими без устали!

– Ты говоришь, что видела все, способное колоть, рубить и причинять раны, – сказал аль-Сувайд, – однако, что же это было, кроме сабель, ханджаров, луков со стрелами, дротиков-митрадов и бедуинских копий о двух и о трех остриях? Да и то ваше оружие, о дети арабов, сковано из индийской стали! О доченька, когда ты сказала «куттар», я уже знал, что ты, не видя его, полюбила его! В каком еще оружии сочетаются свойства меча и щита?

– О дядюшка, разве женщинам дано любить оружие? – спросила я, не выпуская из рук обоих куттаров. – Разве это – не занятие мужей, львов пустыни? Я замужняя женщина, и у меня уже двое сыновей, и я родила дочь, которую у меня похитили! Мое дело – служить мужу и своему семейству, вести дом и соблюдать закон Аллаха, а ведь в нем ничего не сказано о том, что женщины должны браться за оружие!

Но я всем сердцем желала, чтобы аль-Сувайд нашел доводы, которым я покорилась бы, и душа моя прилепилась к этим двум куттарам, и никакая сила, казалось мне, не смогла бы разжать теперь моих рук, сомкнувшихся на рукоятях.

– Там ничего не сказано также и о том, посещал ли пророк Мухаммад хаммам, о дитя, – вполне серьезно возразил аль-Сувайд. – Однако правоверные ходят туда и получают наслаждение. А что касается оружия, то сказал пророк, что трем играм соприсутствуют ангелы: забавам мужчины с женщиной, конским бегам и состязаниям в стрельбе. Так что он в наивысшей мере одобрял луки, стрелы и тех, кто занимается стрельбой.

Когда аль-Сувайд заговорил о хаммаме, мне с трудом удалось удержать смех, ибо я сама не раз пререкалась о том же с моими братьями.

– Если бы ты была обычной женщиной и считала себя способной лишь на угождение мужу, ты не оказалась бы здесь, в моем доме, с куттарами в руках, которые словно приросли к твоим ладоням, – продолжал он. – Ты оплакала бы утраченного ребенка и поспешила бы к мужу, чтобы он поскорее познал тебя и ты могла родить другого ребенка, а не отправилась на поиски одному Аллаху ведомо куда! Кстати, погляди, о доченька, что лежит перед тобой. Эти длинные куттары называются пата, но они тебе еще не по руке.